1. Введение
При рассмотрении проблемы становления славянской государственности исходить следует из того, что мы вкладываем в понятия государственности и государства. Это подразумевает обращение к современным политическим теориям, базирующимся, в основном, на современных условиях, а из числа обстоятельств прошлого учитывающих только то, что хорошо документировано в письменных источниках.
Результатом подобного подхода стало появление карикатурной картины будто бы свойственной ранним славянам анархии, из-за чего их первые государства сплошь и рядом основывали чужаки (например, Само, варяги, авары, булгары). Значит ли это, что ранние славяне сами не были способны к построению государства? — Подобный вопрос обусловлен картиной раннеславянского общества, созданной восприятием внешних наблюдателей, которые в прошлом смотрели на ранних славян со стороны, а в последующие времена еще и вне контекста эпохи. Современные специалисты в области культурной антропологии хорошо осведомлены о том, насколько важной является информация, полученная при внутреннем «включенном наблюдении». Такой подход позволяет оценить рассматриваемую изнутри культуру в соответствии с нормами и критериями, которые характерны именно для нее 1. Этот принцип важен также в археологии: как показал Л. С. Клейн, именно умение обнаруживать такие внутренние критерии и правильно пользоваться ими определяет степень успешности типологии, а следовательно интерпретации и понимания 2. И этот принцип, безусловно, можно распространить на исследование прошлого в целом. Ниже будет продемонстрировано, что если попытаться приблизиться к тому, как ранние славяне воспринимали сами себя, то полученная таким образом картина их социального развития будет существенно отличаться от вышеприведенной. Люди в прошлом развивали ту или иную форму политической организации не для того, чтобы удовлетворить каким-либо критериям классификации, существующим в работах современных политологов, а для того, чтобы обеспечить себе выживание.
2. Интерпретационная модель и ее использование
Авторы эпохи высокого Средневековья говорили о славянах как о людях преимущественно одинакового языка (lingua), закона (lex), обычаев (consuetudines). При этом они отмечали, что со времени введения христианства и в соответствии с его делением на католическую и православную конфессии, славяне стали неодинаковы по своему вероисповеданию (ritus) 3. Однако, сейчас мы знаем, что элементы дохристианских славянских верований сохранились на уровне народной культуры, причем в такой степени, что делают возможной довольно достоверную реконструкцию общей древнеславянской религиозной традиции 4. Поэтому можно сказать, что и в духовном плане различий между славянами было существенно меньше, чем могло показаться с сугубо формальной точки зрения. Убежденность средневековых авторов, что знание отдельной части славян означает знание всех славян, хорошо иллюстрирует известный пассаж из второй главы «Паннонского жития св. Мефодия». По мнению автора Жития, тот факт, что Мефодий занимал одно время должность «архонта» славян, проживавших близ Фессалоники, словно предопределило его позднейшую деятельность среди славян, проживавших за 1000 км от Македонии, в Моравии и Паннонии 5.
Все это, однако, не означает, что ранние славяне являли собой некую целостность в качестве единого, слаженно функционировавшего, организма. Кажется даже, что имеющаяся в нашем распоряжении терминология не способна адекватно описать раннеславянское общество. Так, недавно Флорин Курта убедительно продемонстрировал слабости и недостатки термина «военная демократия» 6. Хотя термин «сегментированная линиджная система», для которой характерно отсутствие иерархии при наличии сложной социальной организации в целом, кажется более уместным, Ф. Курта указывает на появление в славянском обществе «королей», которых упоминают византийские авторы, и предполагает в связи с этим развитие славянского общества в контакте с империей 7. В появлении «королей» исследователь усматривает свидетельство возникновения вождеств как регионально организованных обществ с централизованной исполнительной иерархией, которая координирует деятельность между отдельными деревенскими общинами 8. Речь идет о культурно-антропологической классификации, которая во многом выросла из результатов исследований обществ Меланезии. Хотя вполне возможно, что социальное развитие в Меланезии привело к появлению форм, похожих на раннеславянские, нельзя исключать того, что речь могла идти о социальной омонимии, а не о синонимии. Данное замечание, разумеется, не отрицает очевидного наличия у славян неких «вождей». Однако, само по себе это наличие еще не объясняет функционирования у ранних славян социальных механизмов.
2.1. Реконструкция модели власти
Общеславянская лексика, отражающая существование политически дифференцированного социума, весьма скромна. Слово «господин» (gospod) — в первоначальном значении «владыка гостей» или «владыка пиров» — имеет сильный сакральный смысл 9 и поэтому его использование в «светском» обществе остается неясным. Слово «власть» (oblast) (в значении «владение, над которым осуществляется власть») является общеславянским и показывает большую семантическую стабильность 10. Существует также праславянское слово *vojevoda с первоначальным смыслом: «тот, кто ведет войско» 11. Однако, уже славянское слово для обозначения князя — *kbnqnbg — заимствовано из германского *kuningaz «король, вождь племени» 12. Таким образом, праславянская политическая иерархия заканчивалась уровнем жупана. Славянское слово *zupanb произведено от слова *zupa в значении «округ», «территория одного племени». Слово могло образоваться от индоевропейского слова *gewpa (впадина) 13. Жупой, таким образом, именовалась стоявшая над отдельными деревнями, относительно небольшая территориальная единица, возглавлявшаяся жупаном. Вероятно, он и был ее «господином», «воеводой» и имел в ней «власть» (oblast).
Для того, чтобы понять функции и действия этой власти, мы должны обратиться к другой категории источников — к фольклору. Историки, имеющие дело с письменными памятниками, нередко пренебрегают фольклорными источниками, так как речь здесь идет об устной традиции. И, действительно, устная традиция как источник для познания истории имеет ряд существенных недостатков 14. Однако, если знать об этих недостатках и избегать их, то в результате все же можно получить очень ценную информацию, потому что фольклор, так же как и язык, сохраняет немало воспоминаний о более или менее отдаленном прошлом. Так, для темы настоящей статьи исключительную важность представляет фундаментальное исследование В. Я. Проппа об исторических корнях волшебной сказки 15. В нем он показал связь ритуалов и обычаев древнего происхождения с сюжетами русских народных сказок. Последние, таким образом, выступают в данном случае как образцы волшебных сказок, к тому же хорошо отражающие мировоззрение славян. Структурные соответствия, выявленные В. Я. Проппом, в основном, отражают условия жизни в обществах, зависящих от сил природы, в которых главным орудием овладения природной средой является магия. В таких же условиях функционировала и власть.
Так, в сказке нашла отражение ситуация, когда старого правителя убивал молодой. Причиной тому было то, что правитель выступал как наделенное целительной силой лицо, от которого зависела плодородность полей и стад. К старости он утрачивал свою магическую силу. Иногда это связывалось с утратой сексуальной потенции. Старый правитель уже не был способен управлять природой, которая вследствие этого уже не давала людям достаточно пропитания. Поэтому правителя сменяли по истечении определенного периода, а возможно даже и раньше, если тот заболевал. Наследник должен был доказать свои способности, чему, вероятно, соответствовали в сказках испытания, связанные с женщинами. Наличие взрослой дочери и прибытие к ней жениха представляли собой смертельную угрозу для старого правителя. Безболезненным исходом могла бы, естественно, быть передача престола от отца к сыну, однако, такая возможность появляется лишь позднее. В сказке герой почти всегда приходит из чужих земель и завладевает не своим королевством 16. В связи с этим кажется, что влияющими на урожайность считались сексуальные отношения человека и божества 17. В этом контексте становится ясным генезис позднейшего пресловутого права первой ночи (ius primae noctis). Первоначально речь никоим образом не шла о беспардонном удовлетворении сексуальных желаний правителя. Здесь имелось в виду обрядовое действо, которое каждую женщину сообщества наделяло плодородием и способностью к деторождению. Само собой разумеется, что такое сообщество не могло быть велико.
2.2. Жупа
Базовыми политическими единицами славянского мира можно считать жупы. Их место в славянском мире было подобным тому, какое занимали у греков polis, у римлян civitas, у германцев gau, у кельтов oppidum. В рамках жупы люди реализовывали свою правовую идентичность, то есть то, что сейчас бы мы назвали гражданством 18. О главах жуп — жупанах письменные источники сообщают лишь начиная с 777 г., когда жупы уже стали интегрироваться в феодальную систему. После этого смысл, вкладываемый в слово «жупа», стал существенно отличаться в разных землях и в разное время 19.
Жупы были единообразно структурированы, в них существовали одни и те же язык, право, обычаи и ритуалы, что было предпосылкой для возникновения того самого представления о единстве, которое складывалось у всех авторов, описывавших ранних славян. Однако, несмотря на производимое впечатление, славяне никогда не являли собой однородной единой массы, а представляли собой совокупность идентичных элементов. Вследствие этого было бы ошибочно говорить о них и как о сегментированном обществе, так как оно предполагает первоначальное единство, которое затем распалось на отдельные части. Возможно, было бы уместно, используя математический термин, говорить о фрактальном обществе. Подобное определение предполагает уподобление жуп фракталам не только потому, что жупы были одинаково структурированы, но и потому, что на уровне отдельной жупы можно наблюдать то же самое, что и на уровне объединения отдельных жуп в более крупные территориальные образования.
Соединение отдельных жуп в более крупные территориально-политические единицы происходило в различных частях Европы по-разному и с разной быстротой. Еще полвека назад Вольфганг Фритце на примере одного из племен полабских славян — ободритов, разработал на уровне парадигмы аналитическую модель подобного развития, не получившую, однако, в историографии должного отклика 20. Вместо слова «жупа» он использовал условный термин «малое племя» (КЫт1атт), а вместо слова «жупан» — понятие regulus, взятое из латинских источников. Как полагает В. Фритце, во время расселения славян в Полабье, включая и небольшой период времени после этого, «малые племена» еще не были объединены. Как явствует из более поздних источников, каждое племя имело свое собственное устройство в том, что касалось правовой сферы и сферы культа. Эти сферы были теснейшим образом связаны друг с другом, так как в рассматриваемое время суды происходили в культовых местах. «Племенная» земля выступала как культовый округ, а правовое устройство местной общности — как сакральный порядок. Ему был подчинен и появившийся позднее князь. Существовала, таким образом, неприкосновенность и «суверенность» права.
