ВПЕРВЫЕ упоминания о Роде и Рожаницах (также: «роженицах», «рожданицах» и др.) появляются в «поучениях» против язычества XI‒XIV вв. Так, например, в «Слове об идолах» (Слов ст҃го григорьꙗ изъꙍбрѣтено в толъцѣхъ его...), сохранившемся в нескольких разных списках, Род и Рожаницы упоминаются неоднократно: «начаша творити требы великы. родѹ и рожаницамъ»; «се же словени начаша требы класти родѹ и рожаницамъ (преже) перѹна ба҃ ихъ». Там же говорится и о том, что славяне не желают отказываться от древнего обычая устраивать «рожаничные трапезы»: «...проклѧтаго ставления. вторыя трѧпезы родѹ и рожаницамъ» [Гальковский II 1913. С. 33].
Как замечал ещё в XIX в. бпрон Д.О. Шеппинг: «Въ нашихъ письменныхъ памятникахъ найдены въ послѣднiе годы довольно многочисленныя свидѣтельства о поклоненiи Роду и Рожаницѣ (или Рожаницамъ, во множественномъ числѣ), изъ которыхъ видно, что имъ приносились требы и совершались трапезы: „Роду и Рожаницѣ крають хлѣбы и сыры, и медъ“; пѣлись гимны: „Вы поете пѣсь бѣсовскую Роду и Рожаницамъ“» [Шеппинг 1862. С. 65].
В некоторых источниках Рожаницы упоминаются в двойственном числе: «В большинстве сочинений, дошедших до нас в поздних списках (когда уже не было двойственного числа), рожаницы упоминаются во множественном числе и в виде исключения — рожаница — в единственном. Это касается тех поучений, в которых рожаницы стоят не в центре внимания авторов, а упоминаются наряду со многими богами <...>. Но в том поучении, которое специально посвящено обличению Рода и рожаниц, где нет никаких иных богов, — в „Слове Исайи пророка“ мы встречаем в одном из списков довольно последовательно проведенное двойственное число (список Московской Синодальной типографии). Этот список относится к XV в. и является самым ранним из всех, известных науке. Здесь мы видим: „кѹмиромꙗ сѹетнымꙗ“, „рожаницамꙗ“, „рожаницама“ <...> Следовательно, были две рожаницы» [Рыбаков 1981. С. 464‒465].
В датируемом XII в. «Слове Исайи-пророка... о поставляющих вторую трапезу Роду и Рожаницам» (Слово Исаиѧ прорка истолковано стымъ ıꙍаном златаѹстом. о поставлѧющих вторѹю трапєзꙋ родꙋ и рожєницамъ) читаем: «рєчє г҃ь наслѣдѧть горѹ ст҃ѹю мою избраннии мои людє сѹть то. ижє слѹжат бг҃ѹ и волю єго творѧть. а нє родѹ ни рожєницамъ, кѹмиромъ сѹєтным [вар.: кѹмиромꙗ сѹетнымꙗ]. <...> вѣрнiи людиє. ижє работають бг҃ѹ, а нє рожєницамъ. <...> вы жє ѡставльшєи мѧ и забывающє горꙋ ст҃ѹю мою и готовающє трапєзѹ родѧ и рожєницамъ [вар.: рожаницамꙗ], наполнѧющє чръпанïа бѣсомъ, азъ прѣдам вы на ѡрѹжïє. и вси заколєнïємь падєтє. <...> нѫ тоѫ сыти есте [вар.: сыти бѫдете] трапезоѫ ѫжу готовасте рожаницам [вар.: роженицам, рожденицам]. <...> и ставѧщє трапєзѫ родѹ и рожєницамъ. <...> а вы поєтє пѣс бѣсовскѹю. идолѹ родѹ и рожєницамъ. <...> и ставлєнïа трапєзы кѹмирьскыꙗ, родѹ и рожєницамъ [вар.: рожаницамъ]» [Гальковский II 1913. С. 87‒89, 90‒91]. Перевод Б.А. Рыбакова: «Господь сказал: наследниками моей святой горы будут избранные люди, т.е. такие, которые служат богу и выполняют его повеления, а не те, которые служат Роду и (двум) рожаницам, бесполезным идолам. <...> Истинно верующие люди, покоряющиеся богу, а не (двум) рожаницам. <...> Вас же, покинувших меня, забывших мою святую гору, готовящих пир в честь Рода и (двух) рожаниц, наполняющих ковши свои на потребу бесам, — вас я предам мечу, и все вы падете пронзенными! <...> ...сыты вы будете лишь тем, что приготовили (обеим) рожаницам. <...> ...устраивающие пиршества в честь Рода и рожаниц... <...> Вы же бесовскими песнопениями славите идолов Рода и рожаниц... <...> ...идольских пиров Роду и рожаницам!» [Рыбаков 1981. С. 445‒447].
