Сейчас в среде традиционалистов и консерваторов много говорят о традиционных семейных ценностях в противовес разрушенному институту семьи в современности. Тенденция, несомненно, хорошая, но, к сожалению, это тот вид изменений, который, будучи принят, вновь несет в себе зерно будущего распада.
Когда в современном мире говорят о традиционной семье, понимают под ней семью, состоящую из двух супругов и нескольких детей, и даже будто бы в количестве детей кроется «традиционность». При этом мы знаем, что традиционная семья — это сложная или расширенная семья, то есть семья, состоящая из родственников нескольких поколений и даже нескольких супружеских пар, но имеющих общих предков и общий быт. Такой была семья в течении нескольких тысяч лет начиная от появления института семьи как такового. Нуклеарная же семья, то есть состоящая из двух супругов и их детей, стала распространяться одновременно с индустриализацией и урбанизацией, в России же этот процесс произошёл совсем недавно, в начале XX века.
Современный человек, стоя над краем бездны лишённых всяких связей индивидуумов, пытается повернуться к традиции, которой в силу короткой памяти ему кажется нуклеарная семья, но это ошибочный путь. Чтобы разобраться в вопросе, мы вновь должны обратиться к стержневому понятию идентаризма — коллективной идентичности. Коллективная идентичность определяла всё бытие традиционного человека, и её минимальной единицей была расширенная семья, клан, род. Расширенную семью объединяли брачные узы, кровное родство и общий, зачастую полулегендарный предок. Нередко род возводился к мифическому персонажу или животному.
Крайне важным аспектом является неотделимость человека традиционного общества от его рода и семьи, и причина этого не только и не столько в выживании и общей хозяйственной деятельности. Постоянная включённость человека в процесс рождения, взросления и смерти других членов общины ясно демонстрировала семью как живой, вечно изменяющийся организм, в котором отдельные люди — это уникальные, ценные, но всё-таки части чего-то большего. Не могло возникнуть индивидуума там, где жизненный путь человека, во всяком случае его основные вехи, повторял путь его родственников и многих поколений его предков. Не человек определял своё бытие, но бытие рода определяло человека. Не прошедший череду инициаций, как не рождённый, не связанный браком, не встретивший смерть, не являлся до конца человеком. Здесь мы встречаем парадоксальное по нынешним временам утверждение: человек до конца переходил из потенциального состояния в актуальное, лишь умерев. Лишь закончив индивидуальный путь и став историей, прошлым своего рода, он становился полноценным. Таким образом, ни одно событие, происходящее с человеком или его близкими, не переворачивало мир и проходило лишь рябью по лику рода и семьи.
Вне бытия традиционной семьи, отчуждённый от переживания главных вех жизненного пути своих сородичей, современный человек теряет те немногие связи, позволявшие ему вне глубокого философского труда хотя бы приблизиться к аутентичному бытию. Здесь мы подходим к коренному разрыву между одними и теми же событиями, но происходящими в традиционной и в нуклеарной семье. Инициатические события теряют своё значение, становясь индивидуальными. Будучи индивидуальными, они становятся объектом выбора, и выбор всегда происходит не в пользу аутентичного бытия. Индивидуальное старается скрыться от потенциальной инициации, потому что она актуализирует коллективную идентичность. Вследствие этого человек не переживает аутентично ничего.
Как и всегда, ярче всего это проявляется в отношении к смерти. Если в традиционной семье смерть сородичей является неотъемлемой частью жизни рода, то современный человек стремится максимально дистанцироваться и не переживать смерть даже самых близких. Включается механизм разделения обязанностей, и даже заботу о своих умирающих и мёртвых человек препоручает врачам, а затем работникам похоронных служб и, в лучшем случае, священникам. Он не принимает смерть, он не прощается с мёртвым, он не рефлексирует смерть в течение собственной жизни. О смерти родственника он узнаёт дистанционно по телефону от врачей, и даже если родственник умер на его руках, то до констатации врачом смерть как бы не наступает. Затем и вовсе все заботы о погребении берут на себя похоронные службы, причём делают это почти автоматически, без вмешательства родственников. Таким образом, человек может и вовсе не увидеть умершего. Это вступает в сильнейший диссонанс с традиционной погребальной обрядностью, где рядом с умершим проводят много времени, разговаривают с ним и окружают длинной чередой ритуалов прощания.
Точно так же мимо человека проходит и брак, воспринимаемый уже не как поворотная точка, переход в иную ипостась и актуализация потенциального человека, но лишь как одно из множества событий в повседневной жизни индивида. Взросление же теперь не акцентируется вовсе — ни сам человек, ни родители в отношении ребёнка не могут указать на ту точку, в которой ребёнок становится взрослым. Её просто нет, и современный человек обречён навсегда оставаться вечным эфебом, так и не вошедшим до конца в мир.
Подводя итог, можно с уверенностью утверждать, что нуклеарная семья — это лишь консенсусный договор двух независимых индивидов, имеющий лишь очень поверхностное сходство с семьёй в традиционном понимании. Таким образом, традиция в широком смысле не может существовать без сложной, расширенной семьи. Понять это несложно, но куда сложнее реализовать. В соответствии с принципом холизма собранные вместе, близкие по крови индивидуумы не становятся расширенной семьёй. Нельзя собрать вновь то, что разрушено — его можно лишь выстроить и вырастить заново. Поэтому традиционалист, если он не пошёл по пути жреца и аскета, должен стать новым мифическим и полулегендарным основателем рода и новой расширенной семьи, своим трудом дать потомкам возможность переживать и испытывать истинное бытие в роду и не идти на поводу конформизма и индивидуализма.
Следовательно, в отличие от традиционной семьи, где каждый её член жил в парадигме роста и жизни большого тела рода, современный человек, чтобы войти в настоящую семью и создать настоящую семью, должен сперва пройти через смерть. Смерть себя индивидуального ради актуализации коллективной идентичности.
