В известной индоевропейской ритуальной традиции, относящейся к акту продолжения рода, мужчина и женщина уподобляются Небу и Земле: приближаясь к жене, муж произносит:
"Я — Небо, ты — Земля; я — Небо. Я песня (sвman), а ты строфа… Я Небо, а ты Земля. Обнимем друг друга, смешаем наше семя ради рождения сына и благополучия нашего дома.
Затем, когда жена начинает символически отклонять объятие, муж произносит: "Небо и Земля, соединитесь!"
Перед тем, как войти в жену, муж целует ее в губы, три раза гладит снизу доверху и говорит:
"Как Земля принимает Огонь в недра свои, как Небо заключает Индру в лоне своем, как четыре света содержат в себе ветра, так я ввожу в тебя зародыш… (называется имя будущего сына)
Можно также отметить, что в некоторых индийских диалектах санскритского происхождения женщина именуется prakrti; это же слово обозначает "природу" — женскую ипостась неподвижного бога purusha. Эти следы сакрализации брака должны постепенно исчезать из памяти; тем не менее, еще совсем недавно существовало много такого, что объяснить невозможно, не обращаясь к этим следам. Множество божественных и космических соответствий, сохранившихся в разных культурах, свидетельствуют о повсеместном в древности распространении ритуальной иерогамии и теогамии. Не было ни одного народа, у которого бы брачная практика не являлась ритуализированной — все это составляло огромную магическую цепь, подчинявшую материальную сферу сферам высшим.
Новалис имел основания считать брак в его сегодняшнем состоянии "профанированной мистерией", возвращение к подлинному смыслу которой только и может освободить человека от ужаса одиночества.
То, что Клод де Сен-Мартен часто не делал в жизни того, что писал, не умаляет значения многих его слов, например, таких:
"Если бы род человеческий знал, в чем смысл брака, он воспылал бы его жаждой, ибо благодаря браку человек становится подобным Богу и может покончить с вмененной человечеству гибелью."
В рамках креационистских религий также присутствуют представления о сакральном характере деторождения, как бы продолжающего божественное творение. В зороастрийском Иране существовал древний брачный ритуал, предполагавший прямую связь божественной милости с интенсивностью собственно сношения.
В том же духе о соединении Бога с женщиной толкует мастер суфизма Ибн Арави, придавая сексуальным объятиям метафизическое и теологическое значение.
В трактате Fucuc Al-Hicam он пишет:
"Супружеский акт — проекция воли Бога, проявленной Им в момент творения, дабы в творении Он узнал Самого Себя… Пророк любил женщин из-за их онтологической природы, принимающе-пассивной, которая перед его лицом была подобна Универсальной Природе (at-tabо'ah) перед лицом Самого Бога. Бог проекцией Своей воли, Своим Божественным Актом воздействует на Универсальную Природу и дает ей возможность раскрыть заложенные в ней формы, что можно представить как супружеский акт, совершаемый духовной волей (al-himmah — так именуется трансцендентная вирильность) в мире элементов, в мире световых духов — это и есть логическое завершение дискурсивного порядка (саму логику тоже можно представить как сущностное проявление мужского начала). Ибн Арави утверждает, что любящий женщин, соединяясь с ними, "любит их божественной любовью". Но для тех, которые слепо следуют только физическому влечению, "половой акт — бездуховная форма; дух недоступен для того, кто приближается к супруге — или любой другой женщине с одной только похотью — он не ведает об истинной природе и объекте своего желания…"
Древний иудаизм также не содержал в себе пуританско-аскетического проклятия пола и смотрел на брак не как на уступку плоти, но как на духовную сущность, одну их самых священных тайн. Согласно еврейской Каббале, каждый подлинный брак — символическое осуществление союза Бога и shekhinah.