В «Вопрошании Кириковом» (XII в.) находим вопрос: «Аже се Роду и рожанице крають хлебы и сиры и мед?» И ответ: «...горе пьющим рожанице!» [Рыбаков 1981. С. 444].
Рукописный комментарий к Евангелию XV в. под названием «О вдуновении духа в человека» противопоставляет Рода библейскому Богу: «то ти нє Родъ, сѣдѧ на взд҃ꙋсѣ мєчєть на зємлю грꙋды и в том ражаютсѧ дѣти <...> всѣмъ бо єсть Творєцъ Богъ, а нє родъ» [Гальковский II 1913. С. 97].
Также Род и Рожаницы фигурируют в ряде церковных исповедальных вопросников. Так, например, в «Уставе преподобного Саввы» (XVI в.) священнику предписывается спросить у исповедуемой женщины: «ли сплутила eci з бабоми богомерьскыя блуды, ли молилася ecи виламъ, ли роду i роженицамъ и Перуну, и Хорьсу, и Мокоши, пила и ела (наказание — 3 лѣта постъ съ поклон/ы/)» [Иванов‒Топоров 2008. С. 467].
1. Гипотеза Б.А. Рыбакова
Впервые гипотеза о том, что славяне отмечали 9 сентября «день Рода и Рожаниц», появляется во второй половине XX в. в трудах академика Б.А. Рыбакова. Так, например, в его «Язычестве древних славян» читаем: «Рожаничные трапезы особенно тревожили церковников как самое заметное и неистребимое проявление язычества. Автор „Слова некоего Христолюбца“, упомянув Рода и рожаниц в общем перечне языческих богов и осудив „всю службу идольскую“, <...> возвращается к современным ему „беззакониям“, но уже на примере только рожаничной трапезы, <...> присоединенной язычниками к „законному обеду“ православного праздника [Гальковский II 1913. С. 43].
Для нас исключительную важность представляет календарное приурочение праздника рожаниц. <...> К счастью, один из самых ранних источников очень точно определяет срок празднования, а последующие источники многократно подтверждают его.
Автор „Слова об идолах“ порицает духовенство за то, что оно прикрыло языческое пиршество христианскими песнопениями: „Череву работни [чревоугодливые] попове уставиша трепарь прикладати рождества богородици к рожаничьне трапезе, отклады деюче“ [Гальковский II 1913. С. 25].
Рожаничный пир всегда называется „второй трапезой“; она устраивается „лише трапезы кутинныя и законьного обеда“, т.е. после церковного празднования, сверх разрешенного церковью пированья в честь рождества богородицы, очевидно, на следующий день» [Рыбаков 1981. С. 467‒468].
Заметим, что сам Б.А. Рыбаков говорит о дате праздника предположительно: «Древний праздник Рода и рожаниц стал „второй трапезой“, организуемой после церковного дня, вероятнее всего, на следующий день, 9 сентября. Духовенство ради „откладов“ (доли приношений) соглашалось и на второй трапезе пропеть тропарь [краткое молитвенное песнопение в православной церкви, — прим. В.] богородице, что особенно возмущало наиболее строгих церковников:
„Кое ли причастье Христу с бесом, тако же и служащим богу кое причастье к служащим бесом и угодья дьяволя творящим?“
„Възлюблении! Бегайте жертв идольских и треб кладения и всея службы идольскыя... Чему не творим на спасение души своей, но смешаем некыи честныя молитвы с проклятым молением идольскым, иже ставять лише [кроме] трапезы кутинныя и законьнато обеда иже нарицаеться безъзаконьная трапеза именимая Роду и рожаницам?“ [Гальковский II 1913. С. 42‒43 („Слово некоего Христолюбца“)]» [Рыбаков 1981. С. 469].
