Общеизвестным фактом является то, что Владимир, и как город-форпост Киевской Руси, и как столица крупнейшего и богатейшего Владимиро-Суздальского княжества был исключительно христианским.
Христолюбивые князья – Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо, шедевры древнерусского белокаменного зодчества[1], находки древнерусской мелкой каменной[2] и металлопластики[3], связанной с христианскими сюжетами, раскопки усадьбы священнослужителя[4], казалось бы, не дают нам возможности думать по-другому.
В свою очередь, владимирское епископство выделялось между остальными древнерусскими епархиями обилием городов и сёл.
С этих позиций проясняются слова из послания епископа Владимирского и Суздальского Симона иноку Киево-Печорского монастыря Поликарпу:
« Кто не знает меня, грешного епископа Симона, и этой соборной церкви, красы Владимира, и другой суздальской церкви, которую я сам создал? Сколько они имеют городов и сел. И десятину собирают на них по всей земле той. И всем эти владеет ваше смирение»[5]
Тем более неожиданными стали находки, выявленные в ходе работ 2009 года, которые по нашему мнению, могут быть интерпретированы, как строительное жертвоприношение.
В конце мая 2009г. проводились археологические исследования на территории города Владимира по адресу: улица Девическая, 9. Раскоп был заложен в котловане прямоугольной формы площадью 168 м2 вытянутым по оси СВ – ЮЗ на 17 м, по оси СЗ – ЮВ на 9,6 – 10,4 м. В ходе проведенных работ выявлены культурные напластования общей мощностью 1,4 – 2,3 м.
Опуская подробности изучения поздних слоев[6], рассмотрим наиболее интересные в предложенном контексте, нижние напластования.
Самый ранний этап застройки, датируется XII – XIII вв. К этому периоду относятся 11 крупных ям, более десятка мелких и 7 канавок. Вместе древнерусские ямы и канавки составили следующую картину. Самые большие по площади (ямы № 8, 9, 11, 1А), подпрямоугольной формы, были ориентированы одинаково (С — Ю), параллельно направлениям зафиксированных частокольных канавок 1 и 2. Из чего можно сделать вывод о расположении на этой территории как минимум одной усадьбы в западной части раскопа. Одновременные ямы № 8, 9, 10 располагались в одном ряду с юга на север и не перерезали друг друга. Между ними сохранились материковые перемычки шириной от 10 до 45 см.
Яма 8 имела размеры 3,5 x 3,5 м и глубину 1,7 м. В заполнении хорошо видны следы обрушившейся сверху с южной стороны к центру ямы, печь и горизонт разрушения перекрытий пола наземной постройки. В плане видны конструкции обшивки стен, а опорные столбы, в виду характера песчаного материка, фиксируются лишь на дне в виде столбовых ям в углах постройки.
Вторая усадьба, вероятно, находилась восточнее первой за проулком шириной до 3-х м, образованным канавками 1 и 2. Из комплекса «вероятной» второй усадьбы были зафиксированы небольшие части двух ям, перерезанных фундаментом современной постройки – трансформаторной подстанции.
Две ямы с богатыми индивидуальными находками могут являются, на наш взгляд, комплексами строительного жертвоприношения некому языческому Божеству. Придерживаясь этого предположения мы постараемся объяснить Ритуал и выявить Божество.
Прежде всего, необходимо рассмотреть комплекс, находок в материковых ям, находящихся под древнерусской усадьбой.
Такими предметами из ямы №8 являются: железный замок цилиндрического типа «В», 4 штуки, три из которых найдены в ямах опорных столбов (1 в северо-восточном, два в центральном), овальное кресало, 3 шиферных пряслица (1 с граффити в центральном опорном столбе, граффити в виде креста, вместе с замком), половая плитка (по мнению Иоанисяна, третья четверть XIII в), костяной наконечник стрелы, глиняное рыболовное грузило, фрагменты стеклянных браслетов и амфор, каменный неолитический топор.
Яма 9, размерами 2,8 x 4,9 м и глубиной до 1 м, по характеру керамического материала и индивидуальным находкам идентична яме 8.
Яма 10 представляла собой подпечную яму подпрямоугольной формы с округлыми стенками, размерами 2x1,8 м, глубиной 0,6 м. В заполнении ямы зафиксирован развал камней с вышележащей обожженной глиной и фрагментами печины. В верхнем заполнении ямы залегали несколько мощных прослоек угля и золы.
Учитывая расположение ям, статистику керамического материала, эти ямы можно считать заглубленными в материк остатками одного большого дома.
Тот факт, что ямы являются столбовыми, позволяет интерпретировать как строительную жертву предметы, найденные в них.
Прежде, чем приступить к анализу и интерпретации вещевого материала, необходимо проверить наличие подобных строительных жертвенных комплексов на материалах Северо-Восточной Руси.
Аналогии подобным комплексам дает нам Суздаль. В ходе работ Суздальской экспедиции М.В. Седовой такие комплексы были обнаружены. В Суздале они были отмечены около 10 раз.
М.В. Седова пишет:
«Так, при исследовании оборонительных сооружений первой половины XII века, в северо-восточной части Окольного города были открыты внутривальные деревянные сооружения, состоящие из трёх рядов срубов. Около угла центрального сруба был обнаружен череп лошади в возрасте 4-5 лет. Поставленный на шейное основание, он лежал затылком к углу сруба, мордой к северу. Принесение в жертву коня должно было обеспечить всему оборонительному сооружению прочность, долговечность и неприступность»[7]
В целом автор отмечает несколько подобных жертвоприношений, в основном характерных для XI-XII веков.
По мнению М.В. Седовой, «к XIII веку эта традиция в быту горожан исчезает»[8]
Более того, автор фиксирует и человеческое строительное жертвоприношение: «находка женского черепа под углом дома, вскрытого частично в траншее 1987 года у западной части Кремлевского вала, к северу от Никольской деревянной церкви. Основная часть дома в раскоп не вошла, поэтому ничего определенного сказать нельзя, однако предположение о человеческом жертвоприношении остается реальным»[9].
В малом городе Плёсе было обнаружено строительное жертвоприношение на территории городского посада. При строительстве усадьбы на улице ювелиров под нижним бревном западной стены жилого дома, в специально выкопанной яме, была встречена керамическая миска странной формы, а внутри неё нож. Поскольку в миске не осталось следов костей, то можно предположить, что в ней находилась ритуальная каша[10]. На той же улице было обнаружено странное жертвоприношение собаки. Один череп в плохо читаемой конструкции, которая, скорее всего, была жилым помещением. На это указывают находки там же развала печи-каменки и стандартного набора осколков керамической посуды[11]. В связи с тем, что до этого отдельных черепов собаки на территории древнерусских городищ и селищ не находилось, мы склонны согласиться с автором находки и интерпретировать её как очередную строительную жертву.
Интересна (хотя и не бесспорна) интерпретация строительного жертвоприношения в Плёсе П.Н. Травкиным. Это жертвоприношение было совершено в 1410 году, в ходе возведения очередных фортификационных сооружений под северо-восточным углом мысовой дозорной башни — в неглубокую ямку был помещен старый треснувший горшок, оплетенный полосками бересты.
«В его днище имелось неровное отверстие, пробитое со стороны устья ударом острого предмета, вероятнее всего, копья. Судя по осадку на внутренних поверхностях, горшок был заполнен кашей (ритуальной кашей?). По всем признакам, это именно строительная жертва, и она удивительным образом повторяет элементы домонгольсокй обрядности»[12]
Перед нами типичная деградация обычая: человеческая жертва – жертва животного – замещающий жертву предмет.
Подобные представления, рецидивы языческого сознания, прослеживаются и на этнографическом материале. В широко известной легенде о Коромысловой башне (Нижегородская область), говорится о том, что мимо строящегося объекта проходила девушка с ведрами, и строители решили принести её в жертву для того, чтобы башня стояла на века. В итоге, правда, ограничились коромыслом. Здесь прослеживается сразу два мифологических пласта. Первый заключается в деградировавшем обряде строительного человеческого жертвоприношения, а второе его значение – противодействие злой силе, некие обережные действия. Ведь на уровне мифологического восприятия встреча с женщиной, несущей пустые ведра, – не к добру. Таким образом, строительный обряд наложился бы на противодействие темным силам. Лишь деградация обычая спасла тогда девушку.
Однако, как мы увидим, существовали и более поздние обряды строительных жертвоприношений, что дает возможность по-новому взглянуть на степень и время христианизации столичных городов Северо-Восточной Руси.
Подобные же строительные жертвенные комплексы зафиксированы и в самом Владимире. В ходе трехлетних раскопок во Владимире, проводимых «Управлением по реконструкции исторического ядра города Владимира» в Гостином Дворе в связи с реконструкцией северной линии Торговых рядов, были обнаружены остатки строительного жертвоприношения. «Остатки жертвоприношения обнаружены в подпрямоугольной яме с округлыми углами, размерами 300х340 см и заглубленной в материк на 90 см. Здесь, на слое древесного угля и проваленной до красноты глины, были расчищены скелет коня, черепа жеребенка и собаки и кальцинированные кости птиц. Из вещевого материала найдены серп, ветлюг, писанка с желтоватой поливой, горловина болгарского красноглиняного кувшина с легким подлощением»[13].
Таким же строительным жертвоприношением является комплекс, открытый в 2009 году при раскопках на улице Девической, 2а, около Северных торговых рядов в г. Владимире.
На территории города при строительстве древнерусской усадьбы было совершено языческое жертвоприношение богу нижнего мира для обеспечения крепости и неприступности дома.
Непосредственно к вещам, входящим в комплекс строительной жертвы, можно отнести: каменный топор, пряслице с граффити в виде креста, фрагменты стеклянных браслетов, овальное кресало, замки, костяной наконечник стрелы, рыбное грузило, фрагменты круговой и лепной керамики.
Одной из самых интересных находок является каменный топор.
Находка каменного топора, безусловно, достаточно сложна для интерпретации. С одной стороны, это может быть случайная находка, попавшая в комплекс строительного жертвоприношения. С другой стороны, каменный топор, возможно, являлся запирающим предметом, что еще более указывает на принадлежность жертвы Велесу.
Камень, или же предметы, выполненные из камня, практически всегда ассоциируется с силами смерти, потусторонним миром. Так же камень часто связан с целительством, рождением детей, плодородием. Вырисовывается интересная цепочка — магия, рождение, смерть. По данным признакам сложно не понять то Божество, которое стоит за этим предметом. Бог смерти, мудрости и магии – Велес у славян и Один у скандинавов. Помимо прочего, в балтской традиции, родственной славянской, связь с Вяльнасом (рус. Велес) прослеживается и по фольклорно — этнографическому материалу.
«Древние мифологические представления и характер обрядов указывают на связь культовых камней с божеством подземного мира мертвых Велесом или балтийским Веленом (Вяльнасом). Вяльнас прячется от стрел Перкунаса под камнем. Вход во дворец Вяльнаса завален огромным камнем»[14]
Также камень (в нашем случае каменный топор) является запирающим элементом для Бога потустороннего мира, или для навий, которых камень, как известно, запирает лучше, чем железо. Каменный топор в данном случае выглядит дополнительным запирающим элементом, который уже точно и гарантированно не даст темным сущностям навредить при строительстве усадьбы. В наиболее похожем комплексе строительного жертвоприношения – при строительстве башни в Плёсе, также обнаружен каменный топор. Таким образом, его случайное попадание в яму видится нам сомнительным. Очевидно, что он является элементом комплекса строительного жертвенного обряда.
В мифологических представлениях индоевропейцев камень является отражением мира (ср. Алатырь — камень русских сказок), его сакральная функция несомненна. Очевидно, что представления о каменном оружии, как наиболее сакральном, сложились в момент перехода от каменного оружия (проверенного тысячелетиями и явно нашедшего в этой связи отражение в народном сознании) к новому – бронзовому и железному.
Семантику нахождения каменного топора мы рассмотрели выше. Теперь рассмотрим другие элементы строительной жертвы.
Шиферное пряслице с крестом. Пряслице само по себе — достаточно часто встречающийся элемент в комплексе строительных жертв. Изображение креста, возможно, принадлежит к т.н. «мобильному искусству»[15]. Крест, в данном случае, солярный символ, а не принадлежность к христианству. Вполне вероятно, что при закладке дома один из людей при исполнении обряда нацарапал на пряслице символ солнца как подношение частицы небесного светила хтоническим силам.
Солярные крестовидные знаки на пряслицах отмечались и в других городах Северо-востока Руси. Интересны находки, обнаруженные Н.Н. Ворониным[16] в нижних археологических слоях Ярославля. На одном из них изображено солнце в виде шаманского бубна, на других же пряслицах изображены солярные знаки в виде равносторонних крестиков, практически ничем не отличимых от владимирской находки. Такие же находки с подобными изображениями зафиксированы в Плёсе[17] и в Белоозере[18]. Более того, распространенность такого вида пряслиц по всей территории восточной Европы прослежена в работе И.И. Гущиной, которая эти образцы по их магической роли объединяет с пряслицам, несущими солярные символы[19].
Фрагменты стеклянных браслетов, по всей видимости, тоже были положены в яму в виде жертвенного подношения. Возможно, что сами браслеты были целыми, но ритуально ломались («обряд порочения вещей»). Опять-таки, браслеты здесь выступают как символ верхнего мира. В частности, подобный пример можно обнаружить на материалах Алабужского городка (Пеньковское городище), фино-угорского городища на месте древнерусского Плёса. Жители, совершая строительную жертву, в основание крепостного вала положили на угли ювелирные изделия из богатого женского костюма. Особенностью было то, что среди 400 находок не было ни одной детали, связанной с нижней частью костюма. А костюм, как мы помним, отражал космогонические представления раннесредневекового человека. Зато во множестве наличествовали солярные символы. Здесь, очевидно, нужно учитывать логику раннесредневекового человека: общаясь с божеством одного мира, человек приносил ему в жертву символы мира другого, выражая тем самым своё особое почтение. Они носились женщинами, что, возможно, дает еще один пласт ритуала – гендерный, ведь в данном случае Божество подземного мира явно мужчина.
Фрагменты керамики на момент написания статьи еще не были обработаны в полной мере, чтобы констатировать, что это – случайные фрагменты или ритуальным образом разбитый горшок (горшки), фрагменты которого были разбросаны в виде запирающих элементов.
Замки и ключи, несут четко выраженную окраску запирающего элемента. Возможно, во время проведения ритуала с их помощью были «открыты» врата в подземный мир, а потом обрядом «порочения» — загибания ключа и поломок замка, закрыты. Подобное же использование связки ключей можно проследить на святилище Велеса из Плёса.
«Положив Богу ритуальную еду и питье, участники праздника позаботились о ритуальном же запирании» жертвенного места. На сгоревшие кости была брошена связка из 13 ключей, в юго-западный угол ямы – тесло и точильный брусок»[20]
Кресало, по всей видимости, являлось символом огня. Огнива в представлении средневекового человека обладали определенными магическими свойствами. Не зря некоторое количество миниатюрных кресал, т.н. «кресаловидных подвесок», обнаружено в курганах. И почти не обнаружено на поселениях. В частности, в Гнёздово[21] и во Владимирских курганах[22]. Более того, семантическая связь кресал и кресаловидных подвесок с погребальной обрядностью, а значит, и с сакральными ритуалами, посвященными Богу Нижнего Мира, становится несомненной. В гнёздовских курганах Серг. -37[23] вместе с кресаловидной подвеской было найдено само кресало и кремень. Таким образом, очевидно, при строительном жертвоприношении во Владимире, кресало как символ очистительного (небесного?) огня был включен в ритуальную жертву.
Наконец, еще большим аргументом в рассмотрении всех этих находок как комплекса строительной жертвы служит обнаружение в ямах черепа лошади и черепа коровы\быка, расположенных на камнях.
Животные были принесены в жертву при закладке усадьбы. Данный обычай прослеживается по многим городам Древней Руси (Чернигов, Киев, Владимир, Плёс, Суздаль) и является отражением древнего обряда жертвоприношения (часто человеческого), распространенного у многих индоевропейских народов. К временам Древней Руси, и под воздействием христианства, это обряд уже деградировал, и принесение в жертву людей при строительстве важных построек был заменен на обряд жертвоприношения животных. Впрочем, как мы могли видеть на материалах Суздаля, далеко не всегда.
Однако, несмотря на этот факт, сам обряд, проводимый в столице одного из древнерусских княжеств, во второй половине XII – первой половине XIII века, крайне показателен. Находки языческих святилищ и курганных захоронений, совершенных по языческому обряду, на окраинах Древней Руси уже общепризнанный факт. Это объективно доказали следующие исследователи: И.П. Русанова и Б.А.Тимощук[24], И. Я. Фроянов[25], Б. А. Рыбаков[26]. Однако проведение языческого обряда в центре фактической столицы Древнерусских Земель позволяет по-новому взглянуть на степень христианизации домонгольской Руси, не только на основании селищ и сельских некрополей, но и крупных городских центров.
Принесение в жертву лошади достаточно легко объяснимо. В мифологических представлениях индоевропейцев лошади принадлежат к Верхнему Миру. Кони вывозят колесницу Стрибога, конь (а до него – лосиха) небесная Богиня – покровительница финно — угров. Но почему бык? Ведь по всем историческим и этнографическим данным бык — это жертва Перуну, Богу Верхнему, даже Высочайшему. Бычком, купленным вскладчину, на селе чтили Илью-пророка, христианского святого, заменившего внешне Перуна, быков резали Перуну Святослав под стенами Доростола и Владимир в Киеве. Еще Прокопий Кесарийский свидетельствовал о славянах: «Ибо они считают, что один из богов – создатель молний – именно он есть единый владыка всего, и ему приносят в жертву быков и всяких жертвенных животных».[27] Таким образом, мы видим, что бык — подношение скорее Верхнему божеству. И тут возникает еще один вопрос. О хтонической сущности Перуна. Достаточно сложно воспринять это, но доказательства можно привести, на наш взгляд, убедительные. Перуну приносили в жертву петуха. Петух — это почти всегда животное Верхнего Мира. Петух — предвестник солнца, который выкликивает его. И принесение его в жертву Богу Верхнего Мира несколько необычно. С другой стороны, Перун очень часто принимает форму змея.
Это описано П.Якушкиным в 1866 году: «Был зверь-змияка, этот зверь-змияка жил на этом самом месте, где вот теперь скит святой стоит перюньский. Каженную ночь этот зверь-змияка ходил спать в Ильмень с Волховскою коровницею. Перешел змияка жить в самый Новгород; а на ту пору и народился Володимир князь в Киеве... Новгород окрестился. Черту с богом не жить: Новый город схватил змияку-Перюна и бросил в Волхов. Черт силен: поплыл не вниз по реке, а в гору — к Ильмень-озеру; подплыл к старому своему жилью, да и на берег! Володимир князь велел на том месте церковь рубить, а дьявола опять в воду[28]
Легенда об острове Перун (Записана в 1905 г. Д.И. Яворницким)
"До принятия нашими предками христианской веры, говорят, посреди Киева стоял каменный идольский бог Перун с золотой головой, а тогда, когда киевский князь Святославский привез в Киев христианскую веру, тот бог сброшен был в Днепр. И поплыл тот Перун вниз по воде, а останавливался между порогами, возле высокого острова, против Таволжана. В том острове есть большая пещера, и в той пещере поселился тот бог Перун. Там он превратился в семиглавого змея. От того Перуна-Змея и остров прозвали Перуном, а пещеру — Змеевой"[29]
Тут необходимо сделать примечание: на острове Перун украинскими археологами найдены шлифованные каменные топоры с грозовой символикой [30]. Заметьте, снова каменный топор!
Создавая образ мрачного владыки подземелий Ящера, Б.А. Рыбаков обратил внимание на некое польское Божество по имени Yasa или Yesse. Он вполне убедительно перевел это имя, как Йеша, Яшша — Ящер, дракон (яже по-польски)[31]. Вот только он не упомянул, какую роль этот Бог-Ящер, Бог-Дракон играл в польской мифологии. Источники свидетельствуют о следующем:
Рукопись польского гусита (начало XV века).
«И так поляки на Троицу почитают идолов Alada, gardzyna Yesse»
Ян Длугош, Польская История (ХV век).
«Поляки от начала своего происхождения были язычниками и во множество богов и богинь… верили и почитали их. Называли Юпитера на своем языке Йеша (Yesza). От этого величайшего из богов все временные блага и все, как несчастные, так и счастливые случаи, как верили, получали, и ему больше, чем другим божествам, почести оказывались, и более обильные жертвы приносились»[32]
Итак, дракон-герой, дракон — глава пантеона, дракон-Громовержец, дракон-Перун.
Подведем итоги. Новгородская, украинская, болгарская легенды прямо называют Перуна — Змеем, а у поляков Бог-воин, Бог Громовержец, глава пантеона, носит имя, означающее Змей, Дракон.
А змея часто хтоническое животное. А здесь, как мы видим, Змей не менее часто выступает в роли некого культурного героя, учит людей земледелию и волшебству. Проводя аналогии из индоевропейской мифологии, можно привести в пример культ Геракла в Северном Причерноморье, который, оставаясь культурным героем и победителем, тем не менее спускается в подземный мир, побеждает Смерть и принимает некоторые хтонические черты. Таким образом, Перун становится неоднозначным, дуалистическим божеством. Мы далеки от мысли, конечно, наделять его столь же сильными хтоническими чертами, как и скандинаво-германского Одина\Вотана, но тенденция налицо. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, языческие представления о Богах очень далеки от современного христианского мировосприятия с его четким делением на Свет и Тьму. И божество Верхнего Мира вполне могло обладать чертами божества нижнего мира. Впрочем, Древняя Русь знала и непосредственно хтоническое божество.
Не менее интересно для нас и имя Хозяина подземного мира. Общепризнанно, что имя его Велес.
Однако, ряд исследователей, в частности П.Н. Травкин, на основании сообщения в «Сказании о построении града Ярославля» — «Идол бысть Волос, сиречь скотий бог. Сему многоказненому идолу и кереметь створена бысть и волхв вдан…»[33]
Травкин считает, что «кереметь» или «керемет» — «это еще и другое имя божества, под которым хозяин Преисподней был известен на обширных финских территориях, как минимум, начиная с булгарской эпохи»[34]
С этим мы решительно не можем согласиться, например, у вотяков, сиречь удмуртов, нет слова «кереметище», которое он приводит на странице 98, а термин «кереметь», которому уделено столько внимания, конечно, никак не мог быть распространен у поволжских финнов "со времен раннего средневековья", поскольку заимствован ими у тюрок-мусульман, что не могло произойти ранее середины Х века и обращения в ислам волжских булгар, а скорее произошло значительно позднее, так как для того, чтобы термины новой веры вошли в быт самих булгар, потребовалось, надо думать, не одно столетие, а чтобы их переняли от них соседнее финские племена – и того больше[35]. Такой же точки зрения придерживается Н.Ф. Мокшин.
Он свидетельствует:
«Вероятнее всего, слово это проникло к мордве под влиянием волжских булгар. Но не исключено, что воспринято от чуваш, считающихся, наряду с казанскими татарами, этническими преемника булгар. Но среди мордвы это слово не получило столь широкого распространения, как среди марийцев, именующих ими черта, нечистую силу, и тем более среди чувашей»[36]
Так же неоднозначна семантика слова – по одним записям становится ясно, что под кереметями мордва подразумевала огороженные места, где приносились жертвы, по другим – злого бога, по третьим – общинное моление. Этимология слова «кереметь» так же противоречива. Если считать его заимствованием из исламской традиции, то, скорее всего, оно обозначает «чудо», творимое пророком или святым. Однако есть и другая версия, которой, в частности, придерживается Н.Я.Марр[37], она полагает, что слово «кереметь» означает бог и родственно грузинскому «керп», армянскому «Карапет», греческому «Гермес».
С другой стороны, Рыбаков Б.А. фиксирует название божества подземного мира как Ящер – Яша. И связывает его со змееголовыми изображениями различных бытовых и сакральных предметов, обнаруженных в Новгороде Великом и Пскове. Правда, маловероятно, чтобы он был некой ипостасью Велеса. Возможно, змея\змей здесь выступали с некой охранительной функцией. Их изображения встречены на деревянных ручках ковшей, поясные накладки и хвостовики, резные деревянные пластины, как украшение на коньке дома, увенчивающее собою крышу — это, кстати, сильно снижает версию Рыбакова о "подземной" и "хтонической" роли Ящера у славян.
Мы делаем крайне осторожное предположение, что возможно, Ящер был ипостасью Перуна. Его, скажем так, хтонической, змеиной сущностью. И не имел никакого отношения к Велесу.
Поводя итог, необходимо выделить несколько основных моментов.
Итак, наша точка зрения – божество подземного мира, которому совершаются строительные жертвоприношения, безусловно, Велес. Культ его остается крайне устойчивым даже после крещения Руси. Поиски других имен божества подземного мира имеют под собой крайне слабую основу.
Обряд же строительного жертвоприношения в нашей реконструкции выглядит следующим образом.
При начале строительства усадьбы закладывалось несколько столбовых ям. Рядом с ними проводился какой-то обряд. Его детали мы можем восстановить крайне условно. Тем не менее. В процессе возведения усадьбы совершалось жертвоприношение. Причем голова, отделяясь от тела, ложилась на камни, находящиеся на дне материковой ямы. Остальное тело, очевидно, ритуально съедалось участниками строительства. С попыткой интерпретации жертвоприношения лошади немного сложнее, у нас нет данных о том, убивали ли лошадь или приносили череп?
Далее участники действа разбивали некоторое количество старых, максимально архаических лепных горшков, или же старых керамических, по аналогии, со «старое — доброе». Далее в ямы ссыпался уголь ритуального костра. И первый слой засыпался землёй. Жертвоприношение было совершено, но обряд – далеко нет. В следующий уровень кидались фрагменты женских стеклянных браслетов, как жертвоприношение – кресало и шиферное пряслице с граффити в виде креста. Очевидно, этот уровень в ямах стоит расценивать как уровень жертвоприношений Божеству Нижнего Мира символов Мира Верхнего с целью показать почтение жителей и заручиться его покровительством при дальнейшем существовании усадьбы. Здесь нужно разграничить уровни и цель жертвоприношений. На первом уровне божество задабривали для того, чтобы оно (или его подручные) не мешали строительству, т.к. люди уходили под землю, роя ямы и тем самым вторгаясь в вотчину хозяина подземелий. И второй уровень, на котором жертвы служили для благополучия и долговечности усадьбы. И наконец, на третьем уровне размещались несколько крупных камней, ключи и замки, а также костяной наконечник стрелы и каменный топор. Всё это является следами завершения ритуала – запирающими элементами, которые закрывали мир живых и мир мертвых после краткого открытия врат.
Такой, на наш взгляд, может выглядеть приблизительная реконструкция обряда строительного жертвоприношения при постройке усадьбы древнерусского Владимира в середине XIIвека.
Список литературы
- Василявичус Л. Девичья рубашка на «звездном камне». Валуны с «вдавленными пальцем» ямочками // Отечество: краеведческий альманах. Вып. 18, 2000.
- Воронин Н.Н. Раскопки в Ярославле // Материалы и исследования по археологии древнерусских городов. МИА. М.;Л., 1949. №11.
- Голубева Л.А. Графити и знаки пряслиц из Белоозера // культура средневековой Руси. М., 1974.
- Гущина и.И. Глиняные пряслица с графиити из могильников юго-западного Крыма первых веков нашей эры // Проблемы археологии Евразии. Труды ГИМ. М., 1990. Вып. 74. С. 68 -70.
- Дубов И.В. И поклоняшеся идолу камену…СПб., 1995.
- Ениосова Н.В., Жарнов Ю.Э. Ювелирный производственный комплекс из «Ветчаного города» домонгольского Владимира. //РА, 2006, №2, с. 64-80.
- Жарнов Ю. