Продолжая знакомство с увлекательнейшим трактатом о Богах Тьмы, Смерти и Подземного мира...
Гермес Хтоний и Трофоний. Гермес и Локи
"Чернота" Гермеса обычно оспаривается, поэтому мы подробнее остановимся на этом, а Гекате посвятим отдельный раздел.
Античным язычникам известно несколько нисхождений Гермеса (Меркурия). Так по свидетельству Цицерона “один живет под землей, он зовется еще Трофонием” [57]
Орфики в гимнах разделяют Гермеса, сына Майи и Зевса, и Гермеса-Хтония, сына Диониса. Хотя по сути — это воплощения одной вселенской сути.
Cогласно гимну “Гермесу Хтоническому”:
“У Персефоны жрецом служишь ты в ее доме священном,
душ обреченных владыка, ты их провожаешь под землю;
Их ты низводишь, когда роковое приблизится время.
Все заклинаешь ты жезлом волшебным, священным, снотворным
И усыпленных опять воскрешаешь.” [58]
Гермеса-Хтония другие античные авторы соотносят с самим Аидом, богом карающим. Вот как Орест призывает обрушить кару подземных богов на голову убийц своего отца Агамемнона:
"О жилище Аида, приют Персефоны!
О подземный Гермес и могучая Кара!
Честные Эринии, дщери богов!
Вы беззаконные зрите кончины,
Зрите обманом сквернимые ложа, -
Явитесь! На помощь! Отмстите за гибель отца моего!" [59]
Порядок слов в первых двух строках позволяет соотнести Персефону и Кару-Кору, это просто два имени одной богини. Аид же сравним с Подземным Гермесом.
Вспомним, что Гермес сразил в битве гигантов и богов титана Ипполита, при этом воспользовавшись шлемом Аида, который делает невидимым всякого, кто наденет его. Гермеса нередко изображали в этом шлеме, его же, как и меч, получил Персей у Гермеса, чтобы поразить Медузу. Носить шлем (ср. корону) в символике мифологического мышления означает, по сути, получить права и власть, стать равным прежнему владельцу, стать и быть им самим.
Гермес откликается на зов мстителя-Ореста:
"Несет гнев,
Несет кровь,
Изострил дух
Совершить месть.
Гермес, Майи сын,
К цели прямой ведет его,
Ведет, окутав тьмой лукавство мстителя" [60]
Как видим, обращался-то Орест к Хтонию-Гермесу, а помощь ему приходит в образе Гермеса-олимпийца. Значит мы правы, предположив, что речь об одном и том же великом боге.
Плутарх говорит, что Аристид после битвы при Платеях приносит "в жертву быка Гермесу Подземному" [61]. Приносит, надо понимать для легкого прохождения душ погибших в царство Аида.
Гермес – бог Смерти (но не в той ипостаси, что Танат, а водчий мертвых).
"Полетели за Эрмием тени, и вел их
Эрмий, в бедах покровитель, к пределам тумана и тленья..." [62]
"...И ты приди,
Гермес, водитель душ в подземном царстве,
Чтобы меня, лишь меч вонзится в бок,
Без судорог мгновенно успокоить." [63]
Гермес, как и скандинавский Локи, ярко выраженный трикстер – "отец лжи, коварства и раздоров", их-то он и вкладывает в Пандору [64]:
"Аргусоубийца ж, вожатый, вложил после этого в грудь ей
Льстивые речи, обманы и лживую, хитрую душу.
Женщину эту глашатай бессмертных Пандорою назвал".
Сделано это для того, чтобы Кривда разрушила устои земного мира и приспело время Потопа.
Гермес (и Один) пользуется копьем, а это оружие чаще всего соотносимое с Нижним миром подобное соотнесение станет понятно, если вспомнить, что восприятие мира в древности носило образный характер. Так ростки растений “пробивали” землю весной подобно копью, а сами происходили из мира подземного. В силу такого внешнего соответствия само копье понималось как оружие хтоническое, но связанное с жизнью и возрождением. В виде орудия последующего возрождения копьё выступает в библейском тексте, где сказано, что Христос был убит на кресте копьем. Бог Один для своего мистического возрождения протыкает себя копьем и пригвождает к дереву.
