Сварог – восточнославянский бог, традиционно интерпретируемый как покровитель огня и кузнечного ремесла. Многие исследователи видят образ общеславянским.
Единственное упоминание Сварога во всей древнерусской литературе встречается в Ипатьевской летописи за 1114 год (далее ПВЛ – «Повесть временных лет»). Здесь летописец приводит значительный фрагмент из славянского перевода «Хронографии» Иоанна Малалы, представляющую собой византийскую всемирную хронику. Эту цитату он сопровождает самостоятельными вставками.
Так, летопись сообщает, что вскоре после всемирного потопа в Египте стал править «Феоста, которого и Сварогом называли египтяне. Когда царствовал этот Феост в Египте, в годы правления его упали клещи с неба, и начали ковать оружие, а до того палицами и камнями бились. Тот же Феоста закон издал о том, чтобы женщины выходили замуж за одного мужчину и вели себя воздержанно, а кто впадет в прелюбодеяние, тех казнить повелевал. Поэтому и прозвали его бог Сварог. Прежде же женщины сходились с кем хотели, точно скот. Когда женщина рождала ребенка, она отдавала его тому, кто ей был люб: “Это твое дитя”. Тот же, устроив празднество, брал себе ребенка. Феост же этот обычай уничтожил и повелел одному мужчине иметь одну жену и женщине за одного мужа выходить, если же кто преступит этот закон, да ввергнут его в печь огненную. Того ради прозвали его Сварогом и чтили его египтяне». Далее ПВЛ сообщает о том, что после Сварога стал править «Солнце царь, сын Сварогов, иначе Даждьбог», который следил за исполнением брачных законов своего отца, отчего «настало непорочное житье по всей египетской земле, и все восхваляли его»
Необходимо отметить, что весь указанный сюжет – о падении с неба кузнечных клещей, о введении моногамии, и о том, что в поддержку законов своего отца сын карал прелюбодеев – взят из перевода II книги «Хронографии» Иоанна Малалы, пересказывавшего греческие мифы в эвгемерическом ключе, то есть показывая героев мифов как обожествлённых исторических персонажей. Этот перевод на славянский язык был одним из источников «Хронографа по великому изложению», и был сделан, видимо, уже в X в. В оригинале упоминается только Феоста (Гефест) и Гелиос (вместо «Солнца» ПВЛ) – греческие боги огня/кузнечного ремесла и солнца соответственно. Самостоятельными вставками славянского автора являются отождествления Феоста со Сварогом и Гелиоса («Солнца») с Дажьбогом и мотив наказания огненной печью.
Согласно наиболее распространённой трактовке, Сварог был соотнесён с Гефестом, поскольку являлся его славянским аналогом – богом кузнечного ремесла и культурным героем. За это выступает и этимология, выводимая из корня «-вар», «кипение, варево». Другая, крайне широко принятая интерпретация Сварога – это представление о нём как о боге неба. Её обычно обосновывают близостью слова с санскритским svarga – небо или солнечный свет. Особое предпочтение этой гипотезе уделяли западнославянские исследователи, причём Л. Нидерле отождествлял Сварога с Дажьбогом, а Г. Ловмянский считал Сварога высшим единым общеславянским богом, и даже имя «Перун» объяснял «как прозвище Сварога». Фасмер объясняет этимологию корня как «спорящий, наказующий», что объясняет коннотации вроде «того ради прозвали его Сварогом..», и считает образ праславянским.
Ещё одной частой трактовкой является интерпретация Сварога как покровителя или создателя огня. Это мнение обосновывают тем, что в некоторых поучениях против язычества упоминается «огонь-Сварожич», которому молятся под овином – сельскохозяйственной постройкой, предназначенной для сушения снопов над огнём.
Например: «...и огневи сварожицю молятся» в «Слове об идолах»; «огневися молять зовуще его сварожичем», «молять подъ овиномъ огневи» в «Слове христолюбца»
Поклонение огню под овином известно также «Церковному уставу святого Владимира». В пользу мнения об огненной природе Сварога приводят также этимологию «румынского, заимствованного у славян sfarogŭ, švarogŭ "сухой, пылающий"»; вполне объяснимо это предположение и в контексте Сварога как отца «Солнце-царя» Дажьбога.