Письменные источники позволяют выделить в Полабье три стадии развития. До середины IX в. существовал союз «малых племен», во главе каждого из которых стоял свой regulus. В последующий период более крупные структуры (ТегЬШтте) под внешнеполитическим воздействием франков начинают объединяться в политические единицы с монархическим устройством. В середине XII в. наступает период, когда правящий род создает единое государство с помощью сети княжеских градов и их административных округов (Burgbezirkverfassung), в то время как прежние племенные объединения утрачивают свою политическую автономию 21. Такую же картину развития поселенческих структур выявил и Франц Энгель. Осуществленный им анализ показал, что сперва существовали небольшие, территориально изолированные группы поселений и лишь на рубеже тысячелетий начинается государственная колонизация широких пространств с центральными и пограничными градами 22.
Наибольшее количество письменных источников о раннесредневековых жупанах происходит с территории Хорватии. Недавно их систематизировал и обобщил Фра-ньо Смилянич. Старейшей формой развития данного института была та, при которой отдельные племена имели своих «старцев-жупанов», избираемых свободными крестьянами. Однако, уже в IX в. фиксируются жупаны, которые подчинены правителю и осуществляют различные функции: служат при княжеском дворе, возглавляют территориальную организацию, возможно, просто являются титулярными жупанами. Жупаны являются «первыми лицами народа» (primates populi), из их рядов правитель рекрутирует своих чиновников. Когда Хорватия становится королевством, жупаны превращаются в королевских чиновников (primates regni), вливаясь в ряды королевских племичей. Жупы становятся опорой королевской власти на местах, хотя жупаны избирались королем из рядов местной знати. Знатные жупаны (nobili iuppani) выполняли обязанности, которые были необходимы для осуществления королевской власти. Служба жупана при этом не была наследственной, наследственным был сам титул. Жупаны имели свою вооруженную свиту из членов своего рода, собирали налоги и осуществляли суд. В конце XII в. начинается процесс превращения королевских жуп в феодальные вотчины 23. Таким образом, развитие, наблюдаемое в Хорватии, хорошо согласуется с ободритской моделью. Похожим образом обстояло дело и в других славянских землях. Лишь с введением христианства как универсалистской религии с мощной интегрирующей силой там сформировались крупные, более стабильные государства 24. Даже в конце XII в. основатель правящей династии средневековой Сербии Стефан Неманя носил простой титул великого жупана, как и его сын Стефан до того как в 1217 г. он был коронован 25.
Таким образом, письменные источники совершенно ясно показывают существование жуп и жупанов и их автономное положение в начальный период после расселения славян. Принимая во внимание фрактальный характер устройства, каждую жупу можно в действительности рассматривать как pars pro toto славянства в целом. Знание жизни жупы является необходимым условием для понимания жизни славян.
3. Восточные Альпы
3.1. Жупа Блед
До сих пор еще не удалось проследить генезис какой-либо раннесредневековой славянской жупы. Понятно, что скромные фрагменты сохранившихся письменных источников при этом мало могут помочь. Однако, для решения этой задачи в нашем распоряжении есть другие источники и инструменты анализа. Их предлагает нам историческая география, учитывающая, в частности, информацию земельных кадастров, позволяющую выявить следы далекого прошлого. К этому следует добавить также ономастику, народную традицию и наиболее важные для данной темы археологические материалы. Все это позволяет проследить историю конкретного поселения 26. Стоящая перед нами задача несколько шире: проследить историю жупы как социальной единицы. Для того, чтобы это было возможно осуществить, необходимым условием является наличие на рассматриваемой территории некоторого континуитета в структурах управления, который бы был запечатлен в материалах кадастра. На каких славянских землях в раннее Средневековье можно было бы ожидать подобный континуитет?
Монгольское завоевание Восточной Европы в XIII в. так основательно изменило местные условия, что по сути положило начало совершенно новому историческому периоду. Ранее подобное произошло в Паннонии в связи с приходом венгров, а позднее огромные изменения в структуре поселений в Юго-Восточной Европе вызвала османская экспансия. Введение центрально-европейских административноэкономических моделей в землях западных славян в эпоху высокого Средневековья (прежде всего, в XIII в.) также основательно изменило распределение земель 27. Таким образом, в качестве наиболее перспективных с точки зрения наличия условий для континуитета поселенческой структуры следует рассматривать пространство северной Баварии, а также земли между Дунаем и северным побережьем Адриатики (Австрия, Словения, западная часть Хорватии). Относительно данных территорий представляется возможным говорить и о том, что их сходная судьба повлияла также на материальную культуру, которая и в раннее Средневековье, и позднее обнаруживает высокую степень родства 28. Важным стимулом для исследования является и тот факт, что именно с этой территории происходит первое конкретное упоминание о жупане вообще. В 777 г. «жупан, который зовется Фиссо» (jopan qui uocatur Physso) подтверждает клятвой земельные границы близ Кремсмюнстера (Верхняя Австрия) 29.
Можно ожидать, что раннеславянская жупа территориально охватывала некий географический микрорегион, который территориально был достаточно хорошо отделен от соседних. Тем самым перед нами открываются возможности для осуществления микрорегионального исследования со всеми его преимуществами. В гуманитарных науках микрорегион — это то же самое, что лаборатория в науках естественных, это пространство, в рамках которого мы можем искать, строить, развивать и проверять гипотезы и теории. Ограниченное пространство позволяет рассмотреть наибольшее количество связей. И хотя речь идет об очень узком взгляде на историю, его преимущество заключается в его глубине. При этом все-таки можно следить и за общим историческим развитием, оставляющим следы на локальном уровне. Если таких следов нет, то его и нельзя считать общим.
Для такого исследования идеальным является так называемый Бледский угол в северо-западной Словении 30, то есть микрорегион, который в Восточных Альпах применительно к раннему Средневековью археологически лучше всего изучен. Вместе с тем, к нему относится и большое количество письменных источников, появляющихся начиная с XI в. Подробно изучен этот район и с точки зрения ономастики. В результате всего этого стал возможным анализ, базирующийся на информации, которую дают топонимика, устная традиция, письменные источники, археология, земельный кадастр. Вся информация относится к одному и тому же пространству и связана воедино одной аналитической осью. Эта ось запечатлена в земельном кадастре. Так как распределение земли зависит от отношений собственности, принятых в конкретном обществе, то эволюция распределения земли может многое рассказать о социальном развитии. Микроаналитическое исследование Бледского угла дало достаточно последовательную картину формирования и развития конкретной раннеславянской жупы, что явилось первым подробным анализом славянской жупы как таковой 31.
Краткий обзор развития жупы Блед. В период поселения славян в Бледском углу в VII в. их было лишь несколько семей, то есть всего несколько десятков человек. Учитывая такое небольшое количество людей, вероятнее всего, что они находились в родственной (?) связи друг с другом еще до поселения, а не встретились впервые только в Бледском углу. Принимая во внимание рискованность такого предприятия как миграция, трудно поверить в то, чтобы у переселенцев не существовало хотя бы минимальной степени организации, включая наличие какого-то предводителя. Пришельцы восприняли от автохтонов обрабатываемые поля, некоторые пахотные орудия 32, женщин 33, а также некоторые элементы бытовой культуры 34. Бледские славяне уже со времени своего поселения в этом районе использовали такой метод ведения хозяйства, когда выделялись угодья, а земля делилась на отдельно обрабатываемые участки. При таком способе обработки земли уже оформлялись семейные или личные права на саму обрабатываемую землю, а не только на ее плоды 35.
Рост численности населения, разделение угодий, совместная эксплуатация пастбищ — все это в VIII в. потребовало регулирования отношений как между поселениями, так и внутри каждого из них. Это, вероятно, также повлияло на расслоение в рамках Бледского угла в целом, а также в рамках отдельных крупных деревень. Кажется, что уже созрели условия для социального сдвига. Поэтому не удивительно, что в это время именно там, где раньше всего встал вопрос об упорядочивании отношений, целое поселение переместилось с равнины на возвышенность — на место, именуемое ныне Бледским замком. Тем самым в пространственном плане было подчеркнуто его тройное значение — судебное, военное и религиозное. Мысль о религиозном значении является, правда, только рабочей гипотезой, которую в будущем следовало бы обосновать подробным анализом местного некрополя. В любом случае в тот период уже вполне оформилось ведущее положение этого поселения в рамках всего Бледского угла. Также можно говорить о том, что в рамках этого поселения, а тем самым и в рамках всего Бледского угла, решающее слово в рассматриваемое время уже имел один человек. Данная картина показывает, что Бледский угол являлся территориальной административной единицей. Родственную связь, существовавшую в период поселения здесь славян, заменила связь территориальная. Сказанное соответствует реконструируемой картине жупного устройства у ранних славян 36, вследствие чего мы можем говорить о Бледской жупе и ее жупане.
Личная собственность на земельные участки и иерархическая организация семьи в сочетании с необходимостью в более эффективном сельском хозяйстве, требовавшем коллективной обработки земли, обусловили в IX в. противоречивое решение, по которому собственником земли был лишь один из братьев, в то время как остальные могли на ней только работать и жить. Это оттеснило их вниз по социальной лестнице. Можно предположить, что хотя все они были лично свободны, из-за отличия по линии «собственник — не-собственник» между ними создалось сильное неравенство. Вплоть до недавнего времени братья и сестры хозяина на ферме были почти приравнены к обычным работникам 37. В первом поколении наличие тесных родственных связей еще смягчало неравенство, однако, в последующих поколениях этого смягчения уже не было, так как кровные связи все более ослабевали. Можно предположить, что браки заключались лишь в соответствии со статусом, что дополнительно углубляло социальную пропасть. Те, кто не являлись владельцами земли, за счет которой они жили, таким образом, в конечном итоге стали обыкновенными работниками без права управлять и принимать важные решения, правда, наделенными первое время определенной степенью личной свободы, которую они также постепенно утрачивали.
