Как известно, в славянской этнографии встречаются (хотя и редко) сведения о Перуне. Иногда попадаются и традиционные тексты, которые можно использовать в нашей культовой практике. Вот те, что известны мне:
Во-первых, это белорусская песня, которую пели, чтобы отогнать тучу во время жатвы:
«Перун-Перуне!
Помоги, божа,
Хмару отогнати,
Да за тыя лясы тёмныя,
Ды за тыя горы высокия»
Её можно услышать в документальном фильме «Рух зямли» (1999). Отрывок есть здесь:
Пользуясь случаем, также порекомендую версию от проекта «Велет» и Лады Корнеевой:
Во-вторых, — молитва к Грому из Вологодской области:
«В качестве ритуальной формулы при первом громе жители Вологодской обл. использовали такой магический приговор, в котором содержится просьба к грому отогнать от человека все напасти: «Громушко, громушко, отведи от меня все горести и болести!» (КИ 2004: 787)»
[Виноградова Л. Н. Восточнославянские версии сюжета «громовержец преследует своего противника». // Славянские архаические ареалы в пространстве Европы. М.: «Индрик», 2019. Стр. 64]
В-третьих, в некоторых заговорах упоминается громовержец, которого называют Огненным мужем / Огненным царём:
«Весьма интересные мифологические персонажи могут быть обнаружены в Сибирском сборнике. Это, например, огненный муж на огненном коне, стреляющий огненными стрелами из грозной тучи (л. 29, а также дело 1723 г.). Образ, несомненно, наделен чертами божества-громовержца и, вероятно, восходит к языческому культу Перуна. Ряд черт: огненный облик, наличие огненного коня, борьба против бесов и дьяволов — перекликаются с народными представлениями об архангеле Михаиле, которому на Руси придавали «огнезрачное» обличье и крылатого огненного коня. Вместе с тем то, что данный персонаж безымянен, обезличен и характеризуется лишь описательно, весьма существенно, тем более, что названные по именам христианские персонажи в заговорах чрезвычайно многочисленны»
[Турилов А. А., Чернецов А. В. Отреченные верования в русской рукописной традиции // Отреченное чтение в России XVII-XVIII веков / Отв. редакторы А. Л. Топорков, А. А. Турилов. – М.: Индрик, 2002. Стр. 44]
Вне зависимости от того, повлияли ли народные представления об архангеле Михаиле (нужно сказать, что его тоже считали громовержцем) на Огненного мужа заговоров или же нет, этот образ является вполне языческим по своей сути. Дело в том, что черты, общие для Огненного мужа и «народно-христианского» архангела Михаила, присутствуют и у языческих громовержцев других культур.
Огненный конь есть у литовского Перкунаса:
«Согласно жемайтским представлениям, П. может выступать и как всадник на огненном коне».
В одном из индийских преданий упоминаются огненные кони Индры:
«В этой связи стоит вспомнить миф, подтверждающий данное предположение. Он засвидетельствован у племен Центральной Индии. В нем повествуется о том, как великий бог Махадео сотворил из красной земли, найденной вороной в муравейнике, мужчину и женщину. Он не успел еще закончить свою работу, как посланные Индрой два огненных коня выскочили из-под земли и растоптали слепленные богом фигуры. Махадео продолжал упорствовать в своих попытках, но каждый раз, когда фигуры были почти готовы, кони разбивали их. Тогда бог сделал собаку, вдохнул в нее жизнь, и та больше не подпускала огненных коней Индры к человеческим фигурам [Фрэзер 1985: 22]»
[Альбедиль М. Ф. Конь / лошадь в древнеиндийской мифологии и ритуале]
В мордовской молитве, обращённой к Пурьгине пазу есть слова: «по небу ты ездишь на двух огненных жеребцах». [Устно-поэтическое творчество мордовского народа: том 7, часть 3. Календарно-обрядовые песни и заговоры. Саранск: Мордовское книжное издательство, 1981. Стр. 161]
В литовском фольклорном тексте Перкунас является человеку в огненном обличье:
«Then Perkūnas (in the form of a giant of fire, like a column, in fire-clothes, with two long arrows in each hand) appeared to the hunter, showing him the arrows, and said: «I have used many of these arrows, but I haven’t been able to shoot the devil. Thank you for helping me to free myself from this evil»»
Борьба громовержца со злыми духами и стрелы-молнии — довольно распространённые мифологические мотивы. Вот несколько примеров:
«(…) восточные ханты: (…) молнию Торум посылает из лука-радуги в дерево, где прячется злой дух (…) северные селькупы: (…) на одной из туч лежит лук Ия; тень от него видится радугой; рядом лежит туча с дождем и градом; из лука Ий стреляет в злых духов, когда они выходят из-под земли через дупла деревьев; поэтому молния часто попадает в толстые дупловатые деревья;(…) удэгейцы: гром Агди – змей с крыльями, зимой спит в пещере; (…) А. пускает в злых духов огненные стрелы; (…)»
Стрелы-молнии есть и в карело-финской Калевале:
«Ой ты, Укко, бог верховный!