Без соотнесения с огнём Сварожича упоминает и «Слово отца Иоанна Златоуста»: «а инии въ сварожица вероують и въ артемиду…»
Порой трактовка Сварога как покровителя огня и неба соединяется, превращаясь, например, в образ «лучезарного солнца».
Особую роль в анализе образа Сварога играет упоминание бога по имени Сварожич в источниках, описывающих религию полабских (западных) славян.
В письме Бруно Кверфуртского к германскому императору Генриху II (1008 или 1009 год) говорится: «Как могут соединяться вместе: исчадие диавола — Сварожич и вождь святых, наш и ваш покровитель, св. Маврикий?»
В том же XI в. Титмар Мерзебургский описывает город племени ратарей Ридегост и его языческий храм, чьи стены «украшают искусно вырезанные изображения различных богов и богинь. Внутри же стоят изготовленные вручную идолы <…> главный из них зовётся Сварожич (Zuarasici); все язычники уважают и почитают его больше, чем остальных»
То обстоятельство, что эти, видимо, родственные теонимы встречаются и у восточных и у западных славян, послужило одним из обоснований как обще- и праславянского статуса божества, так и его статуса как одного из верховных, как, например, у Г. Ловмянского. Однако рассмотрению западнославянского Сварожича посвящена отдельная литература.
Известен Сварог и в топонимике. А.А. Ишутин приводит некоторые названия:
«Сварожево, Сварыжь (Новгородская губерния), польск. Swaryszewo, Swarzec (близ Познани), кашубское Swarozyno и другие»
Возможно, теоним отразился и в антропонимике: так, имя склавинского воеводы «Сварун» упоминается в византийском источнике за 555 год. В этнографии имеют место предположения о влиянии культа Сварога на почитание св. Кузьмы-Демьяна, покровителей кузнецов.
Кузьма-Демьян выглядит демиургом и культурным героем: он победитель змея и первый кузнец, выковавший первый плуг, а также покровитель брака», «По созвучию слова «кузня» (кузница), «кузнь» (кованая утварь), «кузно» (кузнечный горн), «кузло» (ковка, кованое изделие, наковальня) и т.п. с именем Кузьмы функции Сварога как Божества огня и небесного кузнеца были перенесены на христианских святых Косму и Дамиана, представляемых в народной традиции как один божественный кузнец Кузьма-Демьян»
Новгородские говоры знают слово «сварог» как старое название огня, а также кузнечика. Интересны параллели Огня-Сварожича с овинником – духом-покровителем овина. С его помощью проводились гадания о женихе (ср. в ПВЛ функцию Сварога как устроителя института брака), а «в день Кузьмы и Демьяна его поздравляли и приносили каши».
В русских заговорах и других фольклорных текстах его называют «Царь-огонь».
Вот заклинание, которое произносили над горячими углями:
«Батюшко ты, царь-огонь, всем ты царям царь, всем ты огням огонь…» Разжигая огонь в печи, приговаривали: «Царь-огонь, достанься, не табак курить — кашу варить…» Утром, затапливая печь и приступая к стряпне, хозяйка должна была перекрестить устье печи и произнести особый заговор: «Встань, царь-огонь! Царю-огню не иметь воли в моем доме, а иметь волю в одной вольной печи…»
Отношение к огню как к живому существу, которое требует к себе бережного и уважительного отношения, не терпит нечистоты и небрежения, а обидевшись, жестоко мстит, проявляется в поздних верованиях и ритуалах, связанных с огнем.
У восточных славян имеется целый свод предписаний, как обращаться с огнем, чтобы не разгневать его и не запятнать его чистоту. Огонь не терпел осквернения, до него старались не дотрагиваться ножом или топором, чтобы «не поранить», в него запрещалось плевать, мочиться и кидать различные нечистоты, а также отправлять нужду поблизости.