Наш частый соавтор А.Е.Наговицын отмечает, что обычай насаживать на копья головы поверженных врагов говорит не о жестокости, а о магической попытке “возродить” силу и могущество умерших в себе, так как голова считалась личностным вместилищем души человека.
"Быстроногий вестник Зевса
Страшное одолел порождение
Мощной семенами Земли,
Копьем уметивши в Аргуса" [65].
Рожденный Землей, неусыпный тысячеглазый Аргус мог быть сражен только Гермесом, связанным с этим миром и оружием этого мира. Магическая подоплека налицо. Отметим, что Аргус никак не хтонический персонаж:
“Архаический образ Аргуса переплетается с представлениями об Аргусе – сыне Зевса и Ниобы, эпониме города Аргоса в Пелопонессе и основателе земледелия, а так же с Аргусом – правнуком предыдущего и освободителем людей от чудовищ (бык в Аркадии, Эхидна); этот Аргус – переходная фигура от архаики к героизму. В дальнейшем – персонификация звездного неба” [66]. Сюжет об убийстве Аргуса Гермесом определенным образом соотносится с мифом об оскоплении Кроном бога Неба Урана.
В дополнение к темному образу Гемреса следует добавить, что согласно Плутарху [67] его называют “собакой”, т.е. отождествляли с собакоголовой обезьяной – “Тотом” и с божественным шакалом, водчим мертвых — Анубисом (тут можно вспомнить и про волков Одина, псов Аида, собак Ямы, про хортов Старого Старика из мифа о Иване Быковиче и т.д.)
“Вот наводящий ужас посредник между небесным и подземным миром, с величественным ликом, то темным, то золотым, высоко возносит свою песью голову Анубис, в левой руке держа кадуцей, правою потрясая зеленой пальмовой ветвью” [68].
Пальмовая ветвь и Меркуриев кадуцей — эмблемы бога Анубиса. Египетский Анубис, проводник душ умерших в подземное царство, был отождествлен с Гермесом-Меркурием (отсюда — кадуцей). Точнее — именно с Хтоническим Гермесом, а олимпиец традиционно сопоставлен с Тотом. Пальма у египтян — эмблема астрологии и магии. Анубис, как и Гермес — покровитель магов.
Cыном Гермеса является воплощение самой Дикой природы — козлоногий бог Пан, сопоставленный со славянским Велесом средневековыми авторами “Mater Verborum” [69]. Пан соотносится с римским Фавном (Faunus, от лат. favere, “помогать”, также Fatuus, Fatulcus, от fatuor, “быть одержимым”, fando, “пророчествовать” [70]) он также считается в римской мифологии богом лесов, пастбищ, полей, животных, покровителем скотоводства; кроме того, Фавн пророчествовал в стихах. Некоторые аналогии между хтоническим Фавном и Велесом выявлены ранее, и мы не будем на них останавливаться. [71]
Вот еще некоторые эпитеты Гермеса из Гомеровского гимна [72], ему посвященного:
"ловкач, изворотливый, дока, хитрый пролаз, быкокрад, сновидений вожатый, разбойник, в двери подглядчик, ночной соглядатай..."; "выдумщик хитрый, облеченный бесстыдством", "черной ночи товарищ, плут продувной, скоторез и товарищ пирушки".
Гермес "любосмешник" издевается над Афродитой, ссоря ее с Афиной [73], "Гермес – боговидный обманщик, он о родителе Дие солгал". [74]
По мнению Гомера:
"Пользы кому-либо мало дает, но морочит усердно смертных людей племена, укрываемый черною ночью".
Образ темного бога бы бы неполным, если бы мы подробнее не остановились бы на его первейшем качестве Триктера — насмешника, шута, инициатора, проводника. Таким трикстером в греческой мифологии является Гермес.
Волшебные сандалии, с помощью которых он может быстро перемещаться куда угодно, склонность к воровству, колкий язык, если не красноречие, и хитрость, а также ряд других мелких деталей позволяют отметить разительное сходство образов скандинавского Локи с греческим Гермесом. Сходство по сути тоже налицо.
Локи часто выступает спутником других асов и их посланцем, если надо исправить, казалось бы, непоправимое — например, та же утрата асами волшебных молодильных яблок. Насмешник Локи не так уж и плох, как трактуют его некоторые недалекие издания, ошибочно перенося христианские понятия о добре и зле, о рае и аде, о дьяволе по имени Локи на почву древней культуры Скандинавии. Локи не раз выручал асов, в том числе сопровождая тугодума Тора в экспедиции за пропавшим молотом.