Описанные процессы обусловили появление слоя дворников — особой группы людей, которые возвысились благодаря своей экономической мощи, так как имели крупные земельные владения и зависимых людей. Мощь дворников могла бы ослабить центральную власть бледского жупана. Однако, он сам сумел эффективно использовать новые обстоятельства, так как ему было легче других утвердиться в своей деревне в качестве единственного владельца ее земли. Людей, которые на ней жили, он, таким образом, превратил в своих подданных. Именно на них он, вероятно, и рассчитывал больше всего при установлении своей власти. Благодаря количеству людей, которыми он располагал, он был более могущественным, чем отдельные бледские дворники, ведь еще прежде он сосредоточил в своих руках воинское предводительство и судебную власть в жупе. При этом кажется, что власть бледского жупана в рассматриваемую эпоху стала опираться еще и на новую силу — христианство. С распространением представления о том, что власть происходит от Бога, утрачивалась ответственность жупана перед всеми, кто стоял на социальной лестнице ниже него.
В IX в. появилось два новых кладбища в стороне от села, первое — на острове у церкви 38 на месте предполагаемого языческого святилища, второе — на юговосточном подножье Бледского замка, также близ церкви. Таким образом, первая церковь — св. Марии — наследовала дохристианскому культовому месту и его заместила. Однако, захоронения у этой церкви осуществлялись сравнительно недолго. Здесь слишком мало погребений для того чтобы было можно говорить об этом кладбище как о главном христианском некрополе Бледской жупы. Кажется, что главным местом захоронений стало пространство рядом со второй упомянутой церковью — св. Мартина.
Для постройки церкви были необходимы средства и санкция со стороны ответственной за это власти. Трудно себе представить, что бледский жупан не имел бы решающего слова при строительстве церкви св. Марии. Также кажется почти несомненным, что именно он дал построить и вторую церковь, так как она находится на краю земли подвластной ему деревни. О связи бледского жупана с распространением христианства, вероятно, говорит также некрополь Седло на Бледском замке, который принадлежал жупанскому двору. Владельцы обеих найденных там декоративных пряжек с изображениями двух святых и божественного агнца были мужчинами 39. Если бы они были чужаками, то они были бы похоронены на церковном кладбище, а не на древнем некрополе. Поэтому кажется более вероятным, что речь идет о местных жителях, членах свиты жупана, которые встречались с христианством и во время своих путешествий за пределами жупы. Поэтому нельзя исключать возможность того, что священниками в бледских церквах могли быть родственники жупана. Некрополь Седло, относящийся к пребыванию жупанов на Бледском замке, наследовал более раннему равнинному кладбищу Жале-Брдо. Это показывает, что жупаны жили первоначально внизу, на равнине, и лишь позднее переселились на Бледский замок. Оба захоронения по своим выдающимся находкам (оружие, престижные украшения) 40 отличаются от окружающих могил, что можно рассматривать как свидетельство того, что должность жупана находилась с момента возникновения жупы в руках одного рода.
Возникает вопрос, должны ли были бледские жители давать жупану какие-либо подношения. Если он действительно финансировал строительство церквей, то он должен был иметь довольно большие доходы, каковые от скромного поля, находившегося в его распоряжении, были слишком малы. По крайней мере, следует принять во внимание скотоводство и сферу, не связанную с сельским хозяйством. Весьма вероятно, что жупану шли постоянные подношения за его судебную деятельность, да и церкви должны были давать определенный доход, после того как они были построены.
Окончательный переход княжества Карниолы (см. ниже) и жупы Блед в качестве ее составной части в состав Священной Римской империи в третьей четверти Х в. принес с собой значительные перемены как в поселенческой структуре, так и в общественном устройстве. Кажется, что интеграция жупы в состав империи не была спокойной. Король изгнал жупана, завладел центральными частями Бледской жупы и превратил их в свое владение 41.
Жупа Блед и ранние славяне. Такой результат исследования стал возможным потому, что применительно к территории Бледской жупы оказались несостоятельными некоторые старинные стереотипы о ранних славянах. Речь, прежде всего, идет об экономической основе их хозяйства и проистекающих из нее социальных явлениях. Действительно, Прокопий Кесарийский в VI в., сообщая о склавинах и антах, утверждает, что они часто меняли место жительства (Procopii De bello Gothico, III. c. 14). Из этого обычно делался ряд выводов: славяне не имели постоянных пахотных земель; основой их хозяйствования было подсечно-огневое земледелие, относительно быстро исчерпывавшее почвы; непостоянными в связи с этим были и их поселения 42. В связи с этим предполагалось, что земельный кадастр, отражающий существование постоянного разделения земли, был введен в словенских землях лишь в период феодализации, то есть между IX и XI вв., крупными землевладельцами 43. Будь это так, о древнейшей форме управления кадастр, естественно, ничего бы не мог поведать. Однако, результаты исследования жупы Блед перечеркнули подобный ход рассуждений. Начало непрерывного распределения пахотных земель в Бледе, очевидно, совпадает с новым порядком, появившимся здесь в VII в. с приходом славян. Это подтверждает археологически установленный континуитет построек с VII по X в. на поселении Пристава под Бледским замком 44.
Данный вывод, конечно, требует переосмысления характера и уровня земледелия у ранних славян вообще, а именно (не)вероятности стабильного разделения земель, наличия/отсутствия права личной собственности на пахотные участки, автохтонного развития социальной дифференциации, то есть всего того, что связано с во многом неразрешенным вопросом зарождения государственности у славян. Хотя, возможно, в других краях разделение земли не сохранилось в той же степени, что и в Бледе, следовало бы, по крайней мере, сопоставить тамошние структуры, выявленные археологическими раскопками, с бледским материалом. Таким образом, жупа Блед может стать полезной интерпретационной моделью для изучения ситуации в других регионах. Потребность в новой интерпретации диктуют такие поселения, как Рашков (Рашків) I в Украине и Ростоки (Roztoky) близ Праги в Чехии. Первое находилось на одном и том же месте в течение почти двухсот лет с VII по IX в. 45, второе на одном и том же месте просуществовало как минимум столетие в VI и VII в. 46, что не согласуется с привычной моделью отсутствия у ранних славян постоянных поселений.
Возникает вопрос, как же в таком случае согласовать непрерывность разделения земли и поселенческой структуры в Бледе с приведенной выше информацией Прокопия. Уже Бого Графенауэр высказал предположение, что в Восточных Альпах общий недостаток пригодных для пахоты земель и наличие местного автохтонного населения (влахов) ускорили сельскохозяйственное развитие славян 47. История Бледской жупы подтверждает правильность его размышлений, дополнительно демонстрируя то, что это произошло очень быстро, возможно даже сразу. Относительно ограниченное пахотное пространство требовало устойчивой обработки земли, которую осуществляли влахи. Следовательно, это означает, что славяне были достаточно гибкими. Археологическим подтверждением тому является состав сельскохозяйственных орудий в кладе из Себенье (Sebenje), который обнаруживает одновременное использование влашских пахотных орудий и орудий, принесенных с собой славянами 48. Это обнаруживается и в культуре строительства: в бледской Приставе рядом с постройкой, которая возвышалась над землей (очевидно, старая альпийская традиция), находилась квадратная постройка, которая, хотя и соответствует по форме, величине и внутреннему устройству славянским полуземлянкам, тем не менее, не вкопана в землю, а представляет собой обычную наземную постройку 49. Очевидно, что среда Валашской равнины, где жили славяне, описываемые Прокопием, была существенно иной, чем та, которую предлагал славянам альпийский Блед. В связи с этим становится совершенно ясным, что историю (южных) славян невозможно понять без обращения к истории влахов, вследствие чего именно изучение влахов, которыми до сих пор сильно пренебрегали, составляет desiderata будущих исследований.
3.2. Косезы
Особенностью южной части восточно-альпийского региона в конце Средневековья был особый социальный слой эдлингов (Edling, Edlinger), лично свободных людей, которые со своими небольшими земельными владениями непосредственно подчинялись местному герцогу. Населенные пункты с немецким названием Edling имеют словенское название Koseze / Kazaze 50. В связи с этим в историографии долгое время велась дискуссия, до сих пор так и незавершенная, о возможной связи позднесредневековых (XIII/XIV и XV в.) эделингов с косезами, будто бы являвшимися в раннее Средневековье особым социальным слоем или некой племенной группой, давшей позднее свое имя социальному слою. Так как письменные источники в XV в. в Бледском углу упоминают многочисленных эдлингов, микрорегиональный анализ делает возможным по крайней мере применительно к этому конкретному пространству дать ясный ответ на вопрос о возможном раннесредневековом источнике эдлингов 51. Ответ состоит в том, что в случае с бледскими эдлингами речь идет о социальном слое, который сформировался в позднем Средневековье, имел гетерогенное происхождение и не обладал здесь какой-либо раннесредневековой традицией в качестве социальноправовой группы.
Разумеется, данный вывод противоречит концепции Бого Графенауэра. В своей монументальной монографии о Карантании он пытался доказать, что она была первым славянским государством, причем делал это в соответствии с известным теоретическим положением, гласившим, что государство возникает вследствие появления антагонистических социальных классов — эксплуататоров и эксплуатируемых. В соответствии с данным определением основным и решающим признаком появления государства должно быть наличие аппарата насилия, а именно специальных подразделений вооруженных людей, служивших орудием государственной власти 52. Это орудие Б. Графенауэр усматривал в косезах, и, хотя они не фигурируют в качестве социального слоя в раннем Средневековье, исследователь проецировал их позднейший статус в VIII столетие, устанавливая тем самым структурированность, необходимую в рамках вышеприведенного представления о сущности государства 53. Очевидно, что проблему косезов и формирования государственности необходимо будет рассмотреть заново.
