Метафизика народной песни.

Это размышления о народной песне, как явлении нашей городской жизни. За ними стоят впечатления от последней экспедиционной поездки, которую этим летом мы совершили вдоль реки Пинега что в Архангельской области. Самое трудное в этом тексте то, что приходится говорить о песне без пения, без живого звука (записи не в счет). И еще одна трудность — речь здесь идет о явлении, которому на самом деле до сих пор нет названия.

В тексте я стараюсь по возможности избегать иностранное слово "фольклор", потому что и раньше и тем более сейчас оно наполняет явление, которое должно было бы поименовывать чуждым ему смыслом. Поэтому везде, где это только возможно употребляется слово "народная песня", но сказанное, конечно, относится и к игре, и к пляске.

Песня — праздник

Праздник — одна из главных характеристик народной песни, когда она поется не на сцене. Праздник как состояние души. Сейчас люди все меньше и меньше поют, и это вопрос не сценический, не вопрос культуры в узком смысле. Это проблема нашей обыденной жизни, потому что за песней стоит праздник в полном смысле слова: праздник — это то, что выводит из обыденности в вечность. В празднике мы вдруг теряем рациональные ориентиры, жесткую озабоченность целями впереди стоящими. На какое-то время становимся как дети и живем только с теми людьми, которые сидят с нами за столом, и теми интересами, что витают здесь и сейчас. Утрата переживания праздника, утрата взгляда в вечность, засилье прагматизма и материализма, потеря песенности — все это звенья одной цепи.

Все народные традиции нацелены на то, чтобы выдернуть человек из быта, быт канонизируется, и через это человек соединяется с вечностью. Песня в этом играет, может, самую важную роль. Я вам расскажу, как использовалась песня в казачьей традиции. Это рассказ я услышал этим летом от казаков станицы Кумылжинская Волгоградской области. Человек приходил с войны, и песня, особенно протяжная долгая песня, она его реабилитировала, она позволяли через этот мостик, через эту вечность снова опуститься в мирную жизнь и начать ее по-новому. Это была такая точка, через которую бой соединялся с нашей обыденностью. Это точка и вне боя и вне быта. Точка в вечности. Чисто метафизическое явление.

Песня — сон наяву

Песня — праздник, и еще, песня — это сон, сон наяву. Чтобы пережить это надо слушать песню, либо закрыть глаза и обратиться к мелодиям из детства, звучащим в нас, хотя звуковой фон очень замусорен… Но можно даже просто посмотреть на слова. Слова народных песен часто нелогичные, действительно, напоминают монтаж событий во сне. Вот пример очень почитаемой и известной в Волгоградской области песни "Древо", которую я впервые услышал в исполнении тех самых казаков станицы Кумылжинская, их ансамбль называется "Старина".

Там стояло в поле древо
Тонко высокая
Тонко тонко высокая
Листом широкая
Листом листом широкая
Корнем глубокая
Подъезжали к этой древе
Князья да бояре
Князья князья да бояре
Все худые люди
Они думали гадали
Как с древою быти
Как с этою древой быти
Как её рубити
Подрубили эту древу
Под самый под корень
Разрубили эту древу
На четыре части
Нарезали с этой древы
Гусли звончатые
Заиграйте мои гусли
Гусли звончатые
Призовити мово гостя
Гостя дорогого
Гостюшечка дорогого
Батюшку родного
Он не часто в гости ездит
Редко наезжает
Редко, редко наезжает
Одну ночь ночует
Одну ноченьку ночует
Всю-ю протоскует
У окошка спать ложиться
Окно отворяет
Окошечко отворяет
Все свету желает
За окошечком свету нету
Звать его не будем
Запрягай милой карету
Я сяду поеду
Запрягай милой другую
Я сяду в любую
Запрягай милой и третью
Сядет кучер в третью

Не логично как-то, не правда ли? Мы еще вернемся к этим словам ниже. А у меня перед глазами стоит исполнительница народных песен Ильина Анна Федоровна. Мы познакомились с ней этим летом во время песенной экспедиции на Пинегу (Архангельская область). Она нам очень просто сказала, что песня всегда была связана с тем, как мы жили. В отличие от песен, которые сейчас звучат по радио. Эти песни не о том, что с нами происходит, они придуманные, это иллюзия. Это касается и обработок народных песен, которые все больше заполняют эфир.

