Вопрос о месте Новгородского государства среди государств средневековой Европы, о характере его отличительных особенностей представляет собой один из наиболее сложных вопросов, которые предстоит решать отечественной науке.
Благодаря исследованиям В.Л. Янина, выделившим два разных этапа (XII–XIII и XIV–XV вв.) в развитии новгородского общества и политических институтов, становится ясно, что поставленный вопрос должен решаться особо для каждого из этих периодов отдельно.
По подсчетам исследователей новгородских писцовых книг, светским землевладельцам на территории главного ядра государства, новгородских пятин, принадлежало две трети всего земельного фонда. Новгородской земле все эти земли являлись наследственной родовой собственностью. Господствующий слой в Новгороде делился на две части – «бояр» и «житьих людей». Принадлежность к обеим этим группам была наследственной, а социальный статус — различным. Новгородская судная грамота – сборник законов, созданный в последние годы существования самостоятельного государства, содержит сведения, которые говорят о разном социальном статусе бояр и «житьих людей». Так, за «наезд и грабеж» с боярина следовало взимать 50 руб., а с «житьего» – 20. В руках бояр сосредотачивалась очень значительная часть земельного фонда, принадлежавшего светским землевладельцам. По подсчетам исследователей новгородских писцовых книг, половина зафиксированных в них такого рода земель принадлежала всего 60 собственникам, из которых «житьими» были только четверо. Отмечается компактность целого ряда владений, охватывающих подчас целые административные округа – «погосты».
Разный социальный статус двух слоев светских землевладельцев проявлялся и в их отношении к органам власти. Как показал в своем исследовании «Новгородские посадники» В.Л. Янин, во главе Новгородского государства в последние десятилетия его существования стоял «совет господ», состоявший из 36 посадников и восьми тысяцких (должность тысяцкого в XV в. служила ступенью к посту посадника). Все эти должности были монополией узкого круга боярских семей. Поскольку таких семей, судя по наблюдениям исследователя, насчитывалось в Новгороде не более четырех десятков, В.Л. Янин делает обоснованный вывод, что к этому времени каждая из боярских семей так или иначе была представлена в верховном органе власти.
Отсутствие детальных сведений о системе управления в Новгородском государстве не позволяет ответить на вопрос, имелись ли в Новгороде какие-либо общегосударственные должности, доступные для «житьих людей». Вместе с тем мы располагаем данными, что последним были обеспечены определенные формы участия в решении судебных дел. Так, в летописной записи под 1385 г. о проведенной в Новгороде судебной реформе указывалось, что каждая из участвовавших в судопроизводстве сторон могла взять с собой на суд «по два боярина … и по два житья человека». В Новгородской судной грамоте также читается, что при «докладе» судебных решений нижестоящих инстанций в верховном суде в этой процедуре должны были принимать участие «ис конца по боярину да по житьему». Нельзя согласиться с мнением В.Л. Янина, который на основании данных свидетельств сделал вывод, что в суде «житьим… отводилась роль наблюдателей». Уже первое из свидетельств ясно показывает, что в суд они приглашались, чтобы отстаивать интересы своей стороны. При институте «доклада» приглашенные также либо одобряли вынесенное судьей решение, либо могли выступить с жалобами на него.
В Новгородском государстве в XIV–XV вв. бóльшая часть государственных земель перешла в руки бояр и «житьих людей». По подсчетам исследователей новгородских писцовых книг, государственные земли составляли во второй половине XV в. 9% зафиксированного в книгах земельного фонда. Эти перемены наложили свой отпечаток на характер отношений Новгорода с княжеской властью. По договорам, определявшим положение князя в Новгородском государстве, в XIV–XV вв. на содержание княжеского двора выделялись те же волости, что и ранее, но бояре и житьи люди, чьи владения располагались на территории этих волостей, не хотели делиться своими доходами с княжеской властью. Уже в договоре 1326/1327 г. новгородцы вынуждены были взять на себя обязательство «волости и оброков княжих не таити». Позднее спор об этих доходах, получивших в летописных текстах название «княжчин», стал одним из главных источников конфликтных ситуаций в отношениях князя и Новгорода и явился одной из причин похода Дмитрия Донского на Новгород в 1386 г. Но помогало это плохо, хотя в 1393 г. при заключении мира с его сыном Василием «за ким княжщины, и те целовали к великому князю, княжщин не таити». В 1456 г. при заключении Яжелбицкого мира новгородский архиепископ выплатил великому князю большое количество серебра за «княжщины», которые, очевидно, в предшествующие годы снова не вносились в великокняжескую казну.