Этот сюжет был столь популярен, что остался в памяти народной навсегда и сохранился в исландской, шведской, датской и норвежской традициях [75]. В старой скандинавской балладе 13-14 вв. "Старик Тор", одной из немногих, которая по содержанию совпадает с песнею "Старшей Эдды" имя Локи искажено и звучит как "Локен", но мы без труда узнаем его [76].
Домой плетется старый Тор,
Беда стряслась у Тора,
Украли молот у него,
И он не знает вора.
Старый Тор жеребца седлает.
Локен по воздуху к Греммилю мчит,
Ломая о ветер крыло.
Примчался в Греммелигор-
Там было еще светло.
Старый Тор жеребца седлает.
Греммиль в горне огонь ворошит,
Жару подбавить хочет:
В Осгоре, видно, что-то стрялось,
Раз Локен нагрянул к ночи.
Старый Тор жеребца седлает.
Достаточно обратиться к "Песне о Трюме", чтобы убедиться в идентичности содержания. Не имеем ли мы дело с ранее неизвестным хейти, если не для самого Локи, то хотя бы для всех прочих действующих лиц? Тор в этой балладе назван "Турекалл" — старик Тор, Фрейя — Вальборг, Трюм — Греммиль, Етунхейм — Греммилигор, Асгард — Осгор.
Нельзя не отметить талантливую работу А. Платова [77], значительную. по качеству догадок в отношении скандинавского Гермеса:
"Локи неpедко выступает и в ином образе — не столько зловpедно-коваpном, сколько — дуpацко-комическом. Именно его дуpость (не-умность, не-думание, не-делание, наконец, pазумного обpаза мыслей) и пpиводит Локи во многие малопpиятные ситуации (наказание, последовавшее за наpушением pитуального пиpа; гнев Тоpа за сpезанные волосы Сив; истоpия с молодильными яблоками Идунн, пpичиной котоpой стал бессмысленный удаp Локи и т.д.)... Такое сочетание коваpного насмешника и дуpашливого паяца в одном божественном обpазе — далеко не единственный случай в миpовой мифологии... В мифологии он [Д.Г.: как и олимпийский Гермес] выглядит лицом второстепенным — pядом с такими гигантами магии и могущества, как Один или Тоp. Но именно этот шут в глазах богов и людей становится пpичиной и движущей силой стpоительства Асгаpда, поисков сокpовищ Нибелунгов, создания волшебного ожеpелья Бpисингамен... Второстепенный бог Локи учит убежденных в своем могуществе великих богов жить, быть воинами, учит их стиранию чувства собственной важности! С этой точки зрения "Перебранка Локи" оказывается фрагментом некоего "обучающего мифа"... Если я, будучи магом, позволю чувству собственной важности взять надо мной верх, если я перестану смеяться над самим собой, мое движение остановится. Правда, если я позволю себе увлечься такого рода "очищающим мазохизмом" и откажусь от торжественного и спокойно-уверенного напряжения силы, — я перестану быть магом. Вот так, и никак иначе. Две стороны монеты, неотделимые друг от друга, как свет и тьма... Одну из них (веpоятно, "тыльную") мы уже видели — это Локи, божественный пеpесмешник. Какова же дpугая, "лицевая", так сказать, ее стоpона?... Дpугая стоpона — Один. Повелитель Асгаpда, бог магов, князь миpа по ту стоpону смеpти. Его индоевpопейские аналоги: Геpмес античности, Луг и Манавидан кельтов, Велес славян и балтов, Агни индийцев....Мы должны разглядеть главное — бог магии и могущества, Страж Переходов между мирами, вестник богов, — и бог-трикстер, божественный пересмешник, — это одно и то же лицо во всей индоевропейской мифологии. Двумя сторонами одной и той же Силы оказываются Бог-Чародей, владеющий глубинами знания, и Бог-Паяц, отказывающийся думать и наставляющий богов и людей в стирании чувства собственной важности..."
Ний, Чернобог
В ряде работ Д.Громова [78] было показано, что персонаж Старый Старик из мифологемы “Бой на Калиновом Мосту” (“Иван Быкович”) или родственный ему Вий, также и былинный слепой отец Святогора, а в православии — св. Касьян — позднее переосмысление образа некоего черного бога, властителя навьего мира.