Вроде парадокс: что же сон и праздник — большая действительность, чем видимая обыденность? Конечно, это так, если отдавать себе отчет, что человеческое существо не сводится только к видимому облику. Мы странным образом соединяем в себе видимое и невидимое. И невидимое это выражает себя, может быть, самым непосредственным и полным образом в звуке голоса. По крайней мере, может выразиться достаточно полно. Какая главная характеристика звука? Он живой. Особенно звук человеческого голоса, это сама жизнь. Когда человек играет на духовом инструменте, лучшее, что он может сделать — это "пропеть мелодию": говорят "его инструмент поет" и это самая высокая оценка. Я не говорю о так называемой "механической музыке", в ней нет тайны, в живом же есть…

Благодаря тому, что старинные песни связаны с жизнью, происходило глубокое осознание того, что происходит с человеком, освобождение от этого и попадание в праздник. Это не наркотическое бегство от действительности, а именно освобождение от повседневных забот, а потом снова возвращение в быт. Поэтому нет выражения "опьянение песней", но есть выражение "играть песню", "делать песню", то есть петь — это активная позиция, действенная. Но действие это направлено на соединение с вневременными смыслами, с вечностью.

Почему мы не слышим народную песню?

Мы в доме у Анны Федоровны. Поселок Нюхча, до ближайшего райцентра 150 километров по тряской грунтовой дороге. В поселке только бревенчатые дома, будто и кирпич еще не изобрели. Анна Федоровна все сетует, что голос пропал, что позабыла слова, что вот эту песню одной не спеть, есть у нее сестра, но у нее умер муж и она теперь не поет. Что-то все-таки вспоминает. Поет колыбельную, поглядывает на внучку. Та крутится рядом. Только что проснулась, прячется то за бабушку, то за дедушку, выглядывает из-за них и пытливо смотрит на нас немигающими карими глазами. Анна Федоровна начинает рассказывать внучке сказку, не обращая внимания на нашу запись, жизнь идет своим ходом. Обычно такие записи получаются плохо, по-хорошем, нужно давать команду "мотор" и "стоп", но это нарушает естественное течение жизни. Хоть сейчас впору и мне начать сказку "жили были дед и баба и была у них внучка". Я невзначай глянул в окно — под окном катилась небольшая тележка, запряженная лошадью, тележка была полна белых грибов. Что-то останется в большом городе от наших встреч и пониманий?… Наконец, Анна Федоровна вспоминает интересную старинную песню "Зимонька зима, зима морозная" (МР3, 353Кб).

Зимонька зима,
Зима была морозная
Ой, не морозь меня
Зима добра молодца

Ах, как хороша песня, по-настоящему русская песня! Хотя слова без распева мало что говорят читателю, да и у нас собирателей песен положение незавидное — исполнительнице удается спеть лишь три куплета, не хватает голоса, в одиночку такую песню не вытянуть… Все перемешано: песенные жемчужины, бегущая жизнь, болезни и немощь — печать времени… Это экспедиция.

Почему такие прекрасные народные песни, которым я пропел столько дифирамбов, сейчас не звучат? Подлинную народную песню человек, который специально не занимается этим вопросом, практически не может услышать. В городе это так же трудно, как, например, купить настоящие молочные продукты — все в пачках, немножко консервированное, никто толком уже не знает молоко это или только написано, что молоко. Так и народная песня — либо ритмическая обработка, либо авторство под видом улучшения. У того же, кто понял, что народная песня это не "Ой мороз, мороз" и не "Течет река волга", и не Надежда Бабкина, и кому удалось добраться до подлинных исполнителей, начинаются настоящие трудности — добраться до подлинного звучания старинной песни. Часто старые исполнители уже толком не могут спеть эту песню. В их исполнении она не только не слушается на сцене, она с трудом слушается в узком кругу. Есть множество архивных записей, в том числе и качественных. Однако даже высококачественная запись не может передать аромата песни, пульса её жизни. Народная песня с трудом транслируется техническими средствами. Остается надеяться на живой голос. Первый путь, по которому идут люди, собирая фольклор, — копирование старых исполнителей. При этом они пытаются воспроизводить все огрехи. Неправильно произносят слова, подражая старикам, и думают что это "диалект", что за этим стоит песня, но она за этим не стоит. Таких ансамблей много, но это не подлинное звучание песни.