3.3. Само
Само и Карантания. В качестве первого важного, как в политическом, так и в военном отношении, славянского политического формирования можно рассматривать державу Само (623-658). Единственный письменный источник, который прямо связывает восточно-альпийский регион с Само — трактат «Обращение баваров и карантанцев» (Сопуе^го Bagoariorum & Carantanorum), написанный спустя более чем двести лет после смерти Само 54. Речь идет о крайне тенденциозном сочинении, которое появилось в 870 55 или, возможно, даже в 878 г. 56 для защиты прав церковной юрисдикции Зальцбургского архиепископства в связи с учреждением архиепископии, возглавляемой св. Мефодием. Неизвестный автор, который был мастером в подтасовке информации 57, сообщает, что Само был князем у карантанцев (Conversio, с. 4). В историографии в этом нередко видели свидетельство того, что карантанцы были частью племенного союза Само. Однако, такому пониманию противоречит то, что происходило во время нападения франкского короля Дагоберта на Само и его славян.
Материалы раскопок крупнейшего из баварских некрополей — Альтенердинга (к северо-востоку от Мюнхена) — показывают, что в период между 630 и 640 гг. (вероятно, ближе к 630 г.) альтенердингские воины участвовали в самом худшем из своих сражений. Смертность молодых людей достигла тогда вершины. На ощущение чрезвычайной угрозы указывает наблюдение, что на войну были отправлены — вопреки установленным правилам — даже необученные юноши 58.
Единственное военное событие, которое должно быть при этом принято во внимание, исходя из сообщений письменных источников, — это война франков и их союзников со славянами, возглавлявшимися Само. Решающим в ней было сражение между австразийцами и славянами при Вогастисбурге в 631/632 г. Однако, бавары не были специально отмечены как участники войны. Вследствие этого возможны две совершенно противоположные реконструкции событий. В рамках первой из них сообщение «Так называемой хроники Фредегара» о том, что бавары должны были по франкскому повелению за одну ночь умертвить 9000 болгар, бежавших к ним от аваров, можно интерпретировать в том смысле, что они были частью франкского плана поиска союзников против опасного для них славянского племенного союза с Само во главе 59. Победу при Вогастисбурге славяне использовали для последующего грабежа франкских территорий: Winidi in Toringia et relequos vastandum pagus in Francorum regnum inruunt (Fredegarii Chronicon IV, c. 68). В соответствии с предложенной реконструкцией событий мы должны были бы допустить возможность, что хронист баваров причислил к австразийцам. Кроме того, не исключено, что бавары при Вогастисбурге на самом деле не сражались, а разместились по краям от славян, которые в грабительском походе приближались к Альтенердингу.
На вероятность иного хода событий указал Ханс-Дитрих Каль. Он усомнился в существовании франкского приказа об убийстве болгар, которое, с его точки зрения, было бы просто неосуществимо по причинам логистики. Поэтому он предложил иное объяснение, согласно которому бавары, которые неоднократно проявляли себя антифранкски настроенными, находились в упомянутой войне на стороне славян. Правда, он обращает внимание на то, что источники не сообщают о франкских репрессиях, которые бы могли обрушиться на баваров вследствие нарушения ими вассальных обязательств 60. В связи с этим следует отметить, что смертность гражданского населения Альтенердинга в этот период не увеличилась, что может говорить о том, что либо враги не достигли края, либо они не убивали безоружных. Если задаться вопросом, кто все-таки осмелился поставить под угрозу важный военный форпост в центре Баварии — войско славян в грабительском походе или совершавшая карательную операцию армия франков, то гораздо более вероятной представляется вторая возможность, а соответственно реконструкция событий, предложенная Х.-Д. Калем.
Такая интерпретация, разумеется, не означает, что бавары находились в союзе со всеми славянами, которые ни тогда, ни позднее не являли собой никакого политического единства. Факт сражения баварского герцога Гарибальда II со славянами при Агунте в Восточных Альпах (Paulus Diaconus, Historia Langobardorum, liber IV: c. 39) не означает поэтому, что он не мог находиться в хороших отношениях со славянами, проживавшими к северу от Дуная. На присутствие славян в Альтенердинге указывают также погребения с куриными костями, полностью отличающиеся от местных обычаев захоронения. Но они были тогда совершенно обычными для славян в австрийском Подунавье 61. Также здесь была обнаружена керамика с золотой слюдой, фрагмент которой встречается в Альтенердинге в материалах погребения 999 62. Между тем, разбитая посуда в инвентаре погребений обычна для славян Верхней Австрии 63. Существование баварско-славянского сотрудничества могло бы прояснить и явление, на которое обратил внимание Ханс Лозерт, — появление во второй половине VII в. среди баварских погребений к северу от Дуная многочисленных погребений с кремацией, которые можно связать со славянскими мигрантами 64. С этого времени начался процесс расселения славян среди баваров, который оставил следы также в топонимике 65.
Итак, с одной стороны, материалы археологических раскопок указывают на союз баваров со славянами Само, с другой стороны, письменные источники описывают военные столкновения баваров со славянами в Восточных Альпах. Это не удается совместить с информацией трактата «Обращение баваров и карантанцев» о том, что Само был князем карантанцев, вследствие чего этому утверждению нельзя доверять. Его появление можно объяснить задачами, стоявшими перед автором трактата, стремившимся представить перечень заслуг баваров и Зальцбургского (архи)епископства перед Карантанией. Тому факту, что в VII в. бавары и восточноальпийские славяне смотрели друг на друга через острие ножа, хорошо «соответствовало» утверждение, что князем карантанцев был Само, с которым бавары, очевидно, действительно сотрудничали. Чтобы не оставалось никаких сомнений, в продолжении сочинения под названием Gesta Dagoberti повторяется несомненно ложное утверждение, что Дагоберт подчинил себе славян Само 66. Поэтому в том, что касается правления Само в Карантании, трактату не следует верить. Само определенно не был карантанским князем!
Интронизация Само. Несмотря на то, что племенной союз Само не охватывал Восточных Альп, его пример важен для понимания тогдашней славянской политической организации. Хотя ее описание, содержащееся в в «Так называемой хронике Фредегара», довольное скромное, оно все же дает важную информацию о том, как он стал славянским «королем» (rex) (Fredegarii Chronicon IV, c. 48). Само был избран (eum eligunt) жупаном или князем (что было бы его наиболее вероятным титулом на славянском языке) благодаря качествам, которые он продемонстрировал в сражениях с аварами. То были его utilitas и consilium, благодаря которым славяне регулярно побеждали. Если эти слова мы переведем как «способность» и «совет», необязательно, что этим мы точно описали бы качества Само. Конечно, речь шла и о его интеллектуальных способностях и о воинской доблести. Но не следовало бы оставлять без внимания вероятность того, что utilitas могла означать также его магическую силу, в которую бы могли поверить сражавшиеся вместе с ним воины. Не вызывает сомнений и его мужская сила — у Само было 12 жен и 37 детей. Таким образом, Само обладал интеллектуальной, магической (?) и физической силой, а также чрезвычайной сексуальной энергией, то есть всем тем, что соответствовало критериям выбора властителя в архаическом обществе, установленным В. Я. Проппом (см. выше). Благодаря наличию у Само всех этих качеств славяне его и избрали. То, что он при этом происходил не из их страны, было при этом совершенно неважно. Важно было лишь то, что он был самым лучшим. Данный пример поэтому никоим образом не может рассматриваться как доказательство пресловутого славянского «безначалия», но наоборот свидетельствует о наличии эффективной системы выбора. Правда и то, что подобная система не признавала передачи власти по наследству. Каждый кандидат должен был самостоятельно доказать свою пригодность. То, что такую систему не понимали внешние наблюдатели, оставившие нам свои описания раннеславянского общества, конечно же, является проблемой сегодняшних интерпретаторов, а не проблемой ранних славян.
3.4. Интронизация герцогов Каринтии
Избрание Само можно рассматривать как парадигму развития славянских жуп и княжеств в дохристианский период, конечно, при условии, что наши вышеприведенные рассуждения хотя бы в общем верны. В такой ситуации всегда желателен еще какой-либо позитивный пример. Все говорит в пользу того, что такой пример представляет обряд интронизации герцогов Каринтии (в прошлом — князей Карантании). Об этом обряде и карантанской политической организации существует исключительно обширная библиография 67. Письменные источники подробно описывают процедуру интронизации начиная с XI в. и позднее. Поэтому мы знаем, что обряд с течением времени претерпел ряд изменений, пока совершенно не отмер. Для обсуждения истоков славянской государственности, конечно, важна его старейшая документированная форма 68.
Описание сосредоточено на определении правовых отношений между свободными крестьянами Каринтии с одной стороны, герцогом с другой стороны и Священной Римской империей с третьей стороны. То есть описывается состояние, которое было уже результатом включения Карантании во Франкскую империю. Между тем, изучение элементов обряда интронизации, их символики и последовательности ясно обнаруживает следы древней индоевропейской идеологии властных отношений. В связи с этим аналогии можно обнаружить у всех индоевропейцев, причем хронологически они достигают эпохи древнеиндийской Ригведы 69. Кажется, что карантанский обряд весьма походил на то, как осуществлялся ритуал интронизации в древней ирландской Темре (Temair, англ. Tara).