В средневековых польских источниках мы находим одно из имен этого славянского Аида-Плутона, так по Длугошу [79]:
“Кн.I. … Плутона прозывали Ныя (Nya); его считали богом подземного мира, хранителем и стражем душ, покинувших тела, и просили у него после смерти провести в лучшие места преисподней, и поставили ему главное святилище в городе Гнезно, куда сходились изо всех мест.”
Следует оговориться, что были и прижизненные судьи-боги, так, например Прове, в “Саксонской хронике" Конрада Бото (1495 г) сказано так: "1123 г. В Ольденбурге был бог, именовавшийся Прове, и он стоял на столбе, и имел в руке красное железо испытаний, и имел знамя и длинные уши, и пару сапог, а под ногой — колокол."
De Prove, deo sive praeside Justitia ac fori” — А.Френцель [80] ("История народов и обычаев Верхней Лужицы",1696). Подчеркиваем именно загробный характер судейства Ныя.
“Запрещаем также пляски и песни, в которых призываются имена идолов Ладо, Леля, Йеша, Ныя, что обычно делают во время праздника Троицы”. [81]
Мацей Стрыйковский в “Хронике польской, литовской и всей Руси” в 1582 году пишет:
“Плутона же, бога пекельного, которого звали Ныя, почитали вечером, просили у него по смерти лучшего усмирения непогоды.”
Пожалуй, только в зороастризме, как одной из Традиционных религий, Темное начало сопоставлено Злу в космогоническом аспекте. И даже когда из уст Гельмолда мы узнаем о "злом" Черном боге и "добром" Белобоге, для нас очевидно, что это христианское понимание исходно языческой идеи дуализма. Дуалистические легенды о сотворении мира Светлым и Темным демиургами существуют практически у всех соседей древних славян, сохранились они и в восточно-славянской традиции. [82]
Петр Альбин в "Миснейской летописи" говорит: "славяне для того почитали Чернобога, как злое божество, что они воображали, будто всякое зло находится в его власти, и потому просили его о помиловании, они примиряли его, дабы в сей или загробной жизни не причинил он им вреда". Гельмолд в "Славянской хронике" свидетельствует: "Удивительное суеверие славян, ибо они на своих празднествах и пирах обносят круговую чашу, возглашая над нею слова — не скажу благословения, но проклятия, во имя богов доброго и злого, так как ожидают от доброго бога счастливой доли, а от злого — несчастливой; поэтому злого бога даже называют на своём языке Дьяволом или Чернобогом". Понятно, что было "злом" в понимании доброго христианина, не обязательно таковым являлось в глазах язычника-славянина. трактате "De originibus linguae Sorabicae" при описании сербо-лужицкого пантеона Чернобог назван Абрахамом Френцелем [83] (1696 г.) — Czernebog. Имя Белого "доброго" бога присутствует в чешском средневековом словаре "Mater Verborum" — "Belboh: Белъбогъ — beel, baal".
"Отсюда злого бога Дьяволом и Чернобогом, то есть Черным богом, доброго же Белбогом, то есть белым богом называли. Фигуру этого идола, высеченную в камне, можно поныне видеть на Руяне, на полуострове Виттов, в народе именуемую как Виттольд, как бы "Древний Вит". С большой головой, густой бородой он скорее выглядит чудовищем, чем вымышленным богом" ("История Каменской епархии", 17 век). А веком ранее сообщалось: "Изображение идола Руяны, высеченное на камне, можно видеть в селе Альтенкирхен, в притворе храма. Более похожего на чудовищного злого демона, чем на какого либо бога; прежние жители острова называли его Святовитом, нынешние же Витольдом." (Давид Хитреус. Саксонская хроника, 16 век).
Сопоставляя Черного и Белого богов Петр Альбин в “Миснейской Хронике” (1590 г.) свидетельствует еще об ином имени бога света: “XI. Чернобог был черный бог; подобно как Ютробог — бог зари. Несомненно, почитался и подобный бог, который, вероятно, означал утреннюю зарю.”
Таким образом, Чернобогу противопоставлен в качестве Белобога Свентовит — “бог богов” западных славян. Это весьма существенный момент для построения нашей реконструкции в части Велеса.