"Что песня делает с человеком?" или школа воспитания чувств

Здесь главный вопрос "что песня делает с человеком?". Это не музыкальный вопрос. Начнем с простого, может ли песня, например, вывести человека из негативного состояния, депрессии? Дело в том, что петь в состоянии уныния вообще нельзя. Любая песня пусть она медленная протяжная выводит тебя в другое состояние — уныние уходит. Любая песня выводит в состояние праздника. В крупных городах сейчас, стрессовая обстановка, когда я прихожу петь, я знаю, что через полчаса это состояние напряжения большого города пройдет. Можно считать это психотерапией, но это очень слабое слово для этого явления, это больше, чем психотерапия, потому что здесь речь идет об очень содержательном движении — это школа воспитания чувств. За песней — самое главное — должна стоять реальность, происходящая с человеком жизнь, его переживания, этим в первую очередь отличается пение стариков. Ну, это раньше, скажете вы, а сейчас? Ведь жизнь изменилась. Да, но народная песня касается постоянной составляющей в человеке, которая не меняется. Речь идет о чувствах, которые никуда не уходят.

Песня — это школа воспитания чувств, причем в свое время массовое. Это то, чего сейчас совершенно не происходит. Вот эта тема — воспитание чувств — она очень большая особенно для русского человека. Это огромная тема, которая для многих людей сейчас даже не приоткрывается. Дело в том, что в современном городе практически нет пространства для полноценной жизни чувства. Чувства выражаются здесь (а куда же им деться!), каким-то дремучим образом. Говорят об индустрии чувств, что это? Это способ получать деньги на том факте, что у человека есть чувства и он ищет, где их выразить. Появляется городская плесень, например, игровые автоматы и много всего, о чем не хочется здесь упоминать.

Слова старинных песен позволяют выразить мифологемы бессознательного. Здесь расставание и встреча, приезд гостя, рождение и смерть, древний символ жизни — дерево. Этот список можно продолжить. Распетый текст вызывает определенное состояние, очень мощное, архаичное. Обратимся к словам песни "Древо". Подробно для такого небольшого текста описано древо, этим древом можно любоваться целых три куплета, из него, однако, затем безжалостно делают гусли, эти "звончатые" гусли затем играют. Далее следует ни с того ни с сего приезд дорогого гостя. Оказывается, что не просто гостя, а "батюшки родного". Этот "редкий" гость "у окошка спать ложится" и "все свету желает". Зачем ложиться спать и при этом "желать света"? И, наконец, вереница каких-то карет — одна, вторая, третья. С чего бы это? Конечно это сон, это жизнь бессознательного, преобразованная рациональность видимого мира. Здесь много непонятного, но бессознательное хоть и современного человека вмещает это легко.

Во сне время течет в обратную сторону. Эта простая и глубокая мысль принадлежит Павлу Флоренскому . Он приводит известный нам всем из своего опыта пример — во сне человек сначала знает, что сейчас зазвонит будильник, вслед за этим он звонит. Если слова песни прочесть, начиная с конца, появятся новые интересные связи. Тогда кареты — это начало, а не окончание. Удивительный переворот в сознании происходит у человека, вступающего в песню. Любой поющий переживает это всякий раз вновь и вновь, не задумываясь об этом, как не задумываемся и не удивляемся мы, когда во сне за мгновение до звонка будильника знаем, что сейчас он зазвонит. Время в песне, как во сне, течет от конца к началу!

"Зачем же они это древо-то срубили? — сказал мой знакомый музыкант после первого прослушивания песни, — для меня тот, кто рубит деревья, даже на музыкальные инструменты плохой человек". Необычная реакция. Чувства, которые вызывает народная песня, очень разнообразны. Любой, кто хоть когда-нибудь сталкивался с народной русской песней не сможет не согласиться — здесь есть, где жить чувству, есть где ему развернуться. Я сам это понял, когда после многих лет занятия бардовской песней встретился с народной песней. Музыкальная интонация исполняемых под гитару песен, так распространенных двадцать лет назад, увы, очень однообразна и, пожалуй, полностью описывается словом "сентиментальность". Жизнь чувства вообще часто сводят к сентиментальным переживаниям. Это все равно, что говорить, что мед просто сладкий, море синее, а снег белый. Это все-таки примитивно.

Что такое подлинная песня?

Попытаюсь коротко ответить на этот совсем не простой вопрос. Итак, песня — школа чувств, но чувств — в самом широком смысле, это не сантименты, а эмоциональная память предков, не больше и не меньше. Юнгу принадлежит мысль о том, что сон — это личный миф. Миф не как сказочка, а как всеобъемлющая картина мира, включающая и объясняющая все его проявления. Тогда получается, что народная песня — это личный миф человека и личный миф, конечно, связан с мифом той общности, к которой принадлежит человек.

