Интервью с Натальей О’Шей о культуре, ностальгии, просвещении.
Почему секси — это всегда про эмпатию, как ностальгия становится веселой (или нет), как куется современное просвещение и можно ли в 2024 году обойтись самообразованием? Поговорили об этом в интервью с Натальей О’Шей, основательницей и лидером фолк-рок-группы «Мельница». Для оформления материалы использованы фото Яны Овчинниковой.
«Секси — это эмпатия»
— Начнем с козырного! Все-таки «smart is new sexy» или нет?
—Уже нет (улыбается). Я считаю, что это выражение себя исчерпало. Мы видим вокруг слишком много объективно умных и начитанных людей, которые асексуальны и даже антисексуальны. Более того, я не поклонница «отрицательного обаяния» и никогда не ведусь на яркий интеллект, если он окружен лепестками нарцисса или другим токсичным ароматом. Секси — это эмпатия, а развитие эмпатии неизменно влечет за собой и развитие разума. Начитанность развить несложно, а эмоциональный интеллект требует изрядной душевной инвестиции.
— На засыпку: считаете себя в той или иной мере просветителем? Мне кажется, за счет культурных мозаик мельничных песен такой эффект достигается. Народ как минимум лезет гуглить, что это там за «красные башмаки» такие и почему «увешан секундами Элвис, немертвый король».
— Без сомнения. Однажды преподаватель — всегда преподаватель, однажды ученый — всегда ученый, а у меня все-таки за плечами целая кошачья жизнь за кафедрами МГУ и Тринити-колледжа (Старейший и самый престижный вуз Ирландии, единственный учредительный колледж Дублинского университета. — Примеч. ред.).
Мне приятно думать, что наше творчество помогает развитию культурного кода у наших слушателей, а код в свою очередь объединяет их и на выходе служит чему-то хорошему в общественном смысле. Если угодно, мы занимаемся гуманистической работой.
Считать без калькулятора, плавать и говорить на нескольких языках
— Современное просвещение — каким оно должно быть?
— Это очень смешно сформулированный вопрос, но я попробую на него ответить без издевательств (улыбается). Я склонна думать, что просвещенный человек в любое время должен быть всесторонне развит: считать без калькулятора, отлично плавать и стрелять из чего-нибудь, говорить на нескольких языках и хотя бы немного разбираться в политической обстановке вокруг него. И обязательно вышивать, играть на инструменте или заниматься каким-либо еще ремеслом, развивающим мелкую моторику, поскольку между мелкой моторикой и активным мышлением существует прямая связь.
— И это приводит нас в сторону… образования. Насколько в веке огромного количества информации — и не всегда самой правдивой — самообразование оказывается эффективным? И могут ли самоучеба по интернет-ресурсам и, например, нон-фикшен, заменить классические форматы?
— Я буду здесь выступать в жанре олдскул. Самоучеба хороша и эффективна, когда ученик уже обладает базовыми навыками обработки информации. А такие навыки дает только фундаментальное академическое образование — да-да, то самое, с обязательным курсом философии, который ненавидят абсолютно все студенты, и это образование потом им пригождается буквально на каждом шагу, даже если в итоге они не работают по специальности.
Да, клево учить языки в приложении Duolingo, но только когда ты уже выучил один или парочку нормально и в принципе понимаешь, как это работает, способен увидеть логику языка. К слову о языках, к курсу философии в обучении каждого студента я бы, будь моя воля, добавила латынь, древнегреческий, классический арабский и астрономию.
— А ваши дочери много чего успевают выхватить из интернета и какого-то самостоятельного чтения?
— Мои дети как раз успешно сочетают варианты. Они же прекрасно видят своих родителей, которые постоянно чему-то продолжают учиться, несмотря на преклонные годы, видят, как их отец и я оперируем информацией, которую в том числе получаем из интернета.
Дети третьей культуры
— Писатель Салман Рушди как-то сказал, что эмиграция — во всех смыслах — это основополагающая характеристика конца XXI века. Так или это? И влияет ли это на характер культуры? Песни «Мельницы», на мой взгляд, как раз показатель этого бесконечного движения и обогащения — в культурном смысле.
— Я не люблю слово «эмиграция». Но мы можем говорить о космополитизме и о «детях третьей культуры», яркими представителями которых являются и мои собственные дети. Конечно, мои постоянные перемещения влияют на материал «Мельницы», но так оно и было изначально, когда я решила стать индоевропеистом.
— Исходя из сказанного, согласны ли с утверждением, что чужая культура (будь то книги, сказки и проч.) привлекает больше собственной?
