Сегодня на нашем сайте дебютирует молодой озёрский писатель Вячеслав Тарасов. Он хорошо известен среди язычников-родноверов своими довольно-таки эпатажными, интригующими статьями. Имеет свой, оригинальный взгляд на возрождающуюся славянскую культуру, на нынешние славянские общины, на их взгляды, обряды и мировоззрение. Его неожиданные выводы и умозаключения не всем нравятся (но это ровным счётом ничего не значит). С ним соглашаются (или не соглашаются), спорят, обсуждают его статьи. Короче, шума он в родноверческих кругах наделал немало.
Но сегодня он делится с нами своими воспоминаниями о безмятежном детстве в лугах и перелесках правобережья Оки. Встречаем! Вячеслав Тарасов!
Снова представился на выходных случай побывать на правом берегу Оки напротив Озёр. Весьма памятный период раннего детства и моих 90-х затерялся в этих краях. Где-то в между разбросанных здесь маленьких деревень. Приятные воспоминания. Особенное, никак непередаваемое тёплое чувство «своей земли», когда куда ни глянь — всё какое-то знакомое, своё, уютное, родное. Впечатления, в которых тесно переплетаются истории из уже далёкого личного прошлого и истории древней, теряющейся в веках.
Здесь совсем не тянет на отвлечённые разговоры. Это места для одиноких пеших переходов, ночных бдений у костра, размышлений и созерцательности. Места, где взору открываются большие открытые пространства со стенами темнеющего леса и уходящими до горизонта полями и лугами, изрезанными тихими заросшими ложбинами. Для меня — это земля, где в жизнь вплетается что-то потустороннее, оживающее в сознании и собранное из рассказов старших, мистических быличек, деревенских баек вперемежку с реальными жизненными случаями.
Правобережный ландшафт отличается от пологого левобережного. Берег высоко поднимается от Оки, обычное шоссе, местность перемежается полями, пастбищами, перелесками, оврагами с нависающими над ними тяжёлыми древесными кронами. Здесь вовсе не так людно, как на левом «городском» побережье. Над полями летают, высматривая добычу огромное количество ястребов, парят, восседают на столбах линии электропередачи, посвистывают. Их здесь так много, что скоро перестаёшь замечать их как явление, а воспринимаешь просто как обычное соседство. Было время — много бродил здесь пешком по великому множеству тропинок, потаённых мест, сырыми глубокими логами и оврагами.
Мосток через речку Любеньку.
Время для меня здесь всегда странным образом останавливалось. Становилось тягучим и уравновешенным безвременьем. Скопления дубов превращались в сознании в священные рощи. Травянистые склоны казались огромными, глубокие сырые овраги укрытые зелёным занавесом ивняка представлялись каньонами или пещерами. Вечерами солнечный диск здесь особенно красиво проваливается за тёмную линию леса, обагряя закатное небо. А туман густым волокнистым пологом стелется в сумеречных низинах, заволакивая траву.
Словно снова окунаешься в прошлое. А прошлое неразделимо с существованием какого-то иного неспешного движения мира вокруг. Здесь как-то по-особенному дует ветер, шелестя высоким бурьяном, иначе темнеет лесная опушка, кривизна деревьев особенная, притягательно выглядят отдельные островки деревьев на холмах, даже запахи и вкусы как-будто другие. Глубокие сырые овраги, промытые ручьями и бурными весенними протоками. Прогнившие и обомшелые коряги невесть кем переброшены через топкую почву на дне этих оврагов, и целые россыпи полевых цветов раскиданные по кромкам этих провалов. Развесистые вётлы склонили свои ветви над холодными ручьями, роняя листья в воду. В лесу можно передвигаться словно по холмистой гряде, где по обе стороны вниз уходят провалы, крутые склоны, заросшие подлеском. Легко напороться на остатки трапезы ястреба или лисы.