Нельзя было и заметать в печи той метлой, которой метут полы. Разжигание огня сопровождали молитвой, в этот момент прекращались ссоры и ругань. Нельзя гасить огонь, затаптывая его ногами. Его следует задуть или прижать рукой. В лесу и в поле часто оставляли непогашенные костры, давая огню возможность потухнуть самому по себе, и делали вовсе не по небрежности, а из опасения прогневать священную стихию. До сих пор в деревнях можно услышать, что «огонь хочет пить», и это не что иное, как напоминание о древних жертвоприношениях огню. Поэтому требуется, чтобы в негорящей печи всегда были сосуд с водой и полено дров — «питье» и «еда» для огня. В противном случае огню станет в печи слишком жарко и хозяйку, не уважившую его, он может наказать пожаром или болезнью, которая в народе называется «летучий огонь», или «вогник» (красная сыпь на лице).
Западные украинцы еще в XIX веке справляли праздник огня, во время которого не работали и не разжигали огней.
И повсеместно распространена легенда о том, как огонь наказал нерадивых хозяев:
Зажглись на чужом дворе два огня и стали разговаривать:
— Ох, брат, погуляю я на той неделе! — говорит один.
— А разве тебе плохо? — спрашивает другой.
— Чего хорошего: печь затапливают — ругаются, вечерние огни затепливают
— опять бранятся…
— Ну, гуляй, если надумал, только нашего колеса на вашем дворе не трогай. Мои хозяева хорошие: зажгут с молитвой и погасят с молитвой. Не прошло и недели, как двор у плохих хозяев сгорел, а чужое колесо, которое валялось на том дворе, осталось целым.
Огню приписывались очистительные и целебные свойства. На Руси было принято на все праздники, связанные с зимним и летним солнцеворотами, с днями весеннего и осеннего солнцестояния, разжигать на улице ритуальные костры. Через огонь прыгала молодежь на Ивана Купалу, а также молодые супруги на второй день свадьбы, чтобы обеспечить себе богатство и потомство. Огонь в домашнем очаге был символом счастья и богатства (недаром горящие угли у русских называют богатье, богач).
В давние времена, когда в деревнях не было ни спичек, ни огнива, а огонь поддерживали, оставляя в печи тлеющие угли, которые утром приходилось раздувать, крестьяне неохотно давали взаймы угли или горящую головню, считая, что с ними может уйти из дома удача и достаток.Особенно опасным считалось давать кому-либо огонь в начале пахоты, сева, сбора урожая, в дни рождения детей и появления приплода скота.
В народе различали четыре вида огня.
Самый чистый и благотворный — так называемый живой или новый огонь — это огонь, добытый трением двух кусков дерева. Такой огонь обязательно добывали во время эпидемий и мора скота, чтобы отвратить беду. Для этого в селе гасили все без исключения печи, костры и даже лучины, так как старый огонь считался оскверненным. Затем мужчины приступали к добыванию огня первобытным способом — с помощью трения одного сухого бревна о другое. Запрещалось присутствовать и участвовать в этом обряде «нечистым» мужчинам, то есть тем, кто не вымылся после супружеского общения с женой, а иногда также и всем женщинам. От полученного таким образом маленького пламени разводили костер, через который прогоняли все сельское стадо и перешагивали все жители села, чтобы предохранить себя и скот от заразы. От этого же пламени зажигали печи и лучины во всем селе, а также приносили огонь в церковь, потому что считали, что он угоден Богу.
Вторым по степени священности и благотворности, хотя и значительно более слабым, чем живой, — считался огонь, высеченный из огнива. Белорусы добывали огонь с помощью огнива в особо торжественных случаях, например, для приготовления свадебной пищи, даже если в доме были спички или уже горел ранее разведенный огонь.
Третьим и самым обыкновенным считался огонь, зажженный спичками, — колдуны и злые люди не могут с его помощью причинять вред, поэтому отдать чужому человеку спички не считалось опасным, в отличие от огня, полученного другими способами.
Наконец, особое место занимал огонь, возникший от удара молнии. Это страшный небесный огонь, которым Бог (или св. Илья) поражает нечистую силу. Считалось, что гасить такой огонь водой невозможно — пламя разгорается еще сильнее. Поэтому пожары, случившиеся от удара молнии, гасили молоком от черной коровы, квасом или яйцами, которые бросали в пламя. Огня, возникшего от удара молнии, боялись и старались не вносить его в дом.
Художник: Андрей Шишкин