Единого подробного описания ирландского обряда не существует. Кроме того, с течением времени обряд, конечно, изменялся, в том числе под влиянием христианизации. Однако, если рассматривать отдельные описания как фрагменты целого и попытаться определить их общий источник, а также учесть возможные изменения в процессе развития, то можно реконструировать его структуру и основные правила 70. В обряде было задействовано несколько арен, причем все они были отделены друг от друга (дорога, вода, лес). Начинался обряд с избрания кандидата. Видение во сне, имевшее при этом решающее значение, вероятнее всего, было словом бога-быка. У кандидата были компаньоны (3, 4, 6), сводные братья, побратимы 71. Он должен пройти испытания, чтобы подтвердить свой статус. Происходит его поединок с ближайшим сородичем. В реальной средневековой исторической форме то было просто сценой, которую разыгрывали кандидат и вершитель обряда, которые стояли каждый на своем камне или около него и наносили символические удары. Следующим актом являлся священный брак с Властью в образе лошади. Символическое совокупление превращало ее в красавицу. Кандидат и Власть сменяли одежды. Кандидат получал напиток власти в сосуде (роге). Прежде чем он мог разделить его с другими, его превосходство должно было быть признано. При этом речь шла не просто о разделении власти, но также о разделении пищи, плодородия. Правитель у индоевропейцев, да и не только у них, был в первую очередь ответственен за обеспечение пищей (и тем самым за жизнь) всего общества, как в своем подробном анализе показал Яцек Банашкевич 72.
В Каринтии при выборе руководителя обряда и при подтверждении кандидата в герцоги были важны следующие качества: что он хороший, разумнейший — wisost (consilium у Само!), полезный — nütz (utiltas у Само!). Его переодевали в платье синего и красного цветов, что характеризует его как наряд для свадьбы, после чего он должен быть оседлать неукрощенную кобылу (более подробное описание этого действия опущено). Затем его вели к камню интронизации на Госпосветском поле (нем. Zollfeld, к северу от Целовца (Клагенфурта)). Он троекратно объезжал камень, что также являлось важным элементом свадебных обрядов (такой камень, например, до середины XIX в. находился на поле у деревни Путгартен неподалеку от святилища Свантевита на острове Руян/Рюген 73). Позднейшие описания также сообщают, что у камня он получал удар, а затем пил воду из шапки, садился на камень и принимал власть 74. Все это достаточно ясно показывает, что обряд интронизации воспроизводил свадебный ритуал, который ежегодно возобновлялся в мире богов — hieros gamos 75. Поэтому из сказанного вполне можно заключить, что славянская государственность коренилась в общем индоевропейском наследии, и что сакральные корни карантанской интронизации происходили еще из эпохи до прихода славян в Восточные Альпы.
Обряд, посредством которого карантанцы в середине VIII в. поставили своим князем Горазда (eum ducem fecerunt) (Conversio, c. 4), не мог быть существенно иным по своей форме, чем тот, что существовал в XI столетии. Это также относится к критериям выбора кандидата, которые и в XI в. были подобны тем, что существовали в VII в. при избрании Само. Избран был именно тот, кто был по мнению тех, кто принимал решение, наилучшим. Иного мнения придерживается Петер Штих, который полагает, что княжеская власть в Карантании в середине VIII в. уже была наследственной, основываясь в данном случае на информации, что в качестве князей друг за другом следовали Борут, а затем его сын Горазд и племянник Хотимир. Поэтому, по его мнению, карантанцы князя свободно не выбирали 76. Однако, такой трактовке можно не без оснований возразить. Если бы была княжеская власть в Карантании уже тогда наследственной, мы были бы вправе ожидать какой-либо информации о наличии родственных связей между последующими правителями, а такой информации у нас нет. Поэтому стоит задаться вопросом: возможно ли в некоторых случаях наследование должностей родственниками там, где еще не вошел в силу принцип наследственной власти?
При выборе князя или жупана было, разумеется, важным и то, что сейчас принято именовать социальными связями. Хотя должность правителя не была наследственной и кандидат должен был отвечать целому ряду требований, социальные связи его семьи и приятелей могли также иметь определенное влияние. Так, вряд ли является простым совпадением, что Джордж Буш старший, а затем его сын Джордж Буш младший оба стали президентами Соединенных Штатов Америки. Однако, этот факт абсолютно не является доказательством какой-либо наследственности поста президента в этом государстве. Показательно при этом, что в Исландии, где в Средние века споры разрешались публично, а судебные разбирательства регулировались нормами права, не было, однако, безразлично, сколько и каких друзей имела каждая из сторон, участвовавших в споре (об этом подробно рассказывает «Сага о Ньяле»).
Таким образом, если о первых трех известных по именам князьях Карантании мы знаем, что они были родственниками, это еще не значит, что тогда там уже вплотную подошли к наследственности княжеской власти. К таким результатам могли привести и два отдельных избирательных процесса.
3.5. Славянские княжества в Восточных Альпах
С точки зрения географов эпохи высокого Средневековья Карантания охватывала пространство между Чехией и Хорватией. Это обстоятельство решающим образом повлияло на географические представления позднейших историографов о первоначальном территориальном охвате Карантании. В результате утвердился стереотип, согласно которому Карантания имела подобный территориальный охват с момента своего возникновения. Этот стереотип, конечно, находится в противоречии с представлением о поэтапном развитии государственности у славян в остальной Европе. Он противоречит и форме сакральных элементов власти, как они описаны выше, и картине, которая вырисовывается из данных археологических, лингвистических и письменных источников.
Социальная дифференциация в Восточных Альпах (см. выше применительно к Блед-ской жупе) превратила жупанов в мощный верхний слой социума. В эпоху христианизации начала развиваться церковная организация, жупаны и князья стали возводить так называемые «частные церкви». Для их постройки и обслуживания были необходимы средства и покровительство светского правителя. Средневековая доктрина, согласно которой разделение на воюющих, молящихся и трудящихся (bellatores, oratores et laboratores) происходит от Бога и установлено по Его воле, означало, что правитель не зависит от выбора людей. Эта христианская идеология помогала укреплять властную мощь верхнего социального слоя. Это обусловило тот факт, что первые церкви, воздвигнутые в славянских землях, находились в центрах политической и экономической мощи. В результате локализовать такие центры в Восточных Альпах позволяют обнаруженные раскопками элементы каменного церковного убранства, включая детали, украшенные характерным для этой эпохи плетеным орнаментом 77. Хотя уже в первой половине IX в. часть жуп и княжеств в Восточных Альпах была преобразована в имперские графства, письменные источники свидетельствуют о том, что для жупанов существовала возможность влиться в ряды знати нового государственного организма. Поэтому можно говорить о том, что, по крайней мере, до середины Х в. концентрация частных церквей отражает древнейшее состояние распределения политической власти.
Карта расположения таких церквей на территории античной Эмоны и Внутреннего Норика показывает четыре группы, которые находятся в центрах отдельных римских civitates — Теурнии (Teurnia), Вируна (Virunum), Флавии Сольвы (Flavia Solva) и Эмоны (Emona). С одной стороны, такое расположение свидетельствует о том, что географическое, инфраструктурное и экономическое наследие античности было весьма сильным, повлияв на формирование позднейших славянских княжеств, составленных из отдельных жуп. С другой стороны, эти четыре ядра сами по себе свидетельствуют о существовании четырех княжеств. Письменные источники позволяют их частично идентифицировать. Так, на бывшей территории, относившейся к Эмоне, в начале IX в. существовало княжество Карниола, на территории, относившейся к Вируну, — Карантания, на территории Теурнии и частично Агунта — Либурния (эволюция названия: Teumia > Tibumia > Libumia > Luma > Lum). С территорией, относившейся к Флавии Сольве, связано племенное имя дулебов (Dudlebi). Таким образом, первоначальную Карантанию, охватывавшую небольшую территорию, мы не можем отождествлять с позднейшей гораздо более крупной Карантанией, когда ее название в IX в. заместило прежний Внутренний Норик 78. В этом смысле позднейшую большую Карантанию следует считать созданием «имперской бюрократии», а не результатом самостоятельного политического развития славян в Восточных Альпах 79.
Только признав, что рядом с (малой) Карантанией в конце VIII в. существовало еще княжество Либурния, можно объяснить информацию, согласно которой в районе Мильштатского озера (Верхняя Каринтия, некогда территория Теурнии) правил дукс Домициан, который, вероятно, был основателем первых двух монастырей в славянском мире — женского в Мильштате (Millstatt) и мужского в соседнем Мольцбихле (Molz-bichl), с которыми можно связать также древнейшие известные тексты на славянском языке — Фрейзингские отрывки 80. Этого правителя трактат «Обращение баваров и карантанцев» не упоминает среди карантанских князей. Конечно, это можно трактовать в том смысле, что Домициан был будто бы лишь локальным жупаном на территории Карантании, но почему тогда ни один из карантанских князей не упоминается в связи с такими же акциями? Иметь два монастыря в 60 км от центра своей державы, а в самом центре ни одного, достаточно странно. Кроме того, экономическая мощь локального жупана, насколько ее можно реконструировать, была явно недостаточна для строительства и обслуживания двух монастырей. Гораздо менее натянутым выглядит объяснение, что Домициан был правителем отдельного княжества Либурнии.
