Самый главный вопрос всегда: где я и где я хочу быть?
Специальным приложением к «Последним беседам» Питера Зеевальда с Папой Бенедиктом является его ранний текст «Неоязычники и церковь». Важно отметить: эти слова были написаны в 1958 году. Почти 60 лет назад. Однако не может не сложиться впечатление, что многие и по сей день будут возмущаться. И это не касалось бы только одной церковной «стороны».
Сегодня язычество поселилось в самой Церкви. Именно в этом состоит характерная особенность Церкви нашего времени, как и неоязычества, в том, что мы имеем дело с язычеством в Церкви и с Церковью, в сердце которой язычество растет. «Так что современному человеку в обычном случае следует скорее предполагать неверие своего соседа» , — писал Йозеф Ратцингер. Мы должны задаться вопросом: что это значит для нас? Мы живем в Польше, подавляющее большинство людей в этой стране крещены. Но о неверии некрещеных будущий папа не пишет. Он пишет о неверии крещеных. А также тех, кто считает себя верующими. Возможно, даже «глубоко религиозный».
Что это значит для Церкви? Например, относительно совершения таинств? Что это означает для общественной жизни?
Мы часто слышим об угрозе христианским ценностям и христианской культуре. О необходимости их защищать. В средние века (...) Церковь и мир стали тождественными, и, таким образом, быть христианином перестало быть индивидуальной позицией, а скорее политическим и культурным ориентиром. Внешнее отождествление Церкви и мира сохранилось и по сей день, но исчезла вера в то, что в ней – в этой нежеланной принадлежности к Церкви – сокрыта особая благодать Божия, спасительная реальность, выходящая за пределы мира. . — Я читаю дальше. Вопрос в том, имеет ли смысл защищать политические и культурные ориентиры? Есть ли смысл защищать то, что для многих является чисто человеческой реальностью, нежелательной принадлежностью, в которой они не видят благодати? И не вредит ли иногда такая защита Церкви?
Будущий Папа, написавший эту статью за много лет до Второго Ватиканского Собора, говорил о решительном отказе от своих должностей и избавлении от кажущегося богатства. Только тогда, — считал он, — Церковь сможет достичь новых язычников , которые до сих пор посвятили себя жизни в иллюзиях, убежденные, что они таковыми не являются . Но мы найдем здесь и предложения по ограничению объема таинств при открытии на уровне провозглашения веры и на человеческом уровне. Ограничение доступа к таинствам, которые в обществе рассматриваются как своего рода обряд посвящения и не более того? На крещение, на первое причастие, на таинство бракосочетания...? Ох, это было бы нелегко... Но таинства без веры не имеют смысла, — писал почти 60 лет назад о. Йозеф Ратцингер.
Идея о том, что все «хорошие» люди будут спасены, теперь (в 1958 году!) стала столь же очевидной для среднего христианина, как когда-то было противоположное убеждение. Заблудший верующий задает себе закономерный вопрос, почему «чужакам» так легко, а нам все так трудно, и приходит к выводу, что к тому же он начинает ощущать веру как балласт, а не благодать. Знаем ли мы это? Мы знаем. Из наблюдений, а может и из собственного опыта. Я не буду повторять здесь длинное объяснение спасения. Одна вещь кажется решающей: забыть о благодати. С этой точки зрения спасение «заслужено» или нет. И добрые неверующие, и верующие «заслуживают» этого, только на последних возложена большая нагрузка. Между тем, спасение – это благодать, которой никто не заслуживает. Кроме Иисуса Христа.
Оптика благодати меняет все в переживании веры, которая становится даром, а не бременем. Все остальное приходит от переживания этого дара. Оптика благодати также меняет все в том, как мы смотрим на себя и других, на справедливость и милосердие. Но это не отменяет окончательной перспективы, в которой у каждого есть повод надеяться и в то же время осознавать угрозу, потому что будет и группа отвергнутых навсегда.
Кто знает, может быть, среди них был кто-то, кто думал, что может считать себя добрым католиком, но это не так? Кто знает, были ли, наоборот, среди тех, кто не принял приглашения, и те европейцы, которым было предложено христианство и которые отвергли его?
Самый главный вопрос всегда: где я и где я хочу быть?