Темно-зелёный ельник за деревенским кладбищем или буреломный клочок мрачного леса — пара «нехороших», «недобрых» в народе мест. Действительно это или мнимо, но они по-своему таинственны и завораживающи, их обходят по возможности стороной. Прохожих там охватывает необъяснимое смятение и тревога, не отпускает ощущение пристального взгляда в спину. Люди там плутают «в трёх деревьях». И рассказы о странных случаях потери во времени и пространстве не прекращаются по сей день.
Река Смедва — очень холодная, ключевая — изменчива глубинами, со множеством омутов и бродов несёт свои тёмные воды в Оку.
Река Смедва.
По знакомым местам идёшь, соприкасаешься с иным восприятием времени совершенно бессознательно. Где-то там до сих пор стоят деревья с вырезанными на коре моей рукой условными символами и знаками, понятными только для «своих». В то время мы не искали поводов и не преследовали каких-то целей, выходя из дому. Никто не брал с собой ничего лишнего. Мы, ещё дети или подростки, расхаживали с ножами, за поясом — рогатка, в кармане — «патроны» к ней и спички. Можно было не появляться дома, и никто особо и не ждал к обеду или ужину. В заброшенном саду — полно яблок, на лесных опушках — земляники, в полях — кукурузы и гороха, деревенских огородах — овощей, в прудах и реках — рыбы.
Сейчас кажется диким, но вспоминается лето, когда все три месяца до 1-го сентября вообще ни разу не надел обуви. Каждый день приносил новые открытия — бревенчатый сруб над родником, чей-то тайник в роще, сено собранное стожками на лесных прогалинах, дикие малинники, брошенная сельхозтехника, покинутая хижина. Абсолютно простым явлением было сходить посмотреть на постройки бобров. Как-то всё лето охотились в запруде на «чудовище» — гигантского карпа (или сома — не помню)). Естественным казалось таскать с окрестностей старой фермы коровьи черепа и развешивать их зачем-то на заборах и деревьях. Интересно было поискать «сокровища» в многочисленных покинутых вороньих гнёздах. Притащить с полей для опознания ржавые непонятные железяки или монету Екатерининской эпохи. Своеобразно развлекались, дразня привязанного на вбитый в землю железный кол здорового быка. А когда тот рывком вырвает кол из земли, убегать от него, прыгая через заборы и ища убежища на деревьях. «Тарзанки» над крутыми берегами прудов, водонапорная башня, старые склады, сплавы по Смедве. И домой приходишь заполночь такой усталый и чумазый, что тебя отправляют спать не в постель, а на сеновал.
Город казался Вавилоном, другой левобережной цивилизацией, а заодно и её последней границей. Дальше мира не было. Конечно, все эти слова не объективны, с изрядной долей личного возрастного восприятия. Тем более, что сейчас я лишь изредка и по воле случая заглядываю в эти края. Счёт времени моего отсутствия на «своей» земле пошёл на десятилетия. Поездки с кем-то на авто на 1,5-2 часа — не в счёт. Это как приоткрыть крышку тайника, заглянуть, тихо порадоваться, но даже не коснуться содержимого.
Идол Велеса в Подсекаченском овраге.
Уверен, что всё должно проживаться в пути — ногами, глазами, дыханием, ощущениями. Поэтому и не люблю я во время коротких экскурсов «туда и обратно» советов из серии — «походи босиком, позагарай, искупайся, разведи костёр, попей-поешь!» Зачем, если не испытываешь в перечисленном нужды!? Зачем на час-полтора погружаться в эту атмосферу, снимать маску цивилизации и примерять на себя природу!? Если уж идти туда, то с головой, в безвременье, оставив «городские» замашки и привычки. Вот тогда это имеет смысл.
Старый друг водопад.
Тогда ветер словно налетает внезапным порывом, словно из прошлого, врывается, пронзает душу навылет подобно стреле и уносится куда-то в будущее, унося суету и тревоги. Незримое лишь слегка касается внутри чего-то глубокого и потаённого. Дарует то самое приятное и странное ощущение обновляющего и умиротворяющего безвременья бытия и вечного вращения Колеса Жизни. Короче, снова рассказал о себе, а не о поездке.
