Соблазнительно сблизить имя скомороха Вавилы с Ярилой — Божеством, чья эротическая символика известна . На уровне созвучия/рифмовки имен эта связь наличествует совершенно определенно.
Ср. народную примету «Вздел Ярило зиму на вилы» (ВФ, С. 106) с одной стороны, и с другой — фрагмент присказки из скоморошьей «Повести о Ерше» (СУС 254**): «Пришел Вавила — повесил ерша на вилы»,
«Пришел Вавил, паднял ерша на вилы» (Смирнов А, № 107, 223),
скороговорку «Верзила Вавила весело ворочал вилы»,
пословицы: «У Вавилы остры вилы», «Что ни Вавила — то кривые вилы»,
а также присказки на день Вавилы (17 сентября): «На Вавилу вилы празднуют, впусте (без дела) лежат», «Как пришел Вавила — устраивай, мужик, праздник вилам».
Если признать это не совпадением, а сохранившимися отголосками прежнего культа, то отсюда уже рукой подать и до оргиастичного Диониса с тантрическим Шивой (у которого вилы–тришула всегда при себе).
В.Н. Топоров идет дальше: «В рассматриваемой былине имя Вавила оправдано всем контекстом «основного» мифа, где антагонист Громовержца, как известно, носит имя с корнем Vol– | Val– | Vel–» (Топоров 1984, С. 152)
Велес, стало быть. Шива.
Имя Вавилы в связи со скоморохами встречается не только в описанной былине.
Так, известно о существовании некой иконы с изображением святого скомороха: «Вьюноша Вавила воссел, в руках гусли, и воспевает, и возыгрывает. /…/ Для скоморохов полезна йикона» (Озар, С. 305)
В упомянутой скоморошине о дележе ерша Вавило прямо назван скоморохом–веселым: «Веселой Вавило — взял ерша на вилы» (Власова 1993, С. 266)
На известном лубке «Как мыши кота погребали» две мыши изображают скоморохов, причем одна из них носит имя Вавилы: «Вавило Веселой в волынку играет, песни распевает» (Власова 2001, С. 397)
В цитировавшемся уже скоморошьем тексте, где вдова отвечает ряженому попу о роде занятий ее покойного мужа, упоминается и его имя, которое вдова запамятовала, но вспоминает при помощи подсказок:
— /…/ Как у тебя его звали?
— Не помню, мой батюшка, не помню!
— /…/ Не походил ли он у тебя на вилы?
– Вавилой, мой батюшка, Вавилой.
(НТ, С. 39)
— /…/ на кого он похож–то был?
— На вилы, мой батюшка, на навозные.
— /…/ не Вилантием ли звали?
— Вавило, мой батюшка, Вавило.
(Иванова, С. 129)
А покойник в святочных играх такого рода — персонаж космического мифа, первый умерший на земле, обряд похорон которого ежегодно воспроизводится как мистерия . Что более важно та же самая игра в покойника (Витебская обл.) фиксируется и в играх на Масленицу, древний славянский Новый год.
Сохранилось даже реликтовое имя: «в мяшок соломы накладут [т.е. сделают чучело старика и старухи]. Влас и Власиха. Влас сырницей подавиўся. /…/ И плачут по нём. Влас — старик»;
по нему шуточно голосят: «Влас, Авлас, на кого ж ты меня покинуў?»; весьма важен комментарий участницы игры — «И всем он быў дед» (Ивлева 1, С. 154, 177, 178)
И вновь Велес–Яма–Йима. Им–то и оказывается наш скоморох–скрипочник Вавила.
Сюда же стоит отнести весьма примечательные в свете поднятого вопроса пословицы, где Вавила вновь выведен мертвецом: «Живучи Вавиле быть в магиле», «Уже Вавилу запрятали в магилу» (Пушкарев, С. 218–219)
С Ярилой же Вавилу сюжет похорон также сближает — травяное или глиняное чучело Ярилы, как Бога умирающего и воскресающего, каждый год при смене сезона ритуально уничтожают.
В сказках, зафиксировавших образ святого скомороха, мистически радеющего во славу Бога, его имя одно и тоже — Вавило–скоморох, Вавило Московский (СУС 845 А). И это не может быть случайностью. Суть этих историй такова. Некий пустынник, подвизавшийся на ниве аскетизма многие годы, полагает, что превзошел всех святостью своего (не)деяния, но узнает от Бога (или Миколы–угодника), что много больше на этом пути продвинулся скоморох Вавила. Встретившись, пустынник видит, каким истязаниям, при этом незаметным для глаз окружающих, подвергает себя скоморох (пьет одну лишь воду, ест один лишь хлеб, носит и покрывается на ночь «волосяной одеждой», спит на ложе, утыканном гвоздями и пляшет в таких же гвоздями внутрь обитых сапогах), и понимает, что этот путь ему не осилить (Смирнов А, № 17; Рождественская, № 27).
Собственно, пляску (умалчивая о истязающих остриях) скоморох и называет своим главным деянием на пути к совершенству духа: «— Как вы живете, душу спасаете? — Да где ж нам душу спасать? Кажный день я хожу, пляшу и имею три жены» (Кривополенова, С. 143)
Замечание о нескольких женах придает истории довольно тантрический оттенок. Боги экстаза известны своей любвеобильностью. Экстаз и аскеза в исполнении святого скомороха опять слились в одно неразрывное целое.
В некотором смысле о таком сочетании сообщает (с изрядным налетом христианского морализаторства) и легендарная повесть о скоморохе Вавиле, который раскаялся и стал столпником: «абие сам в затвор въниде. и затворися в едином стълпе бедьнем» (Срезневский, С. 68)
Подробнее описанную аскетическую практику самоистязания мы разберем далее. Здесь же примечательно, что после смерти наш святой скоморох получает божественный статус.
К нему прилетает ангел со словами: «Тебя Бог наградил, Вавило–скоморох; ты будешь, Вавило–скоморох, голубиный бог!» (Самара, № 98)
Заметьте, это говорит русская народная сказка, записанная в стране, много веков обрабатываемой православным христианством! Такова сила традиции. Кому этот Бог покровительствует, ясно и так — таким же скоморохам, как и он сам. Ведь недаром есть и икона, что для них «полезна». В.Н. Топоров, рассматривая этот момент, ставит его в связь с известной «Голубиной книгой» (т.е. «глубинной»), не исключая, «что как «Глубинный бог» обозначалось некое первозданное божество, заложившее основу творения» (Топоров 1984, С. 156). Отмечу также, что в украинской сказке появляется «голуб’ячої цар», который по просьбе героя созывает своих подданных и расспрашивает их о том, не знает ли кто, куда укрылись его противники, укравшие волшебную шкатулку, и сам лично помогает ему воротить пропажу (Чарiвне серце, С. 84).