На самом деле здесь оказывается важно не что петь, а как петь и по какому поводу, как это связано с жизнью человека. Здесь возникает тема всех обрядовых песнопений. Позволяет ли песня, распетая в какой-то ситуации внутренне вместить ее, например, событие свадьбы (свадебный жанр), или проводов навсегда, например, в солдаты (рекрутские песни)? Или позволяет ли она человеку вернуться в ситуацию, прервать связь с происходящим и оживить здесь и сейчас прошедшее во всей его полноте? Песня — это запечатленная, отлитая в ритмическую форму память. Да, но можно сказать, что любая песня возвращает нас куда-то, кого, например, в пионерский лагерь, кого в недавнюю поездку в Турцию. Конечно, но как говорится "есть песня, и есть песня": все-таки миф это не повесть и даже не роман. Настоящая песня предоставляет очень емкую форму, вмещает в себя всю полноту переживаний человека и, более того, обогащает его личный эмоциональный опыт опытом прошлых поколений. Нет, не времен Второй мировой войны, гораздо более отдаленных времен. Ведь иным народным песня по сто, по двести лет. Народная песня напрямую выводит человека на этническую память сообщества, к которому он принадлежит, не важно, что он при этом думает, интонации его личной песни, личного сна, личного мифа у него в крови. Пожалуй, такие песни и называются подлинными. В первую очередь это песни эпического жанра, былины, исторические песни. Но не только они. Иной раз обычный мастерски исполненный городской романс ставит перед человеком вопрос — "а где же я живу, откуда я родом и где мои корни?" Под мастерским исполнением я имею в виду не громкий голос и красивый стилизованный под старину костюм, а исполнение, которое будит генетическую память, архетипы бессознательного.

Искусственные средства для передачи естественного

Мы думали, что в такой глубинке, как Нюхча, обязательно будут петь старинные песни. Там мы и нашли исполнительницу Анну Федоровну. Она поет удивительно, собранно углубленно, поет как живет, не для сцены, в общем-то они все, подлинные мастера, так поют, как дышат — просто, незатейливо, как речка течет. А местный ансамбль в который входят женщины от 30 до 50 лет поет песни 30-х, 40-х, 50-х годов, которые звучали в свое время по радио, а у мастера, живущего под боком, особенно и не учатся. Когда же едут на выступление в райцентр, и им надо показать подлинную песню своего села, они спешно пытаются её выучить и не могут. Чего не хватает — желания или ключа к овладению песней? Видимо, и того и другого. Попросту говоря — и не простое это занятие, если не жить этим с детства, да и не особо хочется...

Здесь в далеком пинежском селе мы своими глазами увидели, как прерывается традиция. Почему это происходит? Этому есть две причины. У нас в сознании укоренена установка "чужое как сверхценное", это чисто социальная проблема, в России вообще так. А второе основание — разрушен деревенский общинный строй жизни, его теперь нет. И та, и другая тема удивительно точно освещены в книге Касьяновой "О русском национальном характере" . Теперь нет естественных путей передачи традиции, надо хорошо отдавать себе в этом отчет, поэтому должны быть искусственные средства для передачи естественного. Это то, что было предложено Покровским, другого пути вообще нет. Дмитрий Покровский первым открыл зеленую улицу такого рода действиям.

Он сам музыкант, он был очень талантливым и смелым человеком, он словом и делом как бы говорил человеку "А почему нет? Можно!"

Можно выйти на сцену одному в народном костюме, другому в джинсах, и вместе петь старинную песню, переживая ее глубину. Сейчас подлинное пение — это элитное явление, как хороший джаз, но благодаря Покровскому и многим тем, которые поверили его открытиям и пошли за ним, оно возможно в городе, именно не стилизация, не обработка, не авторство по народным мотивам, а подлинное пение.

Каков же ключ к подлинной песне? Голос наилучшим образом передает внутреннее состояние человека. Мужчину волнует женский голос, женщину волнует мужской голос. Важен тембр, который передает состояние души. Поэтому нужно работать со звуком. Вот это тайна такая в народной песне. Звук, тембр, вот в чем ключ, не в словах и не в мелодии. Есть еще такое представление, что песню можно выучить по аудиозаписи. Но и это не так. Даже у подлинного исполнителя в личной встрече нелегко перенять его мастерство. Почему? Я повторюсь, потому что за пением мастера стоят его переживания, его личное бессознательное, его миф. Как же быть? Значит, нужны приемы, которые откроют доступ к бессознательному современного исполнителя. Это легко сказать, но нелегко сделать. Здесь и кроется самая главная трудность передачи песни, потому что сейчас у нас распространена традиция пения по нотам, а ноты не могут передать всю полноту звучания человеческого голоса. За этим стоит более общая проблема — неверное соотношение устного и письменного в культуре. Это тоже большая тема о письменном и устном и о засилье письменного. Её нельзя поднимать второпях. Скажу только, что, конечно, народное пение — устное явление, и письменность, то есть ноты, может быть здесь только подспорьем. Профессионалу музыканту трудно переосмыслить значение нот. Нужно именно не отказаться от нот, а найти им новое место.

Всеми этими вопросами занимался Покровский. Надо сразу оговориться: вообще, как у всякого талантливого человека у него была своя тайна. Он давал людям посвящение, и потом человек мог сознательными средствами осваивать эту материю. Он как бы "играл в песню", "играл в культуру". В этом году стараниями его матери Будановой Нины Рафаиловны вышла книга "Дмитрий Покровский. Жизнь и творчество." — наиболее полное собрание воспоминаний о нем, его собственных статей и выступлений.

Если же все-таки говорить о приемах личного включения в песню, то это, в первую очередь, пение естественным открытым голосом на индивидуальном тембре, только тогда песня начинает "излучать". Это образное выражение "излучать" я впервые услышал от Андрея Сергеевича Кабанова, который работал в свое время с Покровским и занимался расшифровкой их совместных экспедиционных аудиозаписей. Вот это излучение указывает на то, что существо человека включается в тайну песни. Это сопровождается ощущением потери времени, ощущением выхода из границ собственного Я и причастности к большей общности, причастности духу этноса. Фактически фактуру песни надо привести в соответствие с исполнителями: кто поет, мужчины или женщины, возраст, тембры голосов. Здесь надо говорить о расшифровке песни.

Искусство расшифровки народной песни

Несколько слов о профессиональных тайнах. Всем известно, что есть композиторы, люди пишущие музыку, но мало кому известно, что есть люди, умеющие восстанавливать старинные песни, как восстанавливают иконы. И это зачастую сложнее, чем написать новую песню на один день. Здесь лучше передать слово специалисту поэтому я попросил рассказать об этом Надежду Миронову, с которой мы ездили в экспедицию по Пинеге. Совсем недавно она закончила Академию музыки имени Гнесиных, хормейстер Северного народного хора.

- Расшифровка музыкальных записей, превращение их в музыкальный текст — самое важное и сложное в обработке экспедиционного материала, но зачем вообще нужна расшифровка?

- Есть очень мощный прием овладения искусством народного пения — "пение за следом", когда человек поет за мастером, повторяя его интонацию и даже тембр. Это и есть та самая устная передача, так ведь и учились петь в деревне, но для этого надо там жить, говорить на диалекте, жить в ритме, в котором жили эти люди, но мы не живем в деревне, поэтому и нужна расшифровка.

- За счет этого, значит, можно овладеть искусством пения без самого мастера?

- И да и нет. Есть священный текст — это ноты и есть мастер, голос которого оживляет эти ноты, это как мертвая вода и живая вода. Мы положили песню в ноты, будто окропили ее мертвой водой, живой тембр мастера или даже наш собственный голос оживляет песню, записанную нотами. В расшифровке самое главное понимать, что на самом деле песня существует только в момент исполнения. Песня как живое. Звук как живое.

- Что же тогда такое ноты, зачем они, ведь они не живые?

- Ноты — это посредник между миром деревни и современным городским человеком. С помощью нотной и записи песня переходит в другое качество, она становится доступной для пения, потому что, определяется ее музыкальная форма, из множества вариантов выделяется основной напев. В процессе расшифровки изучается посыл звука, индивидуальные приемы вокализации разных исполнителей. Все это практика исследования и погружения в устную форму, бытование песни с помощью нотной записи. Для этого нужно знакомиться со стилем всего района. Хорошая расшифровка та, которая делается не для музея, а для пения, та, которая поется. Многие расшифровки нельзя спеть…- Как практически это происходит, вот только что была экспедиция…
- Например, вот эта песня, которую Анна Федоровна пела "Зимушка, зима"- это только намёк на песню. Лет двадцать назад она пелась совершенно иначе. Она пелась на голоса, ее наверняка можно найти в записях в многоголосном варианте. И отталкиваясь от этой записи я начинаю её реконструировать. В одной песне как в капле, заключен весь стиль этого района. Чтобы знакомиться, например, с протяжной песней надо знать и игровую и плясовую песни, вообще знать какие жанры, какие голоса были свойственны этому району. Почему в Нюхче до сих пор каждый второй мужчина играет на гармошке, почему в соседнем селе Сура поют частушки под балалайку — вот вопросы на которые приходится отвечать, если хочешь понять устроение одной песни. Знание стиля всего района позволяет за вариативностью мастера усмотреть основной напев песни. Конечно, расшифровка расшифровке рознь и можно просто перевести в ноты аудиозапись, но песня останется не узнанной. Тогда, действительно, лучше всего просто петь ее "за следом" хоть и с аудиозаписи. Всякая расшифровка лишь шаг на пути к узнаванию песни, это подспорье, нельзя относиться к ней так будто это сама песня.

- А как быть, если исполнителя уже нет, кто "оживит" ноты?

- Это может попробовать сделать специалист знакомый со стилем данной местности, у которого в распоряжении есть ансамбль, который может проверить свой вариант расшифровки в живом звучании на голосах. Этим как раз занимается Кабанов Андрей Сергеевич, у которого я и училась искусству расшифровки.

Народная песня в городе. Устность

Народная песня в условиях города живет особой жизнью. Она стала по большей части сценической или наукообразной, хотя, по сути, это несценическое явление, и, конечно, оно не может быть лишь предметом отвлеченных научных исследований. Есть сцена, и есть пение для себя. Связь со сценой это отдельная проблема, но это вторая проблема. Есть первая — оживление старинной песни. Часто занятие народным пение сводится лишь к экспедиционным записям и сценическим выступлениям. Но эта работа не охватывает всего круга задач, которые необходимы, чтобы подлинная песня звучала среди асфальтовой пустыни города, чтобы человек мог быть не только зрителем, но имел возможность стать в круг и спеть открытым громким голосом красивую песню. Пусть даже это будет узкий круг людей.

В 1989 году был организован Российский Фольклорный союз. При нем есть архив, выпускается журнал, в этом году союзом был организован прекрасный семинар на Волге в окрестностях города Камышин Волгоградской области — в одном из самых песенных мест страны. Такого рода семинары и фестивали события огромной важности. Их немало проходит в разных местах и на Дону, и под Питером. Есть мощное песенное движение в Новосибирске, в Воронеже. В Воронежской области в селе Воробьевка уже десять лет через каждые два года проводятся такие фестивали. Здесь собираются люди, которые сделали свой выбор в пользу национальной самобытности и отказались от так называемой массовой культуры, которая навязывается медиасредствами. Эти фестивали не освещаются в прессе, о них знает только узкий круг причастных к этому движению людей. Но на фестивалях этих собирается иной раз до 300 человек, и все, конечно, поют. 300 человек — много это или мало? Если сравнить с массовыми зрелищами на несколько тысяч человек — мало, но это не зрелища, разительная разница в том, что здесь все в той или иной мере участники. Об таких фестивалях можно много рассказать, и это могло бы быть предметом отдельной статьи.

Если говорить о песенном движении в целом, очень трудно развивать его под флагом устности. Сказывается засилье письменного и сценического начала в нашей культуре. В связи с этим хочется упомянуть имя известного фольклориста Андрея Сергеевича Кабанова, которого, пожалуй, можно назвать апологетом устного и несценического направления. Из сказанного не следует, что сцена — это плохо, вопрос в том, что ставится во главу угла, подлинность или работа на зрителя. Что значит устность в случае с песней. Очень просто: песня передается из уст в уста. В частности, что касается архива начинать надо с записи и присоединить работу с конкретными людьми по освоению, чтобы эту песню вместить в себя. Не просто архив, а действующий архив, куда бы могли приходить люди и петь, живой архив — вот желаемый образ. Собственно, так обычно и живут ансамбли народных песен. Здесь огромное поле действия для музыкальных работников, которое требует высокого мастерства и умения работать с людьми и живым звуком. Дело за малым — за пониманием того, что знание и уважение своих корней — жизненно важно.

Итак

Народная песня это такая сборка, такая формула, мифологема, которая позволяет включить, запустить эмоциональную память современного человека так же эффективно, как она включала эмоциональную память человека в прошлое время. Более того, так песня связывает переживания предшествующих поколений с теми, которые есть сейчас у современного человека. Подлинное исполнение старинной песни — это память этноса, общение с предками.

Поиск

Журнал Родноверие