Далее в авторской сноске академик приводит, также со ссылкой на труд Н.М. Гальковского, другой вариант слов поучения: «...нъ смѣшаемь съ идольскою трѧпезою т҃рьстыꙗ бц҃и. съ рожаницѧми. въ прогнѣванье бгѹ...» [Рыбаков 1981. С. 469 (сноска № 86); уточнено по: Гальковский II 1913. С. 47 (сноска № 88‒92)].
В заключение Б.А. Рыбаков делает вывод: «Итак, главный праздник Рода и двух рожаниц был общественным осенним праздником урожая, совершенно подобным празднику урожая в честь западнославянского четырехглавого Святовита» [Рыбаков 1981. С. 467‒469].
В вышедшем позднее «Язычестве древней Руси» Б.А. Рыбаков фактически говорил о том же самом несколько другими словами: «Главный праздник бабьего лета — рождество богородицы — был в древней Руси и праздником рожаниц. Первоначально праздновали Роду и рожаницам, а со временем все внимание было перенесено на женские божества плодородия. <...>
Культ рожаниц был общественным: вплоть до XVIII в. переписывались поучения против язычества, в которых бичевалось то, что „Бабы каши варят на собрание рожаницам“ [Гальковский II 1913. С. 94].
Праздник языческих рожаниц был подключен к такому созвучному православному празднику, как рождество богородицы: и там и здесь речь идет о рождении новой жизни; в одном случае — ребенка (после долгой бездетности), а в другом — нового урожая.
Кроме христианского двунадесятого праздника рождества богородицы, праздновался почти одновременно (или на следующий день?) второй праздник, учреждалась „вторая трапеза“ в честь Рода и рожаниц. Эти два совершенно различных по происхождению праздника настолько слились воедино, что средневековые „череву работние (чревоугодливые) попове уставиша трепарь прикладати рождества богородицы к рожаничьне трапезе“, а современная нам православная церковь XX в. производит в этот день „благословение хлебов“, при котором трижды поется тропарь рождеству богородицы.
С исключительной силой и экспрессией безымянный церковный автор, писавший ранее середины XII в., обрушивается на эти рожаничные трапезы: „Вас же, покинувших меня, забывших мою святую гору, готовящих пир в честь Рода и двух рожаниц, наполняющих ковши свои на потребу бесам, — вас я предам мечу и все вы падете пронзенными! ...Я вас звал и вы не отозвались; я говорил вам и вы не слушали... Когда верные мне люди начнут пировать — вас будет мучить голод, но сыты вы будете лишь тем, что приготовили рожаницам... Возрадуются (верные) в веселии сердца, вы же, покорившиеся бесам, молящиеся идолам и устраивающие пиршества в честь Рода и рожаниц, вы закричите в сердечной муке, будете рыдать в судорогах сердец своих!“ (Здесь дан мой [Б.А. Рыбакова, — прим. В.] перевод „Слова Исайи пророка о поставляющих вторую трапезу Роду и роженицам“ [Рыбаков 1981. С. 446; со ссылкой на: Гальковский II 1913. С. 24]).
Написанное примерно в эпоху Мономаха, это поучение переписывалось на протяжении шести столетий вплоть до XVII в. Это говорит о жизненности самого явления, о длительном и устойчивом в крестьянской среде бытовании праздника рожаниц, лишь внешне прикрытого богородичным праздником» [Рыбаков 1987. С. 747‒748].
Данную гипотезу Б.А. Рыбакова поддержали и растиражировали в сотнях научных работ его многочисленные последователи, к которым примкнул даже такой непримиримый оппонент и неутомимый критик трудов Б.А. Рыбакова, как Л.С. Клейн: «„рожаничный пир“, трапезу в честь Рожаниц, бабы устраивали осенью, 9 сентября, на второй день после рождества Богородицы» [Клейн 2004. С. 190].
Однако в действительности ровным счётом никаких убедительных доказательств того, что «рожаничные трапезы» устраивались 8 или 9 сентября, в аутентичных источниках не имеется.
2. Свидетельства письменных источников
Древнерусские письменные источники недвусмысленно связывают «рожаничные трапезы» с праздником повитух (повивальных бабок) и рожениц — так называемыми «бабьими кашами», которые у русских и белорусов отмечались 26 декабря — в день «Собора» (или «Полога») Богородицы, на следующий день после Рождества Христова, когда, говоря словами Румянцевского сборника (по списку XVIII в.): «...бабы каши варятъ на собрание рожаницамъ» [Гальковский II 1913. С. 94].
Об этом писал и Б.А. Рыбаков, полагая однако, что Роду и Рожаницам в традиционном славянском календаре были посвящены две даты: «Вторично Рода и рожаниц чествовали на рождество Христово (после 25 декабря). Оба пpиурочения к христианским праздникам объясняются не только вполне понятными и очень архаичными представлениями о необходимости благодарить богов за урожай и о зимнем солнцестоянии как переломе зимы, но и тем, что в обоих случаях в христианской мифологии действуют „рожаницы“, рожающие богини. В первом случае — это Анна, родившая Марию, а во втором — Мария, родившая Иисуса. Христианские персонажи легко сливались с архаичными языческими рожаницами, что и позволяло широко праздновать древнее благодарственное моление под прикрытием церковных обрядов» [Рыбаков 1981. С. 469‒470].
Единственным «аргументом» в пользу того, что праздник Рода и Рожаниц мог отмечаться 9 сентября (на следующий день после двунадесятого церковного праздника Рождества Богородицы), по Б.А. Рыбакову, выступает сообщение «Слова об идолах...» о том, что во время «рожаничных трапез» за долю от приношений «чревоугодливые» попы́ «прикладали» тропарь Рождества Богородицы, хотя ни один источник не говорит о том, что эти трапезы были приурочены именно к праздничной дате Рождества Богородицы (8 сентября):
- Паисиевский список «Слова об идолах...» (конец XІV — начало XV в.): «в. ꙗ [„вторꙑꙗ“, — прим. В.] трѧпєзы нарєчєнꙑꙗ роду ї рожаницам. (на) вєлику прєлєсть вѣрным кртьꙗном. и на хулу ст҃му крщ҃нью. и на гнѣвъ бу҃» [Гальковский II 1913. С. 25].
- Новгородско-Софийский список «Слова об идолах...» (XV в.): «вторыꙗ трѧпєзы родѹ и рожаницѧмъ. на прѣльсть вѣрнымъ хрстьѧномъ. и на хѹлѹ ст҃ому кр҃щєнию. и на гнѣвъ бг҃ѹ по стѣмъ крсщєнїи чєрєвѹ работни. поповє ѹставиша трєпарь прикладати. рсжтва бц҃и [„тропарь... Рождества Богородицы“, — прим. В.] къ рожаничьнѣ трѧпєзѣ ѿклады дѣючє» [Гальковский II 1913. С. 25].
- «Окончательная редакция» (по Е.В. Аничкову): «сего же не могуть ся лишити ~ наченше въ поганьствѣ, даже и до селѣ ~ проклятаго ставленiя вторыя трапезы, нареченныя роду и рожаницамъ на велику прелесть вѣрнымъ крьстьяномъ i на хулу святому крьщенiю и на гнѣвъ Богу. ~ По святѣмь крещенiи черевѹ роботни попове ѹставиша трепарь прикладати Рожества Богородици къ рожаничьнѣ тряпезѣ, отклады дѣюче» [Аничков 1914. С. 385‒386].
- «Слово некоего христолюбца...» (по спискам XIV‒XV вв.): «нє тако жє просто зло творимъ (=злотвором) но (ї) смѣшаємъ нѣкъїи чстꙑꙗ мл҃твꙑ с проклѧтꙑмъ молєниємъ идольскꙑмъ. ижє ставѧть лишє (коꙋтья инꙑ) трѧпєзꙑ кꙋтиинꙑꙗ. и законьнаго ѡбѣда ижє нарѣцаєтьс нє—(=бєзъ)законьнаꙗ трѧпєза и мѣнимаꙗ родꙋ и рожаницамъ (ї) в гнѣвъ (=въ прогнѣваньє) бу҃» [Гальковский II 1913. С. 43].
Зато многочисленные древние письменные и более поздние этнографические источники прямо связывают «рожаничные трапезы» с зимним (рождественским) периодом: «Уже в славянской Кормчей XI в. приводится 79-е правило Трул[л]ьского собора, запрещающее после Рождества Христова „варить муку“ и чествовать так пресвятую „деву-матерь“: правило явно направлено против языческих обычаев, сохраняющихся в христианской среде, — хлеб, первые плоды у урожая, приносили в жертву той же Артемиде, мойрам и другим богиням. Этот ритуал, вызывавший те же обличения у православных иерархов, относился у славян ко дню собора Пресвятой Богородицы (26.XII ст. ст.), следующему за Рождеством: грамота киевского митрополита 1590 г. запрещает женщинам приносить в церковь пироги, чествуя Богородицу. У южных славян это был Бабин день (день чествования повитух), у русских — „бабьи каши“; и в Русском Требнике XVI в. содержится вопрос исповедника „женам и девицам“: „Или каши варила во Христове Рождестве“» [Петрухин 2000. С. 323‒324].
3. Этнографические свидетельства
Этнолингвистический словарь «Славянские древности» сообщает: «БАБИН ДЕНЬ (болг. бабин ден) — календарный праздник болгар (8.I), посвященный бабе-повитухе. В нем участвуют женщины, имеющие детей, реже — беременные, а повитуха — главное действующее лицо обряда. Ритуалы Б[абина] д[ня], включающие преимущественно купание, умывание и обливание участницами друг друга, имеют очистительную семантику и в этом отношении примыкают к двум предшествующим дням болгарского календаря — Крещению (6.I) и зимнему Иванову дню (7.I), которые, как и Б[абин] д[ень], связаны с водой. <...>
Центральный момент праздника — трапеза в доме повитухи, куда приходят женщины, которым пришлось прибегнуть к ее помощи (о.-болг.). Трапезу устраивают в складчину, женщины поют, рассказывают непристойные анекдоты, повитуха вспоминает подробности, связанные с рождением того или другого ребенка. В центр. и зап. Болгарии застолье оканчивается хороводом, который ведет повитуха (бабинско хоро). В с.-вост. Болгарии перед началом трапезы или после нее повитуха совершает некоторые магические действия: сеет на женщин просо из решета, чтобы у них были дети, кормит их грецкими орехами с медом, чтобы жены были „сладкими“ для своих мужей, и т.д. <...>
Обрядность Б[абина] д[ня] имеет много общего с обычаями чествования повитухи в других славянских зонах. Эти обычаи приурочены к различным календарным праздникам или входят в состав родильной обрядности. В южно- и западнорусских областях и в Сибири 26 и 27 декабря отмечали праздник повитух и рожениц Бабьи каши, Бабий день, Бабины, который находит параллель в совершении 27.XII службы иконе Богородицы „Помощь в родах“ и иконе „Чрева рождения“. В Белоруссии и на Брянщине повитуху чествовали на второй день Рождества (ср. бел. Молодёны, брян. Бабинцы), в Полесье — обычно на Пасху, в пасхальный понедельник или Страстной четверг» [Зеленина‒Седакова 1995. С. 123‒125; ср. также: Кабакова 2009‒1. С. 84].
В этнографической энциклопедии «Русский праздник» читаем: «„БАБЬИ КАШИ“. Праздник повивальных бабок и рожениц, справлявшийся 26 декабря. Приходившийся на второй день Рождества Христова, праздник связывался с народным восприятием образа Богоматери-роженицы. В церквах в этот день совершались службы иконе Богоматери „Помощь в родах“. <...>
Одаривание и общественные трапезы в этот день являлись актом благодарности повитухам от крестьянской общины за помощь при родах. Уважительное отношение к повивальным бабкам, выражаемое, в частности, в день „Б[абьи] к[аши]“, основывалось на народных представлениях о том, что между повитухами и детьми, которых они приняли, на всю жизнь устанавливались духовно-родственные отношения. С одной стороны, повивальная бабка несла ответственность за повитого ею ребенка, с другой — занимала почетное место в ряду родственников этого ребенка в обрядах, относящихся к важнейшим событиям его жизни: во время крестин, свадьбы, проводов в армию (у мальчиков)» [Мадлевская 2001. С. 16].
4. Языческие корни «рожаничных трапез»
Многие исследователи сходятся во мнении, что «рожаничные трапезы» имеют долгую историю и своими корнями уходят в языческую древность: «Е.В. Аничков [Аничков 1914. С. 164 и cл.] считал, что участие попов в рожаничной трапезе было формой обеспечения — „покорма“ — низшего духовенства, получавшего „натурой“ то, что некогда жертвовалось объектам языческого культа: они оказывались, таким образом, участниками отправления традиционных — нехристианских — обрядов. Естественно, что участие самих попов в „откладывании“ части трапезы „ложным божествам“ не могло не вызвать праведного гнева, подобного гневу ветхозаветных пророков против избранного и забывающего о Завете народа» [Петрухин 2000. С. 323].
По замечанию Н.М. Гальковского, «трапеза была идольская, въ честь рожаницы, и на этой трапезѣ пѣли тропарь въ честь Богородицы; тропарь прикладывали, т.е. прибавляли; трапеза была давнимъ привычнымъ обычаемъ, гдѣ все дѣлалось по старинѣ, и только пѣнiе тропаря въ честь Богородицы было новшествомъ» [Гальковский I 1916. С. 165].
Несколько ранее этот же автор высказывал следующую (не бесспорную) гипотезу: «Трапеза ставилась нѣкогда въ честь рода и рожаницъ. Родъ сталъ приходить въ забвенiе, но про рожаницъ помнили, разумѣя подъ ними родильницу, мать — одну или нѣсколько. Подъ влiянiемъ христiанства древнiя вѣрованiя вымирали или видоизмѣнялись. Такъ случилось и съ рожаницей: культъ мертвыхъ потускнѣлъ, но сохранилась память о почитании матери — родильницы — рожаницы. И вотъ невѣжды стали смѣшивать рожаницу съ Богородицею. Пѣнiе тропаря Рождеству Богородицы во время рожаничной трапезы могло возникнуть въ силу простого смѣшенiя понятiй. Этотъ обычай могъ быть введенъ духовенствомъ и сознательно, чтобы вытѣснить древнiй обычай и дать ему христiанскую окраску. Но почитанiе рожаницъ было такъ сильно, что изгнать его изъ народной памяти оказалось затруднительнымъ; заботясь о чистотѣ христiанскихъ вѣрованiй, лучшiе люди того времени стали заботиться о прекращенiи неумѣстного пѣнiя тропаря Рождеству Богородицы на рожаничныхъ трапезахъ. Въ одномъ худомъ номоканунцѣ ркп. конца XVI в. сохранилась подробность рожальничной трапезы. „Аще кто крестить вторую трапезу, роду и рожаницамъ. тропаремъ святыя Богородица. и тои (и то) есть и пиет, да бѹдеть проклять“» [Гальковский I 1916. С. 163].
Заметим, что самой женщине-роженице в традиционной славянской культуре иногда «приписываются особые таланты: исцелять болезни (например, ячмень), тушить пожар (чеш.) и видеть то, что незримо для всех остальных (мусульмане Боснии)» [Кабакова 2009‒2. С. 462]. В некоторых славянских странах опасаются, что умершая родами женщина-роженица «будет приходить к младенцу и кормить его грудью», а сама её смерть «предвещает скорую гибель еще нескольких человек (пол., чеш.)» [Кабакова 2009‒2. С. 462]. Эти поверья, как и рад других традиционных славянских представлений о роженице, по всей видимости, имеют под собой глубокие языческие корни, давшие новые побеги в эпоху двоеверия.
5. Праздник в современном славянском родноверии
В современном славянском родноверии лишь в некоторых общинах, принявших гипотезу Б.А. Рыбакова, отмечается день Рода и Рожаниц 8 или 9 сентября, понимаемый обычно как один из праздников урожая: Спожинки (15 августа) — день Рода и Рожаниц — праздник Осеннего Равноденствия (Осенины). Для современного человека, не связанного с аграрным циклом работ непосредственно, эти праздники могут знаменовать собой этапы подведения итогов года — личных, семейных, общеродовых.
Впрочем, насколько можно судить, широкого распространения в славянском движении «день Рода и Рожаниц» к настоящему времени не получил, как не имеющий достаточных историко-этнографических обоснований.
В заключение заметим, что не подтверждаемая современной наукой гипотеза Б.А. Рыбакова о почитании славянами Богинь-Рожаниц в образах Лели и Лады, разделяемая некоторыми нашими современниками [Казаков 2016. С. 88], по всей видимости, требует более аргументированных обоснований, нежели мы находим в трудах покойного академика [Рыбаков 1981. С. 303‒417, 438‒470 и др.].
Литература
Аничков 1914. — Аничковъ Е.В. Язычество и древняя Русь // Записки Историко-филологическаго факультета Императорскаго С.-Петербургскаго Университета. Часть CXVII. СПб.: Типографiя М.М. Стасюлевича, 1914.
Гальковский I 1916. — Гальковскiй Н.М. Борьба христiанства съ остатками язычества въ Древней Руси. Т. I. Харьковъ: Епархiальная Типографiя, 1916.
Гальковский II 1913. — Гальковскiй Н.М. Борьба христiанства съ остатками язычества въ Древней Руси. Т. II. Древне-русскiя слова и поученiя, направленныя противъ остатковъ язычества въ народѣ. М.: Печатня А.И. Снегиревой, 1913.
Зеленина‒Седакова 1995. — Зеленина Э.И., Седакова И.А. Бабин день // Славянские древности. Этнолингвистический словарь в 5 тт. / Под общ. ред. Н.И. Толстого. Т. 1. М.: Международные отношения; Институт славяноведения РАН, 1995. С. 123‒125.
Иванов‒Топоров 2008. — Иванов В.В. К реконструкции Мокоши как женского персонажа в славянской версии основного мифа (совместно с В.Н. Топоровым) // Иванов В.В. Труды по этимологии индоевропейских и древнепереднеазиатских языков. Т. 2: Индоевропейские и древнесевернокавказские (хаттские и хурритские) этимологии. М.: Языки славянских культур; Знак, 2008. С. 462‒487.
Кабакова 2009‒1. — Кабакова Г.И. Повитуха // Славянские древности. Этнолингвистический словарь в 5 тт. / Под общ. ред. Н.И. Толстого. Т. 4. М.: Международные отношения; Институт славяноведения РАН, 2009. С. 82‒84.
Кабакова 2009‒2. — Кабакова Г.И. Роженица // Славянские древности. Этнолингвистический словарь в 5 тт. / Под общ. ред. Н.И. Толстого. Т. 4. М.: Международные отношения; Институт славяноведения РАН, 2009. С. 461‒463.
Казаков 2016. — Казаков В.С. Мир Славянских Богов. 7-е изд., пер. и доп. Москва; Калуга: Русская Правда, 2016.
Клейн 2004. — Клейн Л.С. Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества. СПб.: Евразия, 2004.
Мадлевская 2001. — Мадлевская Е.Л. «Бабьи каши» // Русский праздник. Праздники и обряды народного земледельческого календаря. Иллюстрированная энциклопедия / Авт. предисл. и научн. ред. д-р ист. наук И.И. Шангина. СПб.: Искусство‒СПБ, 2001. С. 16.
Петрухин 2000. — Петрухин В.Я. «Боги и бесы» русского средневековья: род, рожаницы и проблема древнерусского двоеверия // Славянский и балканский фольклор. Народная демонология / Ред. коллегия: Л.Н. Виноградова, Е.Е. Левкиевская, С.М. Толстая (отв. ред.). М.: Индрик, 2000. С. 315–343.
Рыбаков 1981. — Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М.: Наука, 1981.
Рыбаков 1987. — Рыбаков Б.А. Язычество древней Руси. М.: Наука, 1987.
Шеппинг 1862. — Шеппингъ Д.О. Русская народность въ ея повѣрьяхъ, обрядахъ и сказкахъ. М., 1862.
