С момента раскопок 1984 г. версия о збручском идоле как космологическом изваянии русичей (русинов) прочно вошла в научный обиход — в противность версии о Святовите. Поднимался даже вопрос о возвращении идола на «историческую родину».
Альтернативная версия
Но в 2011 г. двое сотрудников Института археологии НАН Украины — Алексей Комар и Наталья Хамайко выдвинули свою версию происхождения «збручского изваяния», которая поставила все с ног на голову.
Сначала учёные подвергли сомнению долгое нахождение известнякового столпа в воде — для этого, по их мнению, он слишком хорошо сохранился. Обратили они внимание и на некоторые, по их мнению, несоответствия в изображениях на каменном столпе. Так, у {славянского} Перуна оказалась {тюркская} сабля, хотя логичнее бы было ожидать увидеть меч. Кроме того, КАМЕННОЕ изваяние восточнославянского божества по сей момент оказалось единственным в своём роде — из исторических источников известно лишь о деревянных кумирах.
И подобных замечаний у Комара и Хамайко оказалось немало.
Наконец, «исторические диссиденты» поставили вопрос ребром: да полноте, господа учёные! А не является ли «збручский идол» мистификацией?
Так сказать, «новоделом» ХІХ в.? Этот вопрос они даже вынесли в заглавие своей статьи: «Збручский идол: памятник эпохи романтизма?».
В противовес официальной версии они выдвинули своё видение хода событий.
В начале 20-х годов ХІХ в. в с. Лычкивцы проживал известный молодой польский поэт Тымон (Тимон) Заборовский (старший брат того самого Константина Заборовского, о котором упоминалось выше). Как и всякий поэт-романтик, он интересовался славными страницами своей родины, а одним из его любимых героев был Болеслав Храбрый, тесть Святополка Окаянного, который захватил Киев. Однако, проживая между греко-католическим и православным населением, он живо интересовался и историей Древней Руси. Под впечатлением от «Слова о полку Игореве» (в польском «свободном» переводе К. Годебского) Тымон Заборовский даже пишет свою поэму (незаконченную) Pieśni Bojana.
Кроме того, перу поэта принадлежит Pieśn o Haraldzie, в которой Заборовский даёт свою версию отношений будущего норвежского короля Харальда и дочки Ярослава Мудрого по (условному) имени Malwina.
В 1823 г. Заборовский начал писать поэтическую драму «Умвит» о позднеязыческом периоде. В описании декораций легко угадывается описание надзбручских окрестностей.
По сюжету драмы главный герой — властный верховный языческий жрец и прорицатель Умвит, желающий захватить властиь в неком ляхитском племени путём заключения брака своего ставленника, представленного им как потерянный сын Стибор, с дочкой вождя Мистивоя — Лелиной. Но планы Умвита разрушает его настоящий сын Стибор, захваченный в детстве в плен под Галичем и воспитанный уже в христианской вере под новым именем Ермилий. Через конфликт отца и сына передаётся образ столкновения старой и новой религий.
Понуждаемая к браку со лже-Стибором Лелина, по канонам романтического жанра, узнает Ермилия и влюбляется в него и перед публичной церемонией языческого брака со лже-Стибором получает от Ермилия крест. Кульминацией драмы является церемония в языческом святилище Леля, во время которой Лелина достаёт крест и публично отрекается от языческих богов. От гнева разъярённых язычников влюблённых спасает только неожиданное появление христианских воинов Цидебура — брата короля Мечислава. Апогей апофеоза христианства наступает после раскаяния Умвита и признания им сына и новой религии.
Надо сказать, что во время написания драмы Т. Заборовский был влюблён в замужнюю даму — Лауру Забельскую, жену соседского помещика Йозефа Забельского. Дама была согласна даже бросить мужа, но тот грозился оставить любимого ею сына у себя, если та уйдет к Тымону. Да и Тымону мать грозила лишением наследства. В общем, дело закончилось разрывом, хотя любовные раны и продолжали кровоточить.
По версии А. Комара и Н. Хамайко, каменный идол мог быть заказан Тымоном Заборовским у местных каменотёсов как материальный и визуальный источник вдохновения для работы над «Умвитом», ведь на нем изображены все задействованные в драме древние боги. Понятно, что Заборовский был историком-аматором, а потому в эскизе заказа допустил целый ряд ошибок, обнаруженных историками-археологами Комаром@Хамайко, которые вооружены самыми современными знаниями.
Так как образ Лелины писался с Лауры Забельской, Тымон демонстративно выставил идола на границе поместий Забельского и своего. После разрыва с Лаурой Т. Заборовский, склонный к театральным эффектам, мог приказать утопить идола (по другой их версии — это сделал разъярённый пан Забельский).
В 1828 г. Тымон Заборовский неожиданно умирает (поговаривают о самоубийстве). А в 1831-32 г.г. по окрестностям прокатывается эпидемия холеры, которая забирает в могилу родителей Заборовского, более двухсот крестьян, а также супружескую пару Забельских. Владельцем Лычкивцев становится младший брат Т. Заборовского. Наследство приходится как нельзя кстати: Константин принял участие в ноябрьском польском восстании против Российской империи, а значит, мог угодить в Сибирь, и собственность в Австрийской империи была более чем своевременной.
А в 1848 г. со дна Збруча выныривает ещё одно «наследство» — идол, о котором Константин не имел никакого понятия, ибо при жизни брата в имении не проживал. Но кто-то из местных вспомнил, кому принадлежал каменный истукан, и идола без лишних слов оттянули в имение К. Заборовского, хотя нашли его вдалеке от имения и на находку должны были претендовать таможенные власти.
Константин же постарался поскорее избавиться от такого необычного и зловещего клада и быстренько «втюхал» его своему соседу-коллекционеру.
Так был ли идол?
Такова версия А. Комара и Н. Хамайко.
«Так был ли идол? — спросит удивлённый читатель. — Может, и идола никакого не было?».
Не будем, однако, спешить с выводами.
Умозаключения о слишком хорошем состоянии известняка у «исторических диссидентов» основываются на экспертных данных 1948 г. реставратора Р. Козловского. Думается, с тех пор появились новые методы изучения каменных изваяний и условий их хранения. Вполне вероятно, что идол действительно хранился в неком схроне и лишь на недолгое время, вследствие подмыва берега, оказался в воде.
Не понятно также, зачем Тымону нужно было именно каменное изваяние, если идол был необходим ему только для написания одной драмы. Не проще, быстрее и дешевле было бы заказать именно деревянного идола?
Как памятник любви и сильных чувств (в чем нас пытаются убедить «диссиденты») збручский идол, эта образина, также воспринимается с трудом.
И, конечно, во всей этой такой складной истории смущает тот факт, что в её подтверждение нет никаких свидетельских показаний. Вся реконструкция Комара@Хамайко — сплошь их домыслы (пардон, реконструкция). Конечно, по краю прокатилась холера, но неужели спустя 25 лет никто в христианском крае не вспомнил такой скандальный случай, как установка местным паном поганского идола, а потом и его утопление в реке. Ведь для этого нужны были помощники и как минимум три пары волов. Авторы рассказывают нам о таких интимных моментах из жизни Т. Заборовского, как любовь к замужней даме, вступление поэта незадолго до смерти в орден иезуитов, версию о его самоубийстве, но о скандальной статуе, которую он выставил на границе своего поместья, чтобы позлить соседа, почему-то не осталось никаких свидетельств.
Словом, «диссиденты» не смогли повторно сбросить идола в реку опровержения. Да, думается, научное сообщество не так просто расстанется со своим любимым заблуждением, даже если оно таковым и окажется...