В действительности, единственным основанием для интерпретации, согласно которой Карантания уже в VIII в. охватывала все пространство бывшего Внутреннего Норика 81, является известная фраза из трактата «Обращение баваров и карантанцев» (с. 4): «Qui venientes Carantanis dedicaverunt ibi ecclesiam sanctae Mariae et aliam in Liburnia civitate seu ad Undrimas et in aliis quam plurimis locis». Даже если прав Фриц Лёшек, полагающий, что мы должны Carantanis в духе испорченной средневековой латыни понимать как место, куда приходят христианские священники, то есть «к карантанцам» 82, это никоим образом не может означать, что они тогда освятили три церкви и что все эти три церкви находились в Карантании. Подробный анализ соответствий и структуры упомянутого отрывка и трактата в целом показал, что единственный адекватный структуре перевод следующий: «Когда те пришли, они освятили карантанцам (или, если прав Ф. Лёшек: «Когда те пришли к карантанцам, они освятили там...») церковь святой Марии и другую на земле (в области) Либурнии или (то есть точнее) ad Undrimas и в других весьма многих местах» 83. Священники, таким образом, освятили две церкви, одну у карантанцев (скорее всего, Госпа Света/Магіа Saal), другую ad Undrimas на территории Либурнии. Предположение Х.-Д. Каля, что речь идет о нынешней церкви св. Лаврентия в Альтхофене близ Maria Pfarr в Лунгау хорошо аргументировано. Важно и то, что эта церковь стоит на древнем пути из Зальцбурга в Карантанию, по которому должны были тогда проходить миссионеры 84.
Справедливости ради, следует отметить, что под словами Liburnia civitate необязательно подразумевалась только территория княжества Либурнии. Историю значения слова civitas в раннее Средневековье, прежде всего в Восточно-Франкском королевстве, проследил Вальтер Шлезингер. Он показал, что с эпохи поздней античности преобладающим значением было относящееся к церковному центру и находящейся в его юрисдикции территории. Позднее термин стал означать также город или крепость, причем и в этом случае значение термина могло распространяться на всю соответствующую область 85. В этом свете выражение Liburnia civitate вполне могло относиться ко всей территории епископии Теурнии, а не только непосредственно к княжеству Либурнии. Автор «Обращения баваров и карантанцев», таким образом, имел в виду центральную восточно-альпийскую епископию, которая в «Житии св. Северина» Евгиппия (с. 21, 2) в V в. именовалась митрополией Норика (metropolis Norici) 86. Это был бы сильный аргумент в борьбе за церковную юрисдикцию в Восточных Альпах, который бы предполагал, что Зальцбург взял на себя функции Теурнии. Если бы ссылка на него касалась положения в IX в., то автор трактата должен был ее связать с Карантанией, которая тогда (в IX в.) уже означала прежний Внутренний Норик (см. выше). Все это привело к появлению позднейших представлений средневековых и позднейших авторов, считавших древней Теурнией/Либурнией руины Вируна в центре Карантании 87. Однако, подобное понимание никак не доказывает, что Карантания уже в VIII в. охватывала то же пространство, что и столетие спустя, и также не отрицает существование славянского княжества Либурнии. Скорее оно его усиливает подчеркиванием важности территории Теурнии/Либурнии. Поэтому позднейшую ситуацию с большой Карантанией не следует механически экстраполировать на VIII столетие.
Между тем, после того как мы показали возможность существования четырех восточно-альпийских княжеств в VIII в., приобретает дополнительную актуальность вопрос и об организации соседних территорий. Применительно к пространству на севере известно, что территорией у Дуная владели авары (что бы в данном случае это название ни означало), граничившие непосредственно с баварами. Где на востоке начиналась настоящая Авария, мы не знаем. Мы должны допустить возможность того, что и на территории Аварии могли существовать жупы как формы базовой территориальной организации, но, конечно, они не могли объединяться в княжества. Это могло произойти только после франкского уничтожения Аварии как политического образования. Пожалуй, это лучшее объяснение произошедшему вскоре внезапному появлению на рубежах прежней Аварии ряда славянских княжеств со своими князьями, вступившими в междоусобные конфликты.
Весьма вероятно, что сеть жуп существовала также и на юге. Сформировались ли здесь также особые княжества, из письменных источников не известно, археологически же раннесредневековые поселения на этой территории еще слабо изучены.
4. Позднейшая судьба жуп и княжеств
В период своего существования жупа Блед входила в состав славянского княжества Карниола 88. В соответствии с концепцией В. Фритце (см. выше), это княжество можно рассматривать как первую или вторую стадию интеграции жуп. Когда Карл Великий завоевал паннонскую Аварию, он подчинил себе также Карниолу, однако, каких-либо структурных изменений в ее устройстве сквозь призму жупы Блед не обнаруживается. Перелом произошел только во время ее включения в состав Священной Римской империи во второй половине Х столетия. Тем самым Карниола разделила судьбу соседних Карантанского, Либурнского и Дулебского княжеств, уже в первой половине IX в. административно перестроенных по системе графств. Включение восточно-альпийского региона в состав Священной Римской империи прервало самостоятельное перерастание фрактального жупного устройства во всеобъемлющую политическую единицу. Если бы развитие было беспрепятственным, то оно, возможно, привело бы к появлению в Восточных Альпах королевства Карантании (или королевства с другим названием), но этого не произошло. Х.-Д. Каль говорит поэтому об «обезглавленном этногенезе» (geköpfte Ethnogenese) 89. Из-за этого и первоначальный обряд интронизации карантанских князей, а позднее герцогов Каринтии, приобрел к концу Средневековья необычную форму, выглядевшую очень архаично, и потому привлекавшую внимание. Так, французский философ и юрист Жан Боден в своей работе «Шесть книг о государстве» 1576 года включил описание этого обряда, служившего ему примером договора о переносе суверенитета народа на монарха, в свою договорную теорию происхождения государства. Этот пример стал известен и использовавшему книгу Бодена Томасу Джефферсону, автору американской «Декларации независимости» 90. Это интересный пример того, какой резонанс получило то, что некогда происходило в каждой славянской жупе.
Существовало ли в раннее Средневековье в действительности название «жупа Блед», мы не можем с точностью установить, ввиду отсутствия современных письменных источников. Хотя данное название является в сущности техническим термином, существуют указания на возможность его бытования в прошлом. В соседнем микрорегионе Бохинь, который демонстрирует очень близкое Бледу структурное развитие, слово «жупа» еще сохранилось в живой речи 91; также здесь зафиксирована традиция, что был Бохинь некогда «областью, которая сама управлялась». Слово «область» (dezela) — это юридический термин, который происходит от той же основы, что и слова «держава» 92.
В связи с этим примером кажется, что понятие dezela в раннее Средневековье относилось к жупе. Представляется поэтому, что бохиньская традиция — это показатель слабо известного до сих пор развития. На это указывает и появление с XII в. деревенских жупанов 93. Хотя между ними как низшими чиновниками в рамках земельной вотчины и жупанами раннесредневековой жупы не видно функциональной связи, все же нельзя исключать того, что речь могла идти о каком-либо пережитке раннеславянской жупы. Другими словами, она могла часть своих структур сохранить на уровне сельских общин 94. Это могло бы быть основой прочной идентичности сельского населения, которая была относительно независима от неоднократных изменений в идентичности социальных элит. Если это, действительно, было так, то перед нами появляется канал, сквозь который до нас могут дойти в виде народной традиции следы далекого прошлого, которые еще не удалось распознать.
Данные о статье
Автор: Андрей Плетерский, доктор археологии, доктор истории, научный советник Института археологии Научно-исследовательского центра Словенской академии наук и искусств в Любляне, профессор Отделения археологии философского факультета Люблянского университета (Словения), Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.
Заголовок: Становление славянской государственности в Восточных Альпах
Резюме: Теоретические рамки проблемы, рассматриваемой в статье, определены в работах В. Я. Проппа. Он описал условия жизни в социумах, тесно связанных с природой, в которых в качестве главного средства контроля над природной средой выступала магия. Те же самые условия влияли и на характер управления в таких обществах. Можно полагать, что базовыми элементами политического устройства ранних славян являлись отдельные жупы. Имея характер фрактала, каждая жупа поистине являла собой pars pro toto славянского мира в целом. В статье рассматривается показательный пример такой раннеславянской жупы — жупа Блед (в северо-западной Словении). Автор также рассматривает характер славянских княжеств, существовавших в раннее Средневековье в регионе Восточных Альп — Либурнии, Карантании, Карниолы и княжества дулебов.
Ключевые слова: ранние славяне, Восточные Альпы, раннее Средневековье, жупа, Карантания, Карниола, славянская мифология.
* Перевод со словенского языка Д. Е. Алимова, выполнен при поддержке гранта Президента Российской Федерации для государственной поддержки молодых российских ученых — кандидатов наук (МК-5950.2012.6 «Поте-старные образования в славянском мире в VII—Х вв.: эволюция структур власти и этносоциальные процессы»)
1 См.: Vinscak T. Tibetski buddhizam i bön. Zagreb, 2011. S. VII; Santek G. P. Anthropos religiosus. Antropolosko-religijski ogledi. Zagreb, 2011. S. 66.
2 См., например: Klejn L. S. Arheoloska tipologija. Ljubljana, 1988. S. 490-528.
3 См.: Stih P. Slovansko, alpskoslovansko ali slovensko? O jeziku slovanskih prebivalcev prostora med Donavo in Jadranom v srednjem veku (pogled zgodovinarja) // ZC. 2011. Letnik 65. S. 8-51 (синтетическая часть: С. 37-41).
4 См.: Toporov V. N. Predzgodovina knjizevnosti pri Slovanih, poskus rekonstrukcije. Ljubljana, 2002; Katicic R. 1) Bozanski boj. Tragovima svetih pjesama nase pretkrscanske starine. Zagreb; Moscenicka Draga, 2008; 2) Zeleni lug. Tragovima svetih pjesama nase pretkrscanske starine. Zagreb; Moscenicka Draga, 2010; 3) Gazdarica na vratima. Tragovima svetih pjesama nase pretkrscanske starine. Zagreb; Moscenicka Draga, 2011.
5 «...Цесарь, [узнав] о быстроте (ума) его, дал ему править славянским княжеством, скажу я, как будто предвидел, что пошлет его к славянам как учителя и первого архипископа, чтобы научился всем славянским обычаям и понемногу к ним привык» (Житие Мефодия / Пер. Б. Н. Флори // Флоря Б. Н. Сказания о начале славянской письменности. СПб., 2004. С. 185) — примеч. переводчика.