Натяни свой лук великий,
Приготовь свое оружье,
Приложи стрелу из меди
К огневому луку сверху!
Целься огненной стрелою,
Что из самой твердой меди (…)»
Поэтому мы можем перевести тексты заговоров, в которых упоминается Огненный муж / Огненный царь на современный русский язык, устранить ненужное, и использовать их как молитвы Перуну. Я делал это ранее в заметке «Огненный муж».
К сожалению, в славянской этнографии я больше не нашёл обращений к языческому божеству грома. Функцию громовержца там обычно выполняют различные персонажи христианской мифологии: Бог, Илья-пророк, архангел Михаил, св. Юрий и т. д. Есть даже крайне любопытное свидетельство, в котором в качестве громовержца выступает дьявол:
«Гуцули вірять, що громова і градова хмара — діло нечистого. «Цесе тот, він воює, — його імя не годит си згадувати». З ним треба вміти заходити ся, не заходити з ним «у перерік». Се не легка справа: треба говіти без хліба і без води кожде «громове сьвятце» в році, а особливо «свят вечір» перед Різдвом і перед Йорданом; в ті дні треба надто оніміти, не заговорити весь день анї одного слова нї до чоловіка нї до маржини. Аж як на небі заблисне перша зірниця і вже накриють до вечері, треба вийти перед хату, поклонити ся і просити «його» до вечері. Се чинить ся ось якою примівкою:
На свят вечір я виходжу і зву до вечері.
Будь ласкав і загости і у мене си розгости!
Поклоняю си тобі і всі твої силї,
Громам і громовеньитам, тучам і тученьитам,
Твоїм громовим кулям і пушкам,
Твоїм стрілам і всім твоїм святцям.
Нові миска, нові лижки,
Нові глеки у мене на столу
На вас ласкавий пане-царю ждут:
Не погордїт і загостїт
Тілько проговоривши девять разів отсї запросини може хмарник іс своєю сїмєю сідати до вечері. Перша ложка кождої страви «ідет си тому переднему»». [Етнографічний збірник / вид. Етногр. коміс. Наук. т-ва імені Шевченка. — Львів: З друк. НТШ, 1895 — 1929. Т. 5 / вид. під ред. І. Франка. – 1898. Стр. 67]
Что можно предпринять в этой ситуации, где ещё взять традиционные (насколько это возможно) обращения к Перуну? Я вижу два варианта:
1. Использовать тексты, относящиеся к христианским персонажам.