Главой княжеской администрации в Новгороде являлся наместник, который по традиционным нормам договоров Новгорода с князьями в отсутствие правителя (тот с середины XIV до середины XV в. вообще не появлялся в Новгороде) обязан был выступать в роли верховного судьи вместе с главой новгородского правительства – посадником. В пользу великокняжеской власти должна была поступать и часть пошлин, взимавшихся при назначении судей. Новгородская судная грамота знает три вида судов в Новгороде – суд посадника, суд тысяцкого и суд владычного наместника. К последним из указанных судов княжеская администрация не имела никакого отношения, но и суд посадника выступает в этом кодексе как самостоятельный судебный орган, деятельность которого не связана с обязательным присутствием княжеского наместника.
О падении роли и значения княжеских наместников в жизни Новгорода красноречиво говорит тот факт, что они перестают после 1421 г. упоминаться в тексте договоров, которые заключал Новгород со своими западными соседями.
В Яжелбицком договоре 1456 г. на новгородцев налагалось обязательство:
«а виры … новгородцом не таити, а пошлин князя великого новгородцом не таити»
Очевидно, в предшествующие годы великокняжеский наместник не получал причитавшейся ему доли судебных пошлин, а, возможно, и был отстранен от участия в суде.
Однако эти установления, по-видимому, не поправили дела, так как в московско-новгородском договоре 1471 г. содержалось обещание новгородцев:
«А суда нам у великих князей наместников не отнимати»
К сказанному следует добавить, что к выборам новгородских судей – посадников и тысяцких – князь никакого отношения не имел.
В Новгороде важнейшие законодательные акты создавались без участия правителя. Новгородская судная грамота была принята, судя по свидетельству так называемой «Летописи Авраамки», самими новгородцами во время разрыва отношений между Новгородом и Иваном III.
В соответствии с этим в преамбуле документа читается «Докончашя… бояре, и житьи люди, и купци, и черные люди вся пять концов, весь государь Велики Новгород»
Правда, дошедший до нас текст памятника открывается словами:
«Доложа господы великих князей Ивана Васильевича всеа Руси и сына его Ивана Ивановича всея Руси», но это явно более позднее дополнение, так как в 1471 г. при заключении мирного договора с Новгородом Иван III вставил в его текст требование: «А что грамота докончальная в Новгороде промежь собе о суде, ино у тои грамоты быти имени и печати великих князей»
Эти слова являются очевидным свидетельством того, что «грамота … о суде» была первоначально принята без всякого участия правителя.
Важная особенность рассмотренного выше законодательного акта состоит в том, что в качестве участника решений об их принятии не выступает духовенство как особый общественный слой. В Новгороде епископы с середины XII в. избирались на вече. Хранившаяся в палатах у Св. Софии казна «скопленья» того или иного архиепископа в случае необходимости изымалась и использовалась на нужды Новгородского государства. На вече избирались и «новгородские архимандриты» – настоятели Юрьева монастыря, стоявшие во главе «черного» духовенства Новгорода. Под коллективным патронатом новгородских концов (пяти частей, на которые делился город) находились так называемые «кончанские» монастыри. Прочие монастыри и храмы находились под коллективным патронатом жителей улиц, на которых они были построены уличанами, или под патронатом бояр и «житьих людей», которые их основали и наделили имуществом. Права таких патронов были велики. В 1451 г. посадник Василий Степанович, наделив землей монастырь Иоанна Богослова на Пинеге, в своей грамоте установил, что в монастыре должно быть общее житие, и отдал ряд распоряжений, определявших характер отношений игумена и монахов. По наблюдениям В.Л. Янина, подчинение новгородского духовенства интересам новгородского боярства представляло существенную особенность общественно-политического строя Новгородской земли.