6 Curta F The Making of the Slavs. History and Archaeology of the Lower Danube Region, c. 500-700. Cambridge, 2001. P. 312-319.
7 Ibid. P. 319-325
8 Ibid. P. 325-332.
9 SkrubejK. Ritus gentis Slovanov v vzhodnih Alpah. Model rekonstrukcije pravnih razmerij na podlagi najstarejsega jezikovnega gradiva. Ljubljana, 2002. S. 144-148.
10 Ibid. S.126-130.
11SnojM. Slovenski etimoloski slovar. Ljubljana, 1997. S. 725.
12 Ibid. S. 241.
13 Ibid. S. 767.
14 См., например: Vansina J. Oral tradition as history. London; Nairobi, 1985.
15 Propp V. J. Historijski korijeni bajke. Sarajevo, 1990 (перевод книги: Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986).
16 propp V J. Historijski korijeni bajke. S. 502-512.
17 Ibid. S. 392.
18 Плетерский А. О «The Making of the Slavs» изнутри // SSBP. 2008. № 2(4). С. 33-36. Прежнее мнение, согласно которому славяне заимствовали институт жупы у аваров, ныне опровергнуто. См.: Smiljanic F. Studije o srednjovjekovnim slavenskim / hrvatskim institucijama. Zadar, 2010. S. 14.
19 Hardt M. Supan // Handwörterbuch zur deutschen Rechtsgeschichte. Bd. V. Berlin, 1998. S. 84-88; Smiljanic F. Studije
o srednjovjekovnim slavenskim / hrvatskim institucijama. S. 13-72.
20 Fritze W. H. Probleme der abodritischen Stammes- und Reichsverfassung und ihrer Entwicklung vom Stammesstaat zum Herrschaftsstaat // Siedlung und Verfassung der Slawen zwischen Elbe, Saale und Oder / Hrsg. von Herbert Ludat. Giessen, 1960. S. 141-219.
21 Fritze W. H. Probleme der abodritischen Stammes- und Reichsverfassung... S. 201-208.
22 Engel F Grenzwälder und slawische Burgwardbezirke in Nordmecklenburg // Siedlung und Verfassung der Slawen zwischen Elbe, Saale und Oder / Hrsg. von Herbert Ludat. Giessen, 1960. S. 140
23 Cm.: SmiljanicF. Studije o srednjovjekovnim slavenskim / hrvatskim institucijama. S. 15-33.
24 PleterskiA. Die altslawische zupa — der Staat vor dem Frühstaat // Kraje slowianskie w wiekach srednich : profanum
i sacrum / Red. Hanna Kocka-Krenz, Wladyslaw Losinski. Poznan. S. 79-81.
25 DinicM. Krepitev in sirjenje srbske fevdalne drzave. Utrditev fevdalnega reda in drzavne neodvisnosti // Zgodovina narodov Jugoslavije. Prva knjiga: Do zacetka XVI. stoletja / Ur. B. Grafenauer, D. Perovic, J. Sidak. Ljubljana, 1953. S. 316-322.
26 См.: Krawarik H. Siedlungsgeschichte Österreichs: Siedlungsanfänge, Siedlungstypen, Siedlungsgenese. Wien; Berlin, 2006. S. 61-70.
27 См. об этом: Hardt M. Das «slawische Dorf» und seine kolonisationszeitliche Umformung nach schriftlichen und historisch-geographischen Quellen // Siedlungsforschung. Archäologie-Geschichte-Geographie. 1999. Bd. 17. S.
269-291.
28 См.: Giesler J. Zur Archäologie des Ostalpenraumes von 8. bis 11. Jahrhundert // Archäologisches Korrespondenzblatt. 1980. Bd. 10. S. 85-98; LosertH. Moinvinidi, Radanzvinidi und Nabavinida. Geschichte und Archäologie der Slawen in Bayern // Siedlungsstrukturen und Burgen im westslawischen Raum / Hrsg. von F. Biermann, Th. Kersting, und A. Klammt (Beiträge zur Ur- und Frühgeschichte Mitteleuropas. Bd. 52). Langenweissbach, 2009. S. 219-294; PleterskiA. Sclavinia und Germania — Brezelfibeln und Töpfe // Aspekte der Archäologie des Mittelalters und der Neuzeit : Festschrift für Walter Sage / Hrsg. von I. Ericsson und H. Losert (Bamberger Schriften zur Archäologie des Mittelalters und der Neuzeit. Bd. I). Bonn, 2003. S. 363-372; Stular B. Mali grad: visokosrednjeveski grad v Kamniku. Ljubljana, 2009.
29 Monumenta Boica. Vol. 28. Monachii, 1829. P. 198 (см. также: Грамота Тассило III Кремсмюнстерскому монастырю / Перевод и комментарий В. К. Ронина // Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. II (VII-IX вв.) / Составители С. А. Иванов, Г. Г. Литаврин, В. К. Ронин; отв. ред. Г. Г. Литаврин. М., 1995. С. 430. — примеч. переводчика).
30 Бледский угол (Blejski kot) — географическое пространство, расположенное между горными плато Поклюка (Pokljuka) и Межакля (Mezaklja) и реками Сава Бохинька и Сава Долинка до их слияния. — прим. переводчика.
31 Pleterski A. Nevidna srednjeveska Evropa: Zupa Bled. Ljubljana, 2011: Электронное издание // http://iza.zrc-sazu. si/Si/Dela/Zupa_Bled.pdf. (последнее посещение — 27.10.2012).
32 См.: Pleterski A. Sebenjski zaklad // AV. 1987. Vol. 38. S.257-281.
33 См.: Leben-SeljakP. Etnogeneza Slovencev: rezultati antropoloskih raziskav // Slovenija in sosednje dezele med antiko in karolinsko dobo. Zacetki slovenske etnogeneze / Ur. R. Bratoz. Ljubljana, 2000. S. 549-558.
34 См.: Pleterski A. 1) Kuhinjska kultura v zgodnjem srednjem veku. Ljubljana, 2008; 2) Zgodnjesrednjeveska naselbina na blejski Pristavi. Tafonomija, predmeti in cas. Ljubljana, 2010.
35 См.: Gospodarska in druzbena zgodovina Slovencev. Zgodovina agrarnih panog. Zv. I. Ljubljana, 1970. S. 239.
36 См.: Gospodarska т druzbena zgodovina 81оуепееу. Zgodovina agrarnih panog. 7у. II. ЦиЬЦапа, 1980. 8. 22-30.
37 Ср.: Kumer 2. Od Do1an do Smohora. Се1]е, 1981. 8. 73-75.
38 Sribar V Blejski otok — oris zgodovine. Bled, 1971. S. 11-21.
39 Leben-Seljak P. Antropoloska analiza poznoanticnih in srednjeveskih grobisc Bleda in okolice. Ljubljana, 1996. S. 286-287.
40 Knific T. Arheoloski sledovi blejskih prebivalcev iz pozne antike in zgodnjega srednjega veka // Bled tisoc let. Blejski zbornik 2004 / Ur. J. Dezman. Radovljica, 2004. S. 102-108.
41 Очерк последующего развития см.: Pleterski A. Nevidna srednjeveska Evropa: Zupa Bled. S. 143-153.
42 См.: Grafenauer B. Poljedelski obdelovalni nacini // Gospodarska in druzbena zgodovina Slovencev. Zgodovina agrarnih panog. Zv. I: Agrarno gospodarstvo. Ljubljana, 1970. S. 234-240; Krawarik H. Siedlungsgeschichte Österreichs: Siedlungsanfänge, Siedlungstypen, Siedlungsgenese // Geographie. Wien; Berlin, 2006. Bd. 19. S. 114; Biermann F. Eine frühslawische Siedlung bei Passow, Lkr. Uckermark // Veröffentlichungen zur brandenburgischen Landesarchäologie. 2010. Bd. 41/42. S. 284.
43 Ср.: Grafenauer B. Poljedelski obdelovalni nacini. S. 240.
44 Pleterski A. Zgodnjesrednjeveska naselbina na blejski Pristavi. Tafonomija, predmeti in cas. S. 165-176.
45 См.: Баран Я. В. Слов’янська община (за матеріалами поселення Рашків I) // Проблемі походження та історичного розвітку слов’ян. Збірник наукових статеї, присв’ячоний 100-річчю з дня народження Віктора Платоновіча Петрова. Київ; Львів, 1997. С. 176.
46 См.: Profantovâ N. Chronologie osidleni arealu v Ыв^пску^ so^s^ste^ // Pocatky raného stredoveku v Cechach. Archeolog^y vyzkum sidelni aglomerace kultury prazského typu v Roztokach. Praha, 2005. S. 214.
47 GrafenauerB. Poljedelsk obdelovalm na^rn. S. 239.
48 Pleterski A. Sebenjsk zaklad. S. 257-281.
49 Pleterski A. Zgodnjesrednjeveska naselbma na Blejsk Pristavî Najdbe. S. 122-126.
50 См., например: Vilfan S. Kmecko prebrvalstvo po osebnem polozaju // Gospodarska іп druzbena zgodovma Slovencev. Zgodovma agrarmh panog. Zv. II: Druzbena razmerja іп gtàanja. Ljubljana, 1980. S. 320-321.
51 Pleterski A. Nevidna srednjeveska Evropa: Zupa Bled. S. 125-127
52 GrafenauerB. Ustolicevanje koroskih vojvod in drzava karantanskih Slovencev. Ljubljana, 1952. S. 14.
53 Ibid. S. 557-558
54 См.: LosekF. Die Conversio Bagoariorum et Carantanorum und der Brief des Erzbischofs Theotmar von Salzburg. Hannover, 1997.