Применять метод родноверов: заменить, например, св. Илью на Перуна и таким образом получить из «народно-христианского» текста неоязыческий. Тем более, что в этнографии св. Илью могли называть Громом:
«Громъ Илья пророкъ! спаси меня раба Б. N отъ ушиба, отъ убоя, отъ обжоги, отъ молоньи горючей, отъ громовой стрѣлы». [Зеленин Д. К. Описание рукописей Ученого архива Императорского Русского Географического общества, вып. I—III. Пг., 1914—1916. Выпуск III, стр. 1251]
Я и сам раньше так поступал — именно по этому принципу построены обращения к Перуну из сборника нашей творческой лаборатории. Однако с тех пор я глубоко разочаровался в родноверческом методе. Подробно я об этом писал здесь и здесь. Вкратце — проблема заключается в том, что очищенные от христианства образы и культы «народно-христианских» святых (и прочих персонажей христианской мифологии) всё равно останутся образами и культами «народно-христианских» святых. Если языческая сущность поклонения, к примеру, Матери-Земле или Грому, совершенно очевидна (несмотря на то, что Землю могли отождествлять с Богородицей, а Громом — называть св. Илью), то с почитанием христианских святых дело обстоит совсем не так. Византийцы считали Илью пророка громовержцем ещё до крещения Руси, о чём свидетельствует «Житие Андрея Юродивого» (IX-X или даже V-VII век):
«Епифаний сказал: Правду ли говорят, что Илья пророк, на колеснице ездя, гремит и молнию пускает по облакам и гонит змия? Андрей: Не может этого быть — это совершенная глупость, а молва передает дальше. (…) А что молния жжет дракона, о том не спорю, ведь это истинно, но метал молнию не святой Илия, а ангел Господень, поставленный для этой цели …»
[Веселовский А. Н. Избранное: традиционная духовная культура. М.: РОССПЭН, 2009. Стр. 208]
Следовательно, может быть в народном образе и культе св. Ильи и есть что-то от древнего почитания Перуна, но это всё вилами на воде писано. Имеет ли смысл использовать в своей практике переделанные молитвенные обращения к св. Илье (или другим «народно-христианским» громовержцам)? Сами решайте, конечно. Я полагаю, что не имеет.
2. Использовать язык загадок.
Некоторое время назад Максим Сухарев предложил очень перспективную, на мой взгляд, идею. Строить обращения к Силам на основе народных загадок.Такие тексты, конечно, будут нашей новацией — но при этом они будут иметь прямую связь с традиционной культурой.
Получить их просто — берём сборник загадок (я взял электронную копию книги Д. Садовникова «Загадки русского народа», изданной в Санкт-Петербурге в 1876 году), ищем там подходящие тексты о громе, переделываем в обращения к Перуну / Грому:
«Тур ходит по горам». [Стр. 241]
Ты — тур, по горам ходящий.
«Громко стучит, звонко кричит, а что говорит — никому не понять и мудрецам не узнать». [Стр. 242]
Ты громко стучишь, звонко кричишь, а что говоришь — никому не понять и мудрецам не узнать.
«На небе стукнет, на земле слышно». [Стр. 242]
Ты на небе стукнешь, на земле слышно.
«Кого никто не видит, а всякий слышит?» [Стр. 242]
Тебя никто не видит, а всякий слышит
Для тех, кому загадки кажутся неподходящим материалом для создания обращений к богам из-за их «несерьёзности», процитирую статью в СДЭС: «Знатоку загадок приписывались особые способности к тайному знанию, сербы называли его враж, вражар или заумљив. (…) Загадывание загадок входило в сценарий свадебного обряда, будучи одной из форм ритуального общения между партиями жениха и невесты (при этом загадывает всегда сторона невесты) или разновидностью «тайного» языка. (…) В болг. традиции загадыванием загадок сопровождается также ритуал девичьих гаданий с колечком ладуване, совершаемый под Новый год, накануне Ивана Купалы или в др. праздник: в форме загадок девушкам объявляется предсказание судьбы, например: «Половин блюдо на стена виси» (обычная отгадка: «ухо») в данной ситуации означает, что к девушке посватается вдовец. Загадывание загадок ставилось в один ряд с языческими обрядами и ведовством (ср. запрет Алексея Михайловича: «В бесовские сонмища сходитися… загадки загадывать…»), считалось делом «нечистым», к которому прибегали мифологические персонажи, например, полудницы и русалки. По укр. верованиям, завлекая людей, они загадывают им загадки и не отгадавших «защекочивают», ср. в песне «Панночка загадочек не вгадала. / Русалочка панночку залоскотала» (Чуб. ТЭСЭ 3:190)». [Славянские древности. Этнолингвистический словарь под ред. Н. И. Толстого. Т. 2. М., 1999. Стр. 233-237]
