Считается, что любая поэзия граничит с мистикой. Тем не менее существует такое понятие, как «мистические стихи». По крайней мере, об этом свидетельствует недавний выход в свет «Антологии мистической поэзии», куда вошли произведения членов Московского союза литераторов.
Вообще-то термин «мистическое» означает все таинственное, но не просто таинственное, а выходящее за рамки привычного нам материального мировоззрения (в славянской мифологии физическая реальность зовется Явью, а потусторонняя – Навью). Однако люди, которые в принципе признают факт существования чего-то «за гранью», подразумевают под этим несколько разные вещи. Для одних мистика – это призраки, ведьмы, оборотни, русалки и прочая потусторонняя чертовщина, для других – особые психические состояния, озарения. Для третьих мистическое тесно связано с религиозным. Надо сказать, что в книге так или иначе представлен практически весь спектр этих сущностей и состояний.
Тема ангелов и двойничества всплывает в стихотворении Николая Архангельского:
…но каждый дополняет своего
навечно теневого антипода
наверно так устроена природа
что ангел имени простого моего
он есть и ангел мой единый личный
и ангел неразлучного
того
и в этом круге звездном симметричном
который пробегает белка-мир
для душ предуготовлен свой копир
Здесь ангелы – это часть человеческой души, которая может содержать в себе разные сущности, в том числе и противоположных друг другу антиподов.
Валерия Исмиева в своих стихах о любви с восточными мотивами отправляет персонажей, а заодно и читателей, на высший уровень бытия, в страну богов (впрочем, не только восточных):
Я была его мальчиком, длинноволосым, лунным.
Целовал, что времени перебирал струны,
Говорил: «Я праща звезды».
И тьма огня отвечала:
«Так испей меня до конца – к началу».
Как он пил, припав, и не мог напиться –
Помнят Тор и Крон, меч Полярной. Спицы
Змееносца стрехами ночь вздымали,
Где любились мы на цветочной шали…
Пожалуй, с этими строчками перекликается стихотворение Анны Филатовой «Хранители огней»:
Помнишь – когда-то там белый струился свет,
Как отражался он в реках и родниках?
Помнишь – там были мы бликами на листве,
Ливнями среди гор, птицами среди скал?
Многие стихи в сборнике посвящены теме смерти, контактам человека с загробным миром, попыткам представить себе, что ощущают души «на том берегу». Так, Татьяна Виноградова воображает умершую мать:
В темной пустой квартире
прозрачная мать
сидит на кровати перед выключенным
телевизором
(на экране диктор шепчет мертвые
новости)
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А я плачу, кричу беззвучно сквозь ночь:
– Мама, мама, ты же умерла!
Ты теперь на свободе!
Ну, лети наконец, лети!..
Темы Бога, преодоления страха перед физической смертью, соприкосновения телесной сущности с иными планами бытия представлены в стихотворении Бориса Кутенкова:
Не все открывалось для ада в бесшовную тьму,
и друг отходил по врачам.
«Не надо, не надо, я Боже и в руки возьму,
я бабочка», – я отвечал…
В стихах Ирины Чудновой слышатся фольклорные отголоски древних верований о смерти как переходе «на ту сторону», как череде прохождений через «огонь, тлен и голодную воду», в которой покойник теряет память и способность говорить:
кто его проведет
за глухую смердящую реку
где сырая земля солона безначальна
где утлое дерево гнется
и воет
и курлыкают жерди моста
под немыми босыми шагами
У Людмилы Осокиной связующим звеном между реальным миром и иными измерениями выступает черная кошка:
Я видела, как она ступала по ночному небу
Своими мягкими черными лапами…
Как она окуналась в бархатную черную негу
И любовалась звездными лампами…
Впрочем, идея кошки как посредника между мирами прослеживается в мифологии и фольклоре начиная с образа древнеегипетской богини Бастет и заканчивая использованием кошек в сфере магии и колдовства. И чаще всего это именно особи черного цвета.
Для Елены Семеновой мистические явления – чисто психический феномен, они связаны с переходом в «измененное состояние сознания», но кто знает, не являются ли эти состояния заодно и прохождением через порталы в иные миры:
Все мы бываем в странных местах,
Нерастворимых, но словно обратных.
Это – застывшие белые пятна,
Где ореолом сквозит высота.
Каждый раздел антологии начинается со слопа (словопостроения) авторства Валерия Галечьяна. Это графические рисунки с подписями, например: «Владыка перекрестков вуду: эшу рэй» или «Шаман: кто опускается на дно морское». Но описывать эти слопы нет смысла, вернее, каждый привносит в них свой собственный смысл, как правило, также выходящий за рамки рационального.
Своего рода дополнением к стихотворной антологии стал вышедший одновременно с ней сборник «Мистические истории», в котором те же члены секции поэзии МСЛ рассказывают о реально ими пережитом мистическом опыте.
Николай Архангельский прощается со скульптурами в закрывающейся художественной студии, и в какой-то момент ему кажется, что статуи ожили («Осень 1991 года»)… Татьяна Виноградова в детстве испытала состояние просветления, увидев ветку боярышника с красными ягодами на фоне голубого неба («Ветка на фоне неба»)… Валерия Исмиева на кладбище встречает фантом женщины в белом платке, которая советует ей беречь сердце… Людмила Осокина то ли во сне, то ли в своем внутреннем мире попадает на празднование черной Пасхи, и ее «забывают» в аду («Черная Пасха»)…
Когда читаешь эти рассказы, то понимаешь, что послужило основой для некоторых стихотворений из антологии, хотя явной связи, казалось бы, тут нет. Просто стихи – это один из вариантов осмысления реальности, но зачастую выходящий за границы реальности, а значит, вступающий в границы мистики. Если у нее вообще есть границы.
Антология мистической поэзии. Стихи членов Московского союза литераторов. / Сост. В.Галечьян, Л.Осокина. – М. : МСЛ., 2023. – 138 с.
Мистические истории. Мистическая проза членов секции поэзии Московского союза литераторов. / Сост. В.Галечьян, Л.Осокина. – М. : МСЛ., 2023. – 38 с.