55 Аргументы в пользу данной датировки см.: Losek F. Die Conversio Bagoariorum et Carantanorum... S. 6; Wolfram H. Conversio Bagoariorum et Carantanorum. Das Weißbuch der Salzburger Kirche über die erfolgreiche Mission in Karantanien und Pannonien. Ljubljana, 2012. S. 27.
56 Данную датировку отстаивает А. Шницер: Schnizer A. Die Karantanenmission — ein Rekonstruktionsversuch. Diplomarbeit. Wien: Universität Wien, Katholisch-Theologische Fakultät, 1997.
57 Pleterski A. Lepi, grdi, zli: o metodah, Liburniji, Karantaniji, vojvodskem stolu, Konverziji in Brizinskih spomenikih // ZC. 1998. Letnik 52. S. 250.
58 LosertH., PleterskiA. Altenerding in Oberbayern: Struktur des frühmittelalterlichen Gräberfeldes und «Ethnogenese» der Bajuwaren. Berlin, 2003. S. 645.
59 Cm.: Wolfram H. Baiern und das Frankenreich // Die Bajuwaren. Von Severin bis Tassilo 488-788 / Hrsg.
von H. Dannheimer und H. Dopsch. München, 1988. S. 132.
60 Kahl H.-D. Die Baiern und ihre Nachbarn bis zum Tode des Herzoges Theodo (717/18) // Die Bayern und ihre Nachbarn. Teil 1 / Hrsg. von H. Wolfram und A. Schwarz. Wien, 1988. S. 185-188.
61 См.: Tovornik V. 1) Die frühmittelalterlichen Gräberfelder von Gusen und Auhof bei Perg in Oberösterreich. Teil I: Gusen // Archaeologia Austriaca 1985. Vol. 69, S. 165-250; 2) Die frühmittelalterlichen Gräberfelder von Gusen und Auhof bei Perg in Oberösterreich. Teil 2: Gusen // Archaeologia Austriaca. 1986. Vol. 70, S. 413-484.
62 Losert H., Pleterski A. Altenerding in Oberbayern... S. 652.
63 Ibid.
64 См.: Losert H. 1) Zur Deutung der Brandgräber in einigen merowingerzeitlichen Friedhöfen Mittel- und Unterfrankens // Die Welt der Slaven. 1991. Bd. 36. (N.F. 15), 365-392; 2) Die slawische Besiedlung Nordostbayerns aus archäologischer Sicht // Vorträge 11. Niederbayerischer Archäologentag. S. 230-233.
65 См.: Bauer R. Beiträge der Ortsnamenforschung zur Klärung der Siedlungsgenese süddeutscher Altsiedelräume // Siedlungsforschung. Archäologie-Geschichte-Geographie. 1999. Bd. 17. S. 148, 150.
66 Wolfram H. Conversio Bagoariorum et Carantanorum... S. 116.
67 См. наиболее обстоятельные монографические исследования: GrafenauerB. Ustolicevanje koroskih vojvod in drzava karantanskih Slovencev. Ljubljana, 1952; Kahl H.-D. Der Staat der Karantanen. Fakten, Thesen und Fragen zu einer frühen slawischen Machtbildung im Ostalpenraum (7.-9. Jh.). Ljubljana, 2002. Новейший обзор исследований см.: Dopsch H. Der Kärntner Fürstenstein im Spiegel der mittelalterlichen Schriftquellen // Der Kärntner Fürstenstein im Bild. Darstellungen eines europäischen Rechtsdenkmals / Hrsg. von Sabine Nikolay. Klagenfurt; Ljubljana, 2010. S. 215-260.
68 См.: GrafenauerB. Ustolicevanje koroskih vojvod in drzava karantanskih Slovencev. S. 172-174.
69 См.: Goldmann E. Die Einführung der deutschen Herzogsgeschlechter Kärntens in den slovenischen Stammesverband ( Untersuchungen zur Deutschen Staats- und Rechtsgeschichte 68). Breslau, 1903; Graber G. Der Eintritt des Herzogs von Kärnten am Fürstenstein zu Karnburg. Wien, 1919; Banaszkiewicz J. Podanie o Piascie i Popielu: studium porownawcze nad wczesnosredniowiecznymi tradycjami dynastycznymi. Warszawa, 1986. S. 42-55; Kahl H.-D. Das Fürstentum Karantanien und die Anfänge seiner Christianisierung // Karantanien und der Alpen-Adria-Raum im Frühmittelalter. Wien; Köln; Weimar, 1993. S. 54—55; Pleterski A. 1) Mitska stvarnost koroskih knezjih kamnov. (Zbirka Zgodovinskega casopisa, 17). Ljubljana, 1997; 2) Die Kärntner Fürstensteine in der Struktur dreier Kultstätten // Der Kärntner Fürstenstein im Europäischen Vergleich: Tagungsbericht Symposium Gmünd 20. bis 22. September 1996 / Hrsg. von A. Huber. Gmünd, S. 43-119; Trestik D. Myty kmene Cechü (7.-10. stoleti). Tri studie ke «starym povestem Ceskym». Praha, 2003. S. 101-167.
70 См.: Pleterski A. Mitska stvarnost koroskih knezjih kamnov. S. 31.
71 Моника Кропей в своем анализе подобных компаньонов из числа людей и животных в словенских сказках установила, что в некоторых примерах речь идет о космических силах: KropejM. Pravljica in stvarnost: odsev stvarnosti v slovenskih ljudskih pravljicah in povedkah ob primerih iz Strekljeve zapuscine. Ljubljana, 1995. S. 160.
72 Banaszkiewicz J. Podanie o Piascie i Popielu... S. 40-61.
73 См.: Meier J. Der Brautstein. Frauen, Steine und Hochzeitsbräuche. Bern, 1996. S. 9.
74 См.: Pleterski A. Mitska stvarnost koroskih knezjih kamnov. S. 33-41.
75 См.: Belaj V. Hod kroz godinu. Pokusaj rekonstrukcije prahrvatskoga mitskoga svjetonazora. Zagreb, 2007; Katicic R. Zeleni lug. Tragovima svetih pjesama nase pretkrscanske starine. Zagreb; Moscenicka Draga, 2010.
76 Stih P. O modernem (ne)razumevanju in (ne)poznavanju stare zgodovine na primeru ustolicevanja koroskih vojvod // Stiplovskov zbornik / Ur. D. Necak (Historia 10). Ljubljana, 2005. S. 39.
78 Wolfram H. Conversio Bagoariorum et Carantanorum... S. 149.
79 См.: PleterskiA. Spuren slawischer Fürstentümer im Ostalpenraum // Karantanien, Mutter von Kärnten und Steiermark / Hrsg. von W. R. Baier und D. Kramer. Studia Carinthiaca. 2003. Vol. XXII. S. 25-36.
80 См.: Pleterski A. 1) Arheologija in nastanek Brizinskih spomenikov // Zbornik Brizinski spomeniki / Ur. J. Kos et al. Ljubljana, 1996. S. 27^2; 2) Mitska stvarnost koroskih knezjih kamnov. S. 42-50; KahlH.-D. Der Millstätter Domitian. Abklopfen einer problematischen Klosterüberlieferung zur Missionierung der Alpenslawen Oberkärntens (Vorträge und Forschungen Bd. 46). Stuttgart, 1999.
81 См. новейший пример подобной интерпретации: Wolfram H. Conversio Bagoariorum et Carantanorum... Karte 1.
82 LosekF. Salzburg als Zentrum der frühmittelalterlichen lateinischen Literatur // Slovenija in sosednje dezele med antiko in karolinsko dobo: zacetki slovenske etnogeneze: Anfänge der slowenischen Ethnogenese / Ur. R. Bratoz. Ljubljana, 2000. S. 741.
83 Pleterski A. Lepi, grdi, zli: o metodah, Liburniji, Karantaniji, vojvodskem stolu, Konverziji in Brizinskih spomenikih. S. 249-273.
84 KahlH.-D. Der Staat der Karantanen... S. 342-343.
85 Schlesinger W. Burg und Stadt // Aus Verfassungs- und Landesgeschichte. Festschrift zum 70. Geburtstag von
Theodor Mayer dargebracht von seinen Freunden und Schülern. Bd. I. Zur allgemeinen und Verfassungsgeschichte / Hrsg. von H. Büttner, O. Feger und B. Meyer. Konstanz, 1954. S. 143-150, особенно 144 и146.
86 BratozR. Evgipij, zivljenje svetega Severina. Ljubljana, 1982. S. 242, 363-364 ^м. также: Житие святого Северина (с приложением оригинального латинского текста) / Перевод с латыни, вступ. статья, комментарии А. И. Донченко. СПб., 1998. С. 254, 329. — примеч. переводчика).
87 См.: Pleterski A. Lepi, grdi, zli: o metodah, Liburniji, Karantaniji, vojvodskem stolu, Konverziji in Brizinskih spomenikih. S. 264-266.
88 O KapHHO^e cm.: StihP. Kranjska (Carniola) v zgodnjem srednjem veku // Zbornik Brizinski spomeniki. S. 13-26.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
89 KahlH.-D. Der Staat der Karantanen... S. 401.
90 Cm.: Stih P. O modernem (ne)razumevanju in (ne)poznavanju stare zgodovine... S. 33-42.
91 Cm.: SnojM. Slovenski etimoloski slovar. S. 767.
92 Cm.: Skrubej K. Ritus gentis Slovanov v vzhodnih Alpah. Model rekonstrukcije pravnih razmerij na podlagi najstarejsega jezikovnega gradiva. Ljubljana, 2002. S. 176-182.
93 См.: PleterskiA. Nevidna srednjeveska Evropa: Zupa Bled. S. 129-130.
94 См.: Vilfan S. Soseske in druge podezelske skupnosti // Gospodarska in druzbena zgodovina Slovencev. Zgodovina agrarnih panog. Zv. II: Druzbena razmerja in gibanja. Ljubljana, 1980. S. 19-58.