— Совершенно не согласна. В Ирландии мало какому ребенку будут интересны сказки других народов, потому что в стране ненасильственным образом поддерживается собственная культура.
«Ты не один — точно так же убивался Ахилл»
— Многие часто просят песен «как раньше», и в контексте недавнего концерта в честь 15-летия альбома «Дикие травы» это было особенно актуально. Чувство ностальгии, на ваш взгляд, укоренилось в нашей действительности? У меня ощущение, что оно всюду.
— Да, ностальгия действительно везде, причем зачастую навязанная извне — будь то образовательные институты или государственные. Но те редкие случаи, когда чувство ностальгии порождает радость и веселье, — именно они и интересны.
— Помогают ли такие случаи создавать какие-то необычные и уникальные продукты культуры?
— Вот как раз примеры «веселой ностальгии» — это работы российских художников-дизайнеров, которые ежегодно организуют выставку «Трын*Трава», посвященную традициям в современном дизайне. Я много ношу одежды и украшений этих мастеров, имею некоторое количество интерьерных работ и с удовольствием поддерживаю товарищей, потому что знаю, что их в свою очередь поддерживает и вдохновляет моя музыка.
— Сейчас заметен подъем интереса к истории и культурологии, который выливается во все: и в кино, и в музыку, и в книги (художку и нон-фикшен), даже в какие-то веб-арты. Как думаете, почему?
— Мир нынче, мягко скажем, неспокоен. И объяснимо, что на этом фоне люди тянутся к «корням» (я ставлю очень большие кавычки вокруг этого слова). Требуется утешающее заземление, и хоть какое-то погружение в историю и мифологию дает этот эффект: ты понимаешь, что ты не один, что точно так же задолго до тебя и вообще в другом пространстве, но точно с той же силой и страстью убивался Ахилл над своим Патроклом.
— И во всем этом разнообразии достаточно фолка. Современный фолк вторичен? Или это такое постмодернистское обыгрывание?
— Фолк — это по определению постмодерн. Даже если это Алина Чистякова, работающая в технике сажения по бели, или мультиинструменталист Сергей Старостин со своими гуслями и прочими чудесами — Алинины украшения будут носиться с джинсами, а треки Старостина окажутся в чутких продюсерских руках Сергея Калачева (Гребстеля). Поэтому я и не особо люблю упирать на определение «фолк-рок» по отношению к «Мельнице» — я просто не считаю эту категорию релевантной.
«Ценю, когда автор не предает своих героев»
— Вы часто читаете книжки на блербы. Современная художественная литература, она про что все же сейчас больше: про рефлексию, про наслаждение сюжетом или про культурное обогащение?
— О, здесь невозможно сделать какое-либо обобщение — иначе судьбы современной художественной литературы вызывали бы у меня большую тревогу. Книги, которые мне присылают на блербы, конечно, относятся примерно к одному жанру, то есть фэнтези. Однако как члену жюри «Вавилонской рыбки» мне приходится вычитывать книги и из секции young adult, и sci-fi, и детективы, и историко-документальное, и магический реализм, да еще и оценивать при этом труд переводчика.
— Какой текст лично вас культурно обогащает?
— Я любопытна и люблю удивляться. Как только в детективе мне становится понятно, что убийца снова дворецкий, я дочитываю книгу через силу. Ценю, когда автор искренне любит своих героев и не предает их (даже если убивает по сюжету). Поэтому я ценю Джорджа Мартина и была очень обижена на Стивена Кинга за финал «Темной башни» и на Марлона Джеймса за «Черного леопарда, рыжего волка». И еще, конечно, мне важно, чтобы автор не предавал свое чувство языка, не ударялся в паясничание, как иногда это случается даже у таких мэтров, как Г. Л. Олди, или в имитацию графомании, чем иногда грешит Антон Уткин.
Вот я вам рассказала, чего в тексте быть не должно! А что должно — радостное удивление, пресловутые мурашки, желание восклицать «ай да имярек, ай да сукин сын» и все такое. Если мне приснился сон с элементами только что прочитанной книги, значит, книга останется со мной надолго.
— Ну и напоследок, из свежего (да простят меня боги вопросов за этот вопрос!): какой последний нон-фикшен и проза из прочитанного впечатлили?
— Недавно я дочитала «Бояться поздно» своего прекрасного друга, всемогущего мастера разных жанров Шамиля Идиатуллина. А вчера весь день я читала и вспоминала стихи богоподобного Бахыта Кенжеева, да упокоит Аллах его душу.
