XVII   XVIII 

Не во град   Невоград,
в хитер-бур   Петербург
отдавала Московия первенство  
потрафило меньшому от первенцев.
Камень-Петр    Камень-Град
заложить-то был рад.
Деревяшки   на слом.
Полштоф зелья  — на стол.
К немцам вел   за умом.
Их привел   на престол.

XIX   XX 

Двести бед   России что одна.
Двести лет   как верная жена
ждет Москва  
и роковой удар
ей  вернул приказных и  бояр.
Стынет в камне гордая Моск-ва:
умнику   водянка мозго-ва.
А над пирамидою, 
как встарь,
воцарился грозный государь.

XX    XXI 

Видимо изменяясь,
над нами всеми
камнем нависло
каменных градов время.
Быть человечным в коловерченьи знанья  
бить челом   вечным каменным изваяньям.
Камено-градов стены
отменно крепки.
Гордого храма цены
бессменно цепки.
Слабым пристало  
плоть растворить, 
и разом
в камень кристалла
влить без остатка разум,
без разуменья,
даром ли дух в полете
выбрал светлые струи текучей плоти 
Как бы ни горд был город  
известны пока  мне
разум, и дух, и плоть,
что прочнее  камня.
Солнечным жаром,
тяжестью всей планеты
мы открываем светлых  времен приметы.
Гнет пирамид и тупые орудья боли
все же слабее веселой и светлой  воли.
Стерший с гримас кумира   остатки грима,
знает, что сила живого  
непобедима.
Не-бо   не-беса   
не Бог, не бесы. 
Се-рдце   се рцы вещаго Зевеса
в заверти ветров грядет завет.
Грянул гром, взвивается завеса
коло врат   то Коло-врат, весь свет.
Коли врать   то Велес или Сет,
легкий слог крылатого Гермеса,
око-лесица   не око леса  
от лисицы-прелести совет.
Окоемом грозы отыграли,
око ему грезами застлали.
Свастикой свилася полоса  
лествица в святые небеса.

Татьяне Дорской, на "Скажет Бог уйти..."

Коль не вода в твоей крови  
откроет небо дверцу.
Крадутся демоны любви
к нежнейшей плоти сердца.

Мечтой   в любые времена
их порождают люди.
Они посеют семена 
и запоют о чуде.

Ростки небесной красоты
взошли  ты дивно таешь 
И эти странные цветы
без устали питаешь.

И дальше   все, как повелось,
припев припомни старый:
настанет время пчел и ос, 
охочих до нектара.

«За что?»   «А кто тебя спросил?»  
им свежей крови надо.
Вампир, забрав остатки сил,
взамен отравит ядом.

«Но я не ожидал беды  
вынашивал в томленьи
любви волшебные плоды »  
«Да разве ты растенье?»

Так демоны резвятся всласть,
к душе нащупав двери:
одним   напевами про страсть,
другим   о чистой вере.

Им рабски подпевать доколь,
питая наважденье?
Их пища   страх, и стыд, и боль,
обида, гнев, презренье.

Ты рвешься с недругами в бой,
хоть то ненужно миру,
иль хочешь жертвовать собой  
пригодно все вампиру.

Не задохнувшись в их петле, 
я стать хочу свободной:
двумя ногами на Земле,
служить любви природной.

И в срок назначенный уйти,
оставшись в мирном ладе,
чтоб в небеса найти пути
без сумрачных исчадий.
В месяце Тиберии
В истину поверю я.
Ведь ребята-школьники
в школу собрались.
Наступает в дни сии
Солнца равно-денствие,
холодеют дождики
и желтеет лист.

«Девка, видно, бесится   
нет такого месяца, 
дети собираются
в школу в Сентябре.
С Новолетья старого*
он седьмым считается,
за Июлем   Августом
он в календаре.»

То-то были знатные
в Риме императоры   
им в подарок месяцы
подносил сенат.
Но когда империя
перешла к Тиберию,
рубанул он умникам,
как простой солдат:

«На тринадцать кесарей
вам не хватит месяцев.
Славьтесь, Юлий с Августом,
мне же все одно.
В Парфии восстание, 
заговор в Германии.
Да хочу понизить я
цены на зерно.»

Были при Тиберии 
драчки за империю,
но в казне не хищничал
наглый подхалим.
Оттого доверию 
открываю двери я,
что не всякий кичится
именем  своим.

И поныне римляне
славятся по имени,
у детей захламлена
ими голова.
А по правде   есть у нас
для названья месяцев:
Червень, Серпень, Вересень**   
Русские слова.

* Древнее Новолетие — с 1 марта, с наступления тепла и прибытия Солнца.

** Старинные русские названия месяцев имеют несколько вариантов. Например: Протальник (Март), Березень, Травень, Кресень, Червень, Серпень, Вересень, Листопадень, Грудень, Студень, Просинец, Лютень.

Гонимого за беззаконья народа,
от коз похотливых, от пастбища сыта  
козла нагрузили несчастьями рода  
проклятием рода семитохамитов.

Не выкупив тех преступлений поныне,
гонимый замахом невидимой плети,
козел спотыкался, но брел по пустыне:
брел тысячелетье, второе и третье.

Тьмы разных племен злодеянья вбирая,
рос в год  на вершок, и на локоть порою.
Метя бородою от края до края, 
он ростом едва не сравнялся с горою.

В глазах пелена, дымовая завеса, 
покоя не знают народы доселе:
Перунову конницу, тавров Зевеса
сменили, смеясь, на козла Азазеля.

Нет у сирот ни родни, ни богатства, ни дома.
Гонит нужда их, куда подобру не заманишь,
Только сестрица премудрая шепчет меньшому:
«Братец, не пей из копытца   козленочком станешь!»

Ваня, Иванушка, Ян, Иоанн или Янис,
темной водою опился да участью горькой.
А на пути у них   молодец статный, румяный:
«Что закручинилась, дева, вечернею зорькой?

Вместо родителей добрых, в палатах широких,
буду, как солнышко, вас согревать и лелеять.»
Только надумала ведьма в полночные сроки
солнцу и месяцу хитрые чары навеять.

Точится нож, и готовится козлику участь.
Мечется мальчик над омутом, криком исходит.
Но распознать тот обман, через горе и ужас,
в жизни   не в сказке   найдется ли разум в народе?

С камнем на шее покоятся старшие Рода.
Через столетья, чрез темные воды отмщенья
мальчику светлоголовому шепчет Природа:
«Братец, не пей из копыта козла отпущенья!»
Светлая весть поднебесной ладьи,
в дымке завилися дали твои.
В дятле веселом, слетевшем на сласть,
сведались Велеса сила и власть.

Вновь с возлияньем волхвы вознесли
Славу Владыкам Воды и Земли,
вспенил весенними листьями лес
Волю Всесветную, радость Небес.
Нечеловеческое
стерплю
И безобразное
полюблю.
Неуловимое
сожму в кольцо.
И ночным кошмарам
взгляну в лицо.

Поиск

Журнал Родноверие