Наконец, следует отметить еще одно важное явление, которое можно считать характерным для новгородского общества. Новгород обладал целым рядом судебных органов — суды посадников и тысяцких, подчиненные своеобразному верховному суду, заседавшему во «владычной палате». В которые входили авторитетные лица, принадлежавшие к самой верхушке местного общества, но эти органы часто оказывались не в состоянии обеспечить общественный порядок и безопасность.
Уже в 40-е годы XV в. владычный летописец писал об отсутствии в Новгороде «правды и праваго суда», что вызывало горькие сетования людей «на старейшины наша». Эти общие утверждения позволяют конкретизировать тексты ряда статей Новгородской судной грамоты. Так, в 10-й статье памятника говорилось о «наездах и грабежах», сопровождавших споры о земле, в которых участвовали бояре и житьи люди. Еще более показательно, что составители кодекса считали вполне реальной такую ситуацию, когда высшие магистраты Новгородского государства – посадники и тысяцкие могли быть подвергнуты давлению («наводка») и даже «сбиты с суда». Для борьбы с этим злом и, по свидетельству владычного летописца, искорененения «неправды», была принята в 1469 г. Новгородская судная грамота, по которой для совершивших такие поступки устанавливались высокие денежные штрафы. Однако это не помогло. Сообщая о присяге, которой было скреплено принятие грамоты, владычный летописец сопроводил свое сообщение комментарием: «и в ту ж неправду внидоша».
Когда в середине 70-х годов XV в. Иван III постарался вернуть себе ранее фактически утраченную княжеской властью роль верховного судьи, по свидетельству Псковской Третьей летописи, его призвали в Новгород «люди житии и моложьшии», жалуясь, что «на них насилье держать… посадники и великые бояри, никому их соудити не мочи». Таким образом, здесь имело место и неуважение лиц, принадлежавших к социальной верхушке, к авторитету судей и злоупотребления самих судей. Отсутствие общественного порядка было прямым следствием ослабления власти правителя, который фактически перестал играть в данном обществе роль верховного арбитра. Характерно, что близкий по времени создания к разбирающемуся выше правовому кодексу Судебник Ивана III 1497 г. вообще не знает описанных в там ситуаций.
Немногочисленные города Новгородской земли не пользовались самоуправлением, они неоднократно отдавались Новгородом в кормление служилым князьям. Наиболее крупные из них управлялись присылавшимися из столицы посадниками. Судя по данным новгородских писцовых книг, новгородские города (за исключением Старой Русы – общерусского центра солеварения) не были сколько-нибудь значительными центрами ремесла и торговли.
Являясь собранием наиболее богатых землевладельцев, сосредоточивших в своих руках судебную и административную власть в государстве, новгородское боярство одновременно выступало по отношению к торгово-ремесленному населению Новгорода в той роли, в какой в других европейских странах выступал городской патрициат. Пробные исследования раскопанных археологами участков городской территории показали, что члены боярского клана владели целыми комплексами дворов в районах своего проживания. Очевидно, подобно патрициям европейских городов, новгородские бояре обладали значительной частью городской площади. Проживавшие на боярской земле торговцы и ремесленники оказывались в определенной зависимости от владельцев этой земли – бояр. Новгород, как город, делился на концы (в XV в. их насчитывалось пять), а концы, в свою очередь, на улицы.
В рамках этих административных единиц объединялось проживавшее на территории концов и улиц население. Как показал В.Л. Янин, во второй половине XV в. во главе концов стояли коллегии посадников (шесть или девять чел.), происходивших из известных боярских семей. Есть основания полагать, что и в объединениях уличан главная роль принадлежала проживавшим на этих улицах боярам. В 1400 г. пролог был дан вкладом в церковь Козьмы и Демьяна на Козьмодемьянской улице Новгорода от имени «боголюбивых бояр», первым из которых назван посадник Юрий Онцифорович, владелец целого комплекса усадеб на этой улице, «и всих бояр и всеи улици Козмодемьяни».
