«Свѣтовидъ. Божество бывшее у Славянъ въ великомъ почитанïи. Онъ имѣлъ на Сѣверѣ два славные храма: одинъ на островѣ Ругенѣ въ городѣ Ахронѣ [Явственно, что Ругенъ, Ружный былъ прежде названъ; а городъ Ахронъ, Ухронъ произошелъ отъ слова хранить. — Прим. авт.], а другой въ Холмоградѣ, которой полагается на самомъ томъ мѣстѣ, гдѣ село Бронницы, на находящемся близъ онаго холмѣ, на коемъ теперь построена церковъ С. Николая.
Истуканъ его былъ здѣланъ изъ дерева величины огромной. Онъ имѣлъ четыре лица, на каждую страну свѣта по одному. Бороды не имѣлъ; кудри у него были завитыя; одежда на немъ была короткая. Въ лѣвой у него рукѣ былъ лукъ, а въ правой рогъ выкованной изъ металла. При бедрѣ имѣлъ превеликой въ серебряныхъ ножнахъ мечъ; въ сторонѣ висѣли сѣдло и узда коня его, такъ же непомѣрной величины. Сей истуканъ стоялъ по среди храма, завѣшенный великолѣпными краснаго цвѣта занавѣсками. Онъ давалъ отвѣты чрезъ уста жреца однажды въ годъ. Въ то время сей главный жрецъ входилъ въ святилище сего бога, удерживая свое дыханïе, и при надобности въ ономъ или выходилъ вонъ, или выставлялъ только изъ святилища голову. Сей единогодный праздникъ справлялся съ продолжительными торжественными обрядами. Оный начинался по окончанïи жатвы, что будетъ въ мѣсяцѣ Серпенѣ или Августѣ. И тогда народъ собирался передъ капище, пригонялъ множество скота, какъ въ жертву своему Богу, такъ и для празднованïя сего знаменитаго ихъ праздника. За сутки до торжественнаго дня самъ начальствующïй жрецъ выметалъ храмъ сего бога.
На слѣдующïй день жрецъ бралъ изъ руки Свѣтовидовой рогъ за годъ наполненный виномъ, предсказывалъ о плодородïи слѣдующаго потому, сколько въ немъ убыло; ибо вѣрили, что естьли много изъ рога убыло, то годъ будетъ безплоденъ; естьли же мало, то ему надлежало быть плодородну. И сïе вино выливши предъ стопами Свѣтовида, наполнялъ рогъ сей новымъ, и выпивалъ въ честь онаго, моля, чтобы даровалъ во всемъ изобилïе, богатство и побѣду на враговъ. Потомъ наполнивъ сей священный рогъ новымъ виномъ, влагалъ въ его руку, моляся купно со всѣмъ народомъ; послѣ чего приносимы ему были многочисленныя жертвы отъ воловъ и овецъ. По совершенïи сихъ жертвъ, вносили огромной величины круглой пирогъ, здѣланной изъ пряничнаго тѣста, въ коемъ могъ помѣститься человѣкъ. Въ сей пирогъ [вернее, не в пирог, а за него, — прим. В.] служитель Свѣтовидовъ вошедши спрашивалъ народъ, видятъ ли его? — люди отвѣтствовали что нѣтъ — тогда обратясь къ Свѣтовиду, молилъ его, чтобы на предбудущïй годъ хотя нѣсколько его увидѣли. Здѣсь, кажется, жрецъ, спрятавшись въ пирогъ, представлялъ солнце въ удаленïи отъ нашего полушарïя, или зимнее время; и потомъ молилъ Свѣтовида о его возвращенïи. Поелику не только имя, но и всѣ признаки являютъ, что сей богъ былъ изображенïе свѣтила одушевляющаго нашъ мïръ. Четыре лица, есть четыре годины, или времена года. Стрѣлы и лукъ, какъ у Греческаго Феба-Апполона [так в оригинале; правильно — Аполлон (др.-греч. Ἀπόλλων, лат. Apollo), — прим. В.], значили лучи солнца. Бѣлый конь, ему посвященный, знаменовалъ видимое движенïе сего благотворнаго свѣтила: рогъ въ рукѣ, обилïе повсюду произтекающее отъ его священной теплоты; мечъ же означалъ его какъ бога защитника и покровителя Славянъ.
Послѣ сего обряда съ великимъ благоговѣнïемъ приносили въ жертву множество скота: и тогда жрецъ, здѣлавъ народу пространное поученïе, поощрялъ оный къ прилѣжному почитанïю и жертвованïю сему богу: а за сïе обѣщалъ имъ земное плодоносïе, здравïе, побѣду на враговъ на сушѣ и морѣ. Иногда же сему идолу приносили въ жертву плѣнныхъ своихъ непрïятелей, какъ богу зящитнику [защитнику(?), — прим. В.] своему на браняхъ; сей безчеловѣчной обрядъ отправлялся такимъ образомъ: невольника (по всему видно, что изъ ратныхъ людей) одевали въ панцырь или во всеоружïе; сажали на осѣдланнаго коня, коего ноги привязывали къ четыремъ сваямъ, равно и нещастнаго [Лѣтописцы пишутъ, что приносили на жертву плѣнныхъ Христïанъ; но здѣсь важнѣйшее слово плѣнныхъ; ибо Славяне никогда не помышляли быть врагами какой либо религïи; но не разбирая вѣры, съ врагами поступали иногда жестокосердо. А какъ у нихъ болѣе всего бывали войны съ Греками, кои были Христïане, и подпавши плѣну иные претерпѣвали отъ нихъ сïе благочестивое варварство; то лѣтописцамъ и возмечталось, что они жгутъ Христïанъ, когда сïи сожигали только своихъ враговъ и притомъ ратныхъ. — Прим. авт.] къ лошади, и положа под оную дровъ, сожигали ихъ обѣихъ. Жрецы уверяли народъ, что таковая жертва прïятна Свѣтовиду. Кажется, что симъ хотѣли они возбудить въ народѣ вящшую жестокость къ врагамъ своимъ, въ коей надеялись пользоваться побѣдами его надъ ними, приносившими жрецамъ не малую прибыль; ибо отъ всякой военной добычи Свѣтовиду на верно приносилась не больше какъ третïя часть. Что самое кажется быть весьма естественно, соображаясь токмо съ тогдашними обстоятельствами, гдѣ идолопоклонническïе священники одни имѣли свободный доступъ въ таинственное святилище Наукъ, грубое же невѣжество было общею долею простонародïя; а по сему влïянïе первыхъ на сихъ послѣднихъ долженствовало быть всемогущественно, и которое не допускало ихъ проникнуть корыстолюбивые жрецовъ виды. По окончанïи всѣхъ обрядовъ богослуженïя и жертвоприношенïя, народъ начиналъ есть, пить и веселиться. Сей праздникъ такъ усердно праздновали, что тотъ конечно бы вытерпѣлъ осмѣянïе и даже ругательство, ктобы не до пьяна напился.
Свѣтовиду посвященъ былъ бѣлой конь, на коего никто кромѣ перваго жреца не могъ сѣсть. У сего коня, даже до волоса, все было священно, и под опасностïю потерянïя жизни не позволялось ни изъ хвоста ни изъ гривы ни одного выдернуть. Увѣряли, что Свѣтовидъ ѣздилъ на ономъ побѣждать ихъ непрïятелей. А сïе подтверждали тѣмъ, что когда подъ вечеръ коня оставляли вычищеннаго, по утру находили его запотѣлаго и загрязненнаго; изъ чего заключали, что Свѣтовидъ ѣздилъ на немъ для пораженïя ихъ сопостатовъ. Смотря же потому, больше или меньше была умучена лошадь Свѣтовидова, таковому и успѣху брани быть думали. Сей конь такъ же служилъ прорицателемъ, начинать ли или неначинать, равно ли хорошо или нещастливо будет продолженïе войны. Для гаданïя ставили предъ храмомъ шесть коней [копий, — прим. В.] по два въ рядъ и въ извѣстномъ разстоянïи. Къ каждымъ двумъ привязывали по копью поперегъ такъ высоко, какъ только лошадь можетъ перешагнуть. Прежде нежели лошадь начинали вести между копïй, жрецъ съ извѣстными обрядами молился Свѣтовиду, читая многïя нарочно для сего сочиненныя молитвы. Потомъ съ благоговѣйными обрядами бралъ коня за узду и велъ чрезъ три поперечныя копья. Естьли лошадь шагала напередъ чрезъ нихъ правою ногою и притомъ чрезъ всѣ три незапутавшись, то обѣщали себѣ окончанïе войны самое благополучное. Въ противномъ же случаѣ трепетали о всякомъ нещастïи; а смотря по сему отлагали и самую войну.
Храмъ Свѣтовидовъ былъ весьма богатъ; ибо сверхъ разныхъ вкладовъ, получалъ онъ изъ военныхъ добычь третïю часть, и триста всадниковъ сражаясь собственно отъ Свѣтовида, полученную добычу всю ему приносили. Ругенскаго Свѣтовидова храма и истукана его участь была та, что Вольдемаръ, Король Датской, въ 350 году по Р.Х. [так в оригинале; правильно — в 1168 г., — прим. В.] взявши островъ Ругенъ и городъ Ахронъ, капище разорилъ и ограбилъ, а истуканъ ободравши, приказалъ разсѣчь и сожечь. Что касается до Холмоградскаго Свѣтовидова храма, то оный одну участь имѣлъ съ прочими идольскими капищами, будучи разрушенъ по возпрïятïи Россïею святаго крѣщенïя»
Цит. по изд.: Древняя религïя Славянъ. Сочиненïе Григорïя Глинки, Профессора Дерптскаго Университета. Митава: Въ Типографïи у I.Ф. Штефенгагена и Сына, 1804. С. 31–40.
В конце книги автор приводит литературное описание храма Свентовита и не имеющую аналогов собственную «реконструкцию» (или, если угодно, поэтическую фантазию на тему) совершавшегося в нём богослужения:
«Храмъ Свѣтовида. Мерцана еще покоилась въ объятïяхъ Царя водъ; Часы стерегли входъ и выходъ изъ Солнцева дому, и присноюный Свѣтовидъ на златомъ ложѣ покоился въ объятïяхъ Триглы, какъ Рурикъ съ Олегомъ восходятъ на освященной холмъ, гдѣ возносится храмъ Свѣтовида. Храмъ возвеличенный и достойный бога, славимаго въ немъ! Первосвященникъ Свѣтовидовъ, Боговѣдъ, сопутствуемый жрецами, грядетъ ему во срѣтенïе. Рурикъ приступаетъ ко вратамъ храма; но удивляется, видя ихъ затворенными. „Они не могутъ быть отверсты, говоритъ Боговѣдъ, доколѣ первые лучи солнца не ударятъ въ лице бога; и тогда гласъ трубный возвѣститъ присутствïе его. Когда же послѣднïй лучъ сойдетъ съ лица Свѣтовидова, гласъ заунывнаго рога и глухаго бубна возвѣщаютъ о сокрытïи отъ насъ благотворнаго свѣтила. День мрачный въ нашихъ законахъ равенъ нощи“. — Ночь была свѣтлая и подобная зимнему дню, когда солнце слабыми лучами сквозь иней сïяетъ.
Князь, въ ожиданïи первыхъ на обзорѣ [Изъ смысла видно, что чрезъ сïе слово древнïе разумѣли горизонтъ. — Прим. авт.] лучей, пошелъ вокругъ храма, желая осмотрѣть его. Съ долу онъ казался ему не великъ; но Рурикъ удивился, нашедши его огромнымъ. Онъ былъ окружностïю въ 1460 шаговъ. Двенадцать огромныхъ яшмовыхъ столповъ Коринѳскаго чина поддерживали навѣсъ его кровли; оглавïя ихъ были изъ позлащенной мѣди. Триста шестьдесятъ оконъ и двенадцать вратъ заключались мѣдными затворами. При каждыхъ дверяхъ стояли два жреца съ трубами. На мѣдныхъ вратахъ изображались двенадцать знаменитыхъ добраго бога подвиговъ: какъ для пользы нагихъ людей онъ произвелъ овна, который въ то же мгновенïе устремился къ нимъ, да предложилъ имъ свою волну; какъ, усмиривъ вола неукротимаго и давъ имъ во служенïе, изобрѣлъ для нихъ плугъ и всѣ земледѣльческïя орудïя; какъ сражается и побѣждаетъ Чернаго бога, похитившаго чадъ его, близнецовъ Дажбога и Зимцерлу. Тамо видно Морское Чудо, чадо Чернобога, какъ оно, обратившись въ великаго рака, хочетъ похитить Солнце; но опаленное жгущими его лучами, упадаетъ — и сильнымъ ударомъ своего хребта разбрызгиваетъ какъ каплю текущïй Волховъ, и здѣлавъ въ землѣ отверстïе, производитъ море Русское. Здѣсь ужасный левъ, съ мѣднымъ хвостомъ и алмазными зубами, похищаетъ у Велеса скотъ, и сего бога приводитъ въ трепетъ; но Свѣтовидъ разитъ его единымъ ударомъ златаго самосѣка, беретъ хвостъ его (изъ коего родились полозы) и зубы, и помѣщаетъ на небѣ, гдѣ донынѣ видимъ ихъ и называемъ львомъ [Лев (лат. Leo) — зодиакальное созвездие северного полушария неба, располагающееся между Раком и Девой, — прим. В.]. Тутъ изображена любовь его съ прекрасною Триглавою, и терзанïе Чернобога, влюбленнаго въ нее. Свѣтовидъ, играя на гусляхъ, поетъ ей нѣжные стихи; она его вѣнчаетъ васильковымъ вѣнкомъ, а вокругъ ихъ пляшутъ Зимцерла, Лада, Сѣва и Мерцана. Румянощекая Дидилïя, съ распущенными златистыми волосами, въ алой легкой ризѣ, подноситъ имъ въ алмазной чашѣ златый небесный медъ, питïе боговъ. Леля, сидя подлѣ гуслей, слушаетъ и лукаво улыбается. Дидо, взвившись на воздухъ, пускаетъ тяжелыя стрѣлы въ Чернобога. Бѣлъ-богъ, носяся надъ ними на облакѣ, прïятно усмѣхается. Тамъ Перунъ держитъ великïе вѣсы, ниспущенные имъ съ неба для рѣшенïя жестокой распри между Бѣлбогомъ и чадами его, и между Чернобогомъ и чадами его, когда начиналась между ими жестокая брань, долженствовавшая разрушить мïръ; когда Нïй въ неистовствѣ потрясалъ землю, извергая изъ нее пламя, — Чудо Морское колебало брегами, и Яга, дщерь Чернобога, вооруженная желѣзною палицею, разъѣзжала на крылатой своей колесницѣ, и сбивала съ мѣстъ горы. Но великïй Перунъ желалъ примирить ихъ и послалъ едину изъ служащихъ ему Молнïй, да возвѣститъ волю его. Тогда родъ Бѣлъ-бога возсѣлъ въ единую чашу вѣсовъ, а родъ Чернобога въ другую. Перунъ поднялъ вѣсы, и чаша съ Чернобогомъ вознеслась выше темныхъ облаковъ; но чаша съ чадами Бѣлбога осталась на земли. — Въ другомъ мѣстѣ видно было, какъ Свѣтовидъ поразилъ великаго Скорпïона, когда сей похитилъ его дщерь Зимцерлу, оплакиваемую Дажбогом. Нïй, зря его, отъ страха сокрылся, и Свѣтовидъ возвратилъ Дажбогу его сестру и супругу. Но злобный Нïй, отмщая ему за сïе, низпустилъ на землю ночь, лютые мразы, снѣги, метелицы... Свѣтовидъ, поразивъ всѣхъ ихъ златыми стрѣлами, прогналъ назадъ въ область Нïя. Нïй, пылая еще противъ него гнѣвомъ, послалъ домоваго духа, да умертвитъ любимыхъ его коней; но Свѣтовидъ создалъ сребророгатаго и волносребристаго смѣлаго козла, и пустилъ для истребленïя сего духа [По народным верованиям, если домовой невзлюбил и мучает по ночам коней в стойле, следует привести туда козла, — домовой шибко не любит козлиного духа, и потому непременно оставит коней в покое, — прим. В.]. — На десятыхъ дверяхъ изображенъ богъ свѣта лïющïй съ горъ, изъ златыхъ водоносовъ, обильную воду, отъ которой прïемлютъ начало рѣки: Волга, Днѣпръ, Двина, Донъ и славное озеро Ильмень. Онъ населяетъ ихъ рыбами, пуская каждаго рода по двойцѣ. Завидуя сему, Морской Царь послалъ кита пожрать ихъ; но Стриба поразилъ его тогда же изобрѣтенною острогою, и вынувъ, положилъ на томъ мѣстѣ, гдѣ стоитъ храмъ Свѣтовидовъ; холмъ составился изъ китова праха. — Таковы были изображенïя на дверяхъ. Храмъ сооруженъ былъ изъ свѣтлосѣраго дикаго камня. Свѣсы отъ стѣны до столповъ измѣрялись двумя большими шагами, имѣя шесть ступеней восходу. Кровля, полушаромъ, состояла изъ вызолоченной мѣди. Посреди ея стоялъ мѣдный позолоченный истуканъ Свѣтовида; по краямъ, на четыре стороны, поставлены были четыре истукана, изсѣченные изъ бѣлаго мрамора. На востокъ истуканъ Мерцаны, богини, властвующей надъ началомъ дня и предшествующей всегда Солнцу, дочери Дажбога и Зимцерлы, богини весны, супруги Царя Морскаго; ея должность была отверзать Свѣтовиду врата небеснаго дому его, когда онъ показывался въ мïрѣ. Свѣтовидъ для отличïя даровалъ ей вѣнецъ изъ единыя звѣзды; и риза ея златобагряна. Радость всегда блистала на румяныхъ ея ланитахъ, и она въ пирахъ подносила богамъ небесный медъ. Мерцана, равно какъ и Свѣтовидъ, присноюна. На югъ поставленъ былъ истуканъ Купалы, сына Мерцаны и Сѣвы. Онъ имѣлъ видъ молодаго человѣка, въ короткой и легкой одеждѣ. Огнь плодотворенïя пылалъ въ его очахъ; чему только касался, все рождало: не только звѣри, скоты, рыбы и гады, но даже дерева и травы. Онъ имѣлъ обиталище на югѣ. Жертвовали ему возженïемъ только прутьевъ, съ пѣснями и плясками: чѣмъ изображались огнь плодотворный и веселость. Въ ногахъ у него кроликъ; въ рукѣ пламенѣющïй огонь; на головѣ вѣнокъ изъ цвѣтовъ, именуемыхъ по его имени купальницами. Догода, братъ его, есть изъ всѣхъ боговъ любезнѣйшïй, кротчайшïй и прекраснѣйшïй. У него развѣваются по плечамъ волосы: вѣнокъ изъ шиповъ; за плечами голубыя крылья, и риза на немъ тонкая голубая. Улыбка всегда на румяномъ его лицѣ. Онъ столь всѣми любимъ, что смѣло цѣлуетъ самую Ладу; въ рукахъ у него опахало. Свирѣпаго Позвизда истуканъ стоялъ на сѣверъ. Лицо его въ морщинахъ и сердито. Голова окутана лоскутомъ кожи бѣлаго медвѣдя; борода замерзлая; одежда изъ оленьей кожи; ноги обуты въ кожу гагачью. Въ рукахъ держалъ онъ мѣхъ, въ готовности развязать его для излïянïя морозовъ, бурь, снѣговъ, градовъ, дождей и непогодъ. Онъ считался богомъ всѣхъ вѣтровъ. Повѣствуютъ, что жилище его есть на краю сѣверномъ, на горахъ Скандинавскихъ, гдѣ онъ имѣетъ свой престолъ, и гдѣ у него множество дѣтей, подобно ему жестокихъ. Сей богъ, будучи сынъ Сильнобога, увеселяется воздымая бури, потопляя корабли, ломая деревья, посылая всюду мразы и непогоды. Онъ требуетъ почасту себѣ въ жертву людей. — Таковы были четыре истукана, стоявшïе на кровлѣ храма. На холмѣ же разставлено было соразмѣрнымъ образомъ до трехъ сотъ пятидесяти треугольныхъ жертвенниковъ.
Между тѣмъ какъ Рурикъ разсматривалъ и вопрошалъ Боговѣда о значенïи видѣннаго имъ, раздался гласъ трубъ отъ двенадцати вратъ, и врата отверзлися...
Великïй первосвященникъ Боговѣдъ вступилъ во врата западныя, одному ему предназначенныя для входа. — Рурикъ съ Олегомъ входятъ въ храмъ чрезъ врата восточныя, и божественный страхъ объемлетъ ихъ душу: они зрятъ лице Свѣтовида сïяющее яко мѣдь въ горнилѣ. Великïй первосвященникъ — по обыкновенïю одѣтый въ четыре тонкïе хитона, одинъ другаго длиннѣе: въ багряный, зеленый, желтый и бѣлый; въ опаясанïи, на коемъ искусно вышиты двенадцать подвиговъ Свѣтовида; въ златомъ вѣнцѣ, украшенномъ семью драгоцѣнными камнями — держалъ въ рукѣ златую чашу, исполненную чистѣйшаго виннаго духа. Двенадцать окружающихъ его жрецовъ держали великую сребряную лахань.
