О сказке, как мифе...

Идея написать данную книгу возникла по прочтению в Рязани в 2018 г. автором ряда лекций, посвященных смыслам нескольких сказок, традиционно относимых к детским. Аудитория, слушая реально бытовавшие в народе, неадаптированные для современных детских сборников варианты этих известных всем и каждому незамысловатых историй для детей, мягко говоря, была несколько шокирована. Мифологическое содержание сказок, раскрываемое на основе подлинно народных версий, позволило по-новому взглянуть как на эти сюжеты, так и на их назначение. Данные наработки показалось логичным объединить под одной обложкой вместе с разбросанными по разным моим книгам экскурсами в области сказки, проведенными через призму поиска мифологических истоков. Так и появилась на свет лежащая перед вами работа, включающая как старый, так и новый материал.

Нам в целом привычно считать сказки вообще этакой забавой для детей. Вроде бы как взрослые – родители или дедушки-бабушки – рассказывали их на ночь детям-внукам, чтобы те угомонились и заснули под мерное течение истории. Эта патриархальная картина в целом верна. Такое использование сказок действительно известно и их гипнотическое воздействие сомнений не вызывает. Равно не ставится под сомнение и назидательный элемент этих историй – сказка должна чему-то научить ребенка через внушение, своеобразное программирование, легче всего проходящее при неактивном состоянии сознания. Такую же функцию выполняют некоторые колыбельные песни, исполняемые для самых маленьких, еще не способных вникать в сюжеты сказок.

1. И хотя все это верно, считать сказки – исключительно детским фольклором – ошибка. Собирателям сказок, этнографам, действовавшим «в поле» и заставшим период, когда сказка еще активно бытовала, хорошо известна другая сторона вопроса. Сказка вполне жанр для взрослых. И речь не столько о сказках с подчеркнуто непристойным содержанием, так называемых «заветных», эротических, но и о волшебных и богатырских сказках, где речь идет о колдунах и витязях, чудищах и чудесах, волшебных предметах и говорящих зверях. Вот лишь один пример бытования сказок среди взрослого населения, приведенный братьями-этнографами Б. и Ю. Соколовыми: «Специальным условием развития и жизни сказки /…/ является самый характер крестьянских работ. Во-первых, рубка в лесу. Зимой в глухом лесу, далеко от жилья, собирается часто целая деревня – и мужики, и бабы, и дети. Днем тяжелая работа, а как стемнеется – заслуженный отдых у горящего очага. /…/ Каким желанным человеком является тогда сказочник! Среди дремучего леса, трещащих от мороза деревьев, под вой волков, у горящего огня – какая подходящая обстановка, какая благоприятная почва – для волшебного полного всевозможных страхов рассказа! /…/ Не меньше, чем совместная «артельная» жизнь в лесу /…/ поддержанию сказки в Белозерском крае содействует рыбная ловля. Рыболовы, уезжая в озера на долгое время и забросив там свои сети или дожидаясь попутного ветра, должны проводить много времени в вынужденном бездействии, а потому они особенно благосклонно относятся к сказочнику. /…/ Они обещали сказочнику известную часть улова, лишь бы он не отказался ехать с ними на промысел. Также процветают всевозможные рассказы в оригинальном деревенском клубе – на мельнице. На мельницу стекается много мужиков, и в ожидании своей очереди они бывают принуждены иной раз проводить несколько дней. Сказка и здесь – лучшее и наиболее привлекательное средство скоротать время» (Соколовы, С. 95-96). Из чего определенно следует, что сказка служила и для развлечения взрослых, выступая для них своеобразным аналогом радио, современного просматривания кинофильма или чтению (аудио)книги, когда зритель / читатель / слушатель следит на протяжении некоторого времени за похождениями героев истории. Хотя, разумеется, вряд ли в эти годы в такой аудитории, на артельной рубке леса или рыбном лове, уже озвучивались истории наподобие недолгих похождений Колобка или же о коллективной добыче необычайно крупной репы.

2. Исследователями давно подмечена связь сказки с мифом и религией. Последнее легко обнаруживается, когда в истории герою приходится идти к Богу, противодействовать человекоподобной Смерти, посещать небо, Рай и Ад. Мифология в сказках видна, пожалуй, только взгляду специалиста, способного провести соответствующие параллели между реалиями волшебной сказки и мифологическими сюжетами. Сказку вполне уместно считать упрощением или продолжением архаического мифа – канва сказки иной раз порождение мифологического сюжета, а иной раз мифом, переродившимся в сказку: «Собственно сказочная семантика может быть интерпретирована только исходя из мифологических истоков. Это всё та же мифологическая семантика, но порой уже оторванная от племенных верований и принявшая некоторую поэтическую условность, а также испытавшая известный сдвиг от космического к социальному и индивидуальному» (Мелетинский 1998, С. 17). В другой своей работе Е.М. Мелетинский говорит про «историческое стадиальное соотношение между мифом и сказкой» и «архаический и синкретический характер мифа, в принципе предшествующего волшебной сказке» (Мелетинский 1995, С. 56). А.Н. Афанасьев полагал, что мифологические основы имеются и у «большей части детских сказок, посвященных животным» (Афанасьев 2, С. 742). Наконец, можно привести лапидарное высказывание В.Я. Проппа, читающееся как формула: «когда герой теряет свое имя, а рассказ теряет свой сакральный характер – миф и легенда превращаются в сказку» (Пропп, С. 227).

Этот тезис вполне доказуем. Как подытоживает М. Элиаде: «миф излагает сакральную историю, повествует о событии, произошедшем в достопамятные времена «начала всех начал». Миф рассказывает, каким образом реальность, благодаря подвигам сверхъестественных существ, достигла своего воплощения и осуществления, будь то всеобъемлющая реальность, космос или только ее фрагмент /…/ Это всегда рассказ о некоем «творении», нам сообщается, каким образом что-либо произошло, и в мифе мы стоим у истоков существования этого «чего-то» (Элиаде, С. 15-16). Так, отчетливо виден след этиологического мифа в ряде сказок. Богатырь Бур-Храбер наказывает тех, кто выдал его победы над змеями за свои: «Он одному провел по головы так спереду до заду – волосы вси облезли. С тех пор плешачи пошли, до этых пор не было плешатых. А другому на голову руку приклал – горбатым стал. До тех пор горбатых не было, а с тех пор горбачи пошли» (Пудож, № 1). В украинской сказке Кирило Кожемяка убивает змея, что приводит к возникновению кровососущих насекомых: «От же Кирило зробив трохи й нерозумно: взяв ёго, спалив да й пустив по вiтру попел; то з того попелу завелась вся тая погань – мошки, комарi, мухи. А як-би вiн узяв да закопав той попел у землю, то нiчого б сёго не було на свiтi» (Кулиш, С. 30). В сказке о чудесном жернове / меленке (СУС 565) подаренный Богом или чертом чудесный предмет мелет всё, что ни пожелаешь, главное знать слово, и вот когда человек его забывает или жерновом пользуется тот, кто слова не знает, жернов, намоловший горы соли, приходится выбрасывать в море: рус. «А жернов продолжал молоть соль и сейчас еще молет. Вот поэтому вода в море соленая» (Митропольская, № 122), укр. «I вверг той млинець у море, та вiн там далi молов. I тому море солене» (Зинчук 18, № 19). Сказки на сюжет «Рыбак и золотая рыбка» (СУС 555) рассказывают о происхождении медведей из людей, не сумевших остановится в своей жадности, выказывая своему чудесному дарителю (дереву, птице) все более неумеренные требования: «Идет старик домой. Отворил дверь, а старуха сделалась медведицей и побежала в лес. А старик испугался и вдруг тоже сделался медведем и побежал в лес. И с тех пор завелись медведи в лесу» (УИМ, № 139), «Липка и говорит: «Будь же ты медведем, а жена медведицей!» И стал он медведем, а она медведицей. Вот и пошли медведи» (Худяков, № 37). Превращать людей в новых существ этого мира, создавать новых существ этого мира, изменять людей – все это под силу лишь высшим существам. Здесь их уже нет в виде фигур богов, и потому истоком названы чудесное дерево, могучие богатыри, но за этими сказочными образами стоят все же божества или полубоги, ибо другим такие деяния не под силу.

3. Также хорошо известно, что детским фольклором и обрядом зачастую становится фольклор и обряд взрослых, постепенно исчезающие из репертуара старшего поколения. Фольклорные тексты «спускаются» в детскую среду, разрушаясь и упрощаясь. Это, обычно, конечная стадия бытования их, однако, все еще позволяющая фиксировать уходящие жанры, судить о них. Вот что пишет Н. Велецкая относительно связи серьезного ритуала и детской забавы: «ритуал трансформируется в драматизированное действо, сохраняющее частично функциональное содержание, а вслед за тем – в молодежное игрище. Функциональное содержание его утрачено и забыто. Последняя ступень перед исчезновением из народной традиции и окончательным забвением – детская игра. Тем не менее, для анализа древнего обычая, реконструкции ритуала и детская игра иногда может содержать элементы, позволяющие если не реконструировать его целиком, то понять существенные моменты, важные для восстановления утраченных звеньев во многих частях разорванной цепи. От элемента социального уклада до превращения в пережиточное явление, в драматизированный элемент обрядности, а затем в молодежное игрище, и, наконец, в детскую игру языческий ритуал проходит длительный, сложный путь превращений» (Велецкая, С. 76-77).

Данное вступление понадобилось нам для обоснования следующей цепочки положений: «детские» сказки, вероятно, могли иметь своим истоком сказки взрослой аудитории; сказки могут иметь связь с мифами. Здесь мы обратимся к рассмотрению мифологических истоков, более-менее вероятных, ряда «детских» сказок. Это, во-первых, весьма недлинные тексты «для самых маленьких», известные каждому и публикуемые в обязательном порядке едва ли не во всех сборниках детских сказок. Во-вторых, несколько более пространные сказки, исследователями уже рассмотренных, но мифологический пласт которых остался вскрыт, на наш взгляд, не полностью. В-третьих, это некоторое количество практически полностью уже исчезнувших докучных сказок, необычайно коротких, но столь же необычайно интересных. Помимо собственно русских сказок, нами будут привлечены украинские и белорусские тексты на аналогичные сюжеты, что обусловлено языковой общностью всех трех народов, объединяемых в восточнославянскую группу языков.

Давайте присмотримся к изнанке сказки. Что она скрывает на самом деле?

Одними из самых известных детских сказок являются «Репка», «Сказка про курочку-рябу и золотое яичко», «Колобок» и «Теремок». Все их слышали в детстве, видели их экранизации, читали их своим детям. Но проблема в том, что на самом деле мы их не знаем. Совершенно. Нам попросту неизвестны настоящие варианты этих сказок, некогда исполняемые в народе, которым они были созданы и от которого они были записаны. То, что публикуется уже третье столетие подряд, всего лишь адаптации, авторские обработки. Эти переложения осуществили педагог К.Д. Ушинский («Родное слово», 1864), знаменитый лексикограф В.И. Даль («Первая первинка полуграмотной внуке», 1870), и писатель А.Н. Толстой («Русские народные сказки», 1940). Стараясь сгладить «неблагозвучные» для городского ребенка слова (сучка в «Репке» потому и превратилась в Жучку), убрать жуткие подробности, диалектизмы и просторечивые выражения, привести в порядок и ритм оригинальный неровный рассказ, придать истории логику, мораль, понятную концовку, мастера слова серьезно вмешались в текст исходников. Педагогическая идея понятна и оправдана, цель оказалось полностью выполнена. Ни в коем случае их труд не осуждаем, ибо польза была хотя бы в привлечении внимания общественности к сказкам как таковым и сохранение этого жанра в той или иной форме. Но очевиден и побочный эффект – забвение подлинно народных историй и окончательная утрата подразумеваемых смыслов этих сюжетов. Сказка народная оказалась подменена красивой литературной поделкой. При обращении к научным публикациям сказок, не предназначенных для назидательного чтения детям, мы обнаружим зачастую весьма и весьма не похожие на привычные нам варианты. Жестокие, не смешные, какие и не захочешь по доброй воле читать своим сыновьям с дочерями. Почему они таковы и что хотели поведать при помощи подобных произведений наши предки своим детям (и детям ли)? Поиск ответов и представляет нашу задачу.

Поиск

Журнал Родноверие