Существовала и другая организация городского населения по «сотням» (соотношение кончанско-уличанского и сотенного деления остается для исследователей неясным). Однако во главе сотенной организации стоял тысяцкий, принадлежавший в XIV–XV вв. к числу новгородских бояр (пост тысяцкого был в это время ступенькой к посту посадника). Боярами могли быть в ряде случаев и сотские, стоявшие во главе отдельных сотен. Таким образом, в какую бы из этих организаций ни входили простые торговцы и ремесленники – «черные люди» Новгорода, они везде находились под руководством бояр. Разумеется, на них также распространялась и судебная власть посадников, стоявших во главе как всего Новгорода, так и отдельных концов. В отличие от «житьих людей» у «черных людей» не имелось своих представителей, которые отстаивали бы их интересы во время судопроизводства.
Определенными особенностями отличалось положение новгородского купечества. На лестнице сословной иерархии купцы стояли в XIV–XV вв. после бояр и «житьих людей», но ранее «людей черных». Купцы в отличие от простых торговцев и ремесленников имели право приобретать землю и известны случаи, когда такой купец, приобретший землю, мог войти в ряды «житьих людей». В отличие от «черных людей» купцы имели свою особую организацию – «Иванское купечество» (по названию находившегося под его патронатом храма Ивана на Опоках). Во главе нее стояли двое купеческих старост. Купеческие старосты фигурируют в новгородских соглашениях с другими государствами, где затрагивались условия торговли новгородских купцов с заграницей, как участники этих соглашений. Купеческие старосты осуществляли и суд, в котором рассматривались «дела и торговыя и гостинная». Устав этой организации – так называемое «Рукописание» князя Всеволода Мстиславича (в дошедшем до нас виде памятник рубежа XIII–XIV вв.) – ограждал ее внутреннюю жизнь от вмешательства новгородских посадников и бояр. Эта автономия, однако, существенно ограничивалась тем, что во главе торгового суда стоял тысяцкий, в XIV–XV вв. избиравшийся из рядов новгородских бояр (о чем уже сказано выше).
До конца существования Новгородского государства верховным органом власти в нем являлось вече – собрание жителей города. От имени веча исходили принятые законы (как Новгородская судная грамота), жалованные грамоты. В них «черные люди» выступают как участники принятых на вече решений, но они не обладали ни какой-либо автономией, ни организацией, способной отстаивать их особые интересы.
Система отношений, при которой новгородское боярство выступало в роли городского патрициата, сложилась в исторических условиях существования «города-государства» раннего Средневековья. Для этого «города-государства» важнейшей задачей было подчинить своей власти и обложить данью в пользу города обширную сельскую округу, а это требовало объединенных усилий всей городской общины, как целого, в подчинении окрестных территорий, в сборе дани и в распределении поступавших в Новгород доходов. В этой модели отношений существовало определенное единство интересов стоявшего во главе городской общины боярства и простых новгородцев.
Положение изменилось после освоения фонда государственных земель боярством и частью простых новгородцев, превратившихся в «житьих людей». В этих условиях традиционная система отношений превратилась в инструмент подчинения торгово-ремесленного населения Новгорода социальной верхушке новгородского общества, имевшей уже свои особые интересы, отличные от интересов простых новгородцев. Если рядовые торговцы и ремесленники были объективно заинтересованы в том, чтобы с окрестной территории в Новгород поступало как можно больше средств, которые можно было бы распределить между членами городской общины, то бояре и житьи люди, превратившие эти государственные земли в свои вотчины, были заинтересованы в том, чтобы как можно больше средств оставалось в их собственном распоряжении. Представляется, что при таком принципиальном несовпадении интересов разрыв традиционных связей между боярством и «черными людьми» был только вопросом времени.
Все изложенное выше дает возможность сделать вывод, что перед нами тип общества, где власть находится в руках достаточно узкого наследственного круга наиболее богатых светских землевладельцев, отделенных в правовом отношении от основной массы членов дворянского сословия, при отсутствии самостоятельной роли церкви и слабости позиций правителя, лишенного в значительной мере и материальной, и правовой базы для осуществления традиционных функций руководства общественной жизнью.
По материалам: Флоря Б.Н. Поздний Новгород и Чехия Ягеллонов: (попытка сравнительного со- поставления).
