Вопрос об общем лексическом фонде и структуре разных славянских языков уже давно привлек к себе внимание филологов. В 1865 г. знаменитый лингвист А. Шлейхер прислал в Петербургскую академию наук написанную им статью "Всеславянский словарь". В этой статье он развивал мысль о необходимости "удобного и подручного списка соответствующих слов всех славянских наречий". Такой всеславянский словарь дал бы возможность судить о составе и объеме общеславянского лексического фонда и о словарных своеобразиях отдельных славянских языков. "Наш словарь, — писал А. Шлейхер, — не должен занять место отдельных словарей отдельных наречий. Однако ж, кажется, полезно привести эти слова отдельных наречий, в которых явится корень (или форма корня), находящийся в других (например, русск. простыть, коренная форма сты-, сколько я знаю, находится только в русском наречии). Таких слов немного" [1]. При этом имеется в виду отнюдь не этимологический словарь славянских языков, а сокровищница их живого лексического инвентаря. Вошли бы сюда и заимствованные слова, по крайней мере, те, которые вошли в общее употребление в нескольких славянских языках. По мнению А. Шлейхера, "с сочинения такой книги, можно сказать, началась бы новая эпоха славянской науки".
На статью А. Шлейхера "Всеславянский словарь" откликается акад. И.И. Срезневский своими "Замечаниями о словаре славянских наречий". Акад. И.И. Срезневский присоединяется к тому мнению, что "улучшение понимания взаимных соотношений славянских наречий можно ожидать... всего более от словаря, где бы все славянские наречия были сопоставлены равномерно и равно верно, с одинаковою отчетливостью". В этом словаре должно быть обращено особое внимание "на оттенки значения и на круг употребления слов в разных наречиях и на переменные их значения и употребления в разное время" (ср. начало осуществления этого замысла в таких трудах, как польский словарь С. Линде или корнеслов русского языка К. Шимкевича). "Каждому, хоть несколько понимающему славянские наречия и хоть немного вникающему в черты их отличия, должно быть очевидно, что очень значительная, главная часть их состава принадлежит им сообща, а менее значительная многим или нескольким, и что все это является в каждом из них в особенном образе соответственно с особенными требованиями его звучности" (т.е. его фонетической системы). И.И. Срезневскому представляется целесообразным в качестве "передового, заголовочного слова" в таком всеславянском лексиконе брать слово старославянского языка как языка самого богатого "общеславянским достоянием". Вместе с тем И.И. Срезневский указывает на неоконченный "Slovnik vseslovansky s pridatnymi vyznamy nemeckymi" (Прага, 1852) Иосифа Франты Шумавского [2]. Путем обзора существовавших тогда словарей отдельных славянских языков И.И. Срезневский приходит к выводу, что "за составление общего славянского словаря браться еще рано". Выяснение общеславянского фонда, по мнению Срезневского, целесообразно было бы начать с составления словаря старославянского наречия, "дав в нем место указаниям и по всем тем славянским наречиям древним и новым, по которым можно собрать материалы". "Или же, взяв несколько другой круг слов, сопоставить в словаре сравнительно только те слова, которые, по их употреблению в большей части славянских наречий, можно назвать общеславянскими". И.И. Срезневский призывал "начать систематический подбор материалов для общеславянского словаря".
Мысль о всеславянском словаре вспыхивала и в 60-х и 70-х годах. Но лишь в середине 80-х годов XIX в. (1885) вышел в свет "Краткий словарь шести славянских языков (русского с церковнославянским, болгарского, сербского, чешского и польского), а также французский и немецкий" под редакцией проф. Ф. Миклошича (СПб., М., Вена, 1885. Составители: Ф. Миклошич, В. Никольский, Ст. Новакович, А. Маценауэр, А. Брукнер). Это — параллельный словарь только пяти славянских языков. Задача его была практическая — дать западным и южным славянам в руки пособие для чтения русских книг и вместе с тем показать сродство русского языка в словарном отношении в другими славянскими языками. В этом словаре около 40 тыс. слов. Уже в этом словаре, очень несовершенном и неточном, содержащем много ошибок и не имеющем строго научного хаарктера [3], ярко выступает широта и многообразие общеславянского словарного фонда (сверх интернациональной лексики).
Расцвет сравнительно-исторического языкознания в последней четверти XIX в. решительным образом повлиял и на постановку проблемы общеславянского словарного фонда и на методы ее разрешения. Из русских исследователей уже А.С. Будилович в своем исследовании "Первобытные славяне в их языке, быте и понятиях по данным лексикальным" (1878-1884) пытался установить основные лексико-семантические сферы общеславянского языка, относящиеся к верованиям, явлениям природы, занятиям, промыслам, ремеслам, рукоделиям, яствам и питиям, одеждам и украшениям, хозяйственным постройкам и сооружениям, домашней утвари, посуде и снарядам, играм и музыкальным орудиям и т.п.
Исследования, направленные на восстановление общего славяно-балтийского словарного фонда (ср. словарь Р. Траутмана) [4] и общеславянской лексической системы, привели к очень существенным результатам. Значительность этих результатов и, вместе с тем, громадная роль этого общеславянского лексического наследия в истории отдельных славянских языков непосредственно очевидны хотя бы по тому материалу, который содержится в "этимологических словарях" славянских языков (Ф. Миклошича, Э. Бернекера, А.Г. Преображенского и особенно до сих пор еще не напечатанном славянском этимологическом словаре Г.А. Ильинского). На характеристике общеславянской лексической системы останавливался в последних своих трудах проф. А.М. Селищев (см. его "Славянское языкознание", т. I). Родовая и семейная терминология, названия совокупности членов рода и племени, обозначения родовых, родственных, общинных собраний и взаимоотношений, некоторые выражения военного быта (например, знамя), разнообразные понятия общественной жизни и обозначения общественных отношений между людьми (честь, цена, мир, месть и т.п.), слова и фразы, связанные с земледельческим бытом (соха, серп, рожь, просо, овес, гумно, ток, зерно, мука и т.п.), с скотоводством (вол, корова, бык, овца, конь, сметана и т.п.), с ткацким и другими народными ремеслами и промыслами (нить, пила, нож, ткать и другие подобные), многие обозначения народных музыкальных инструментов (рог, гусли, свирель и т.п.) и многое другое, охватывающее сложный и разнообразный круг предметов, явлений и свойств — все это является непосредственным наследием общеславянской лексики. Проблема лексических новообразований, возникших в общеславянском языке, интересовала многих ученых и особенно А. Мейе (ср., например, не восходящие к индоевропейской старине, общеславянские названия частей тела: нога, колено, кость, уста и др.). Понятно, что при общности живых и продуктивных моделей словообразования на основе этого общеславянского фонда слов и морфем в истории отдельных славянских языков возникали совершенно однородные слова и разряды слов.
Но, естественно, наряду с такими общеславянскими сериями слов и даже целыми семантическими категориями их, в истории отдельных славянских языков были свои дифференциальные словарные приметы, характеризующие лексическую систему того или иного славянского языка. Например, в русском языке наряду с общеславянским лексическим наследством легко выделить слова, общие русскому языку и языкам отдельных славянских групп — западной или южной, и даже более узкие лексические круги, сближающие русский язык с каким-нибудь одним из славянских языков.
Вот несколько иллюстраций. Такие слова, как блекнуть, блеклый (ср. поблекнуть), моргать, подошва, почва, свежий, хворать, мотылек, кочерга и другие подобные, находят себе ближайшие соответствия лишь в западнославянских языках. Некоторые слова вроде: весна, гриб, деготь, сосна, хвост являются общими у русского языка не только с западнославянскими, но и словинским языком. Многие русские слова находят себе параллели и соответствия только в югославянских языках (например, пир, смотреть, соты, коровай и др. под.). Правда, во многих случаях не всегда возможно с достаточной точностью решить вопрос, что перед нами — исконное ли сходство народно-славянских словообразований или плод влияния югославянской письменности (например, в отношении слов рать, ратный, решить, скудный и т.п.).
Исследование разных исторических взаимодействий славянских языков (например, русского и болгарского, сербского, русского и польского и т.д.) поможет определить новые пласты лексической общности между разными славянскими языками и соответствия между ними в процессах семантических изменений и в методах словообразования. В этом направлении представляют особенный интерес наблюдения над течением сложного процесса формирования национальных языков у отдельных славянских народов и над той внутренней семантической опорой, которую находили при этом отдельные славянские народы в лексической сокровищнице славянского языка (например, болгары и отчасти чехи в русском языке) [5].
Много писалось и говорилось об общеевропейском или интернациональном запасе слов и выражений, об общности семантических систем европейских языков (в том числе славянских), о "европейском мышлении". Между тем не менее важное значение для славянской филологии имеет вопрос о междуславянской или общеславянской лексике, терминологии и фразеологии, относящейся к сфере основных понятий культуры и цивилизации (например, таких, как личность, право, человек и другие подобные). Обычно указывалось (особенно резко А. Мейе) на своеобразное, изолированное положение чешского национального языка в кругу славянских языков: будто бы словарь чешского литературного языка в значительной если не в большей своей части состоит из чешских национальных новообразований, чуждых как польскому, так и другим славянским языкам [6]. Но работы В. Кипарского (V. Kiparsky. Uber Neologismen in Tschechischen. "Slavia", 1931, X, S. 700-717; Uber den tschechischen "Okzidentalismus" — "Slavis", 1933, XII, S. 1-25) сильно пошатнули утверждение А. Мейе и обнаружили тесную связь чешского языка с польским и русским языками в сфере отвлеченной и философской терминологии.
Примечания
1. "Мнения о словаре славянских наречий А.Б. Шлейхера и И.И. Срезневского". СПб., 1866 (Сб. статей, читанных в Отделении русского языка и словесности имп. Акад. наук, т. I, № 2).
2. Замечания акад. И.И. Срезневского о словаре славянских наречий. — В кн.: "Мнения о словаре...".
3. См. рецензию акад. В.И. Лиманского на этот словарь. — ЖМНП, 1885, декабрь, стр. 239-250.
4. R. Trautmann. Baltisch-slavisches Worterbuch. Gottingen, 1923.
5. Ср., например, работы проф. Б. Цонева о русско-болгарских словарных параллелях, проф. Т. Маретича о русских и чешских словах в хорватском языке и др. под.
6. Ср.: A. Meillet. Les langues dans l'Europe nouvelle. Paris, 1918, p. 313; ср. также: "Revue des etudes slaves", Paris, 1921, t. I, p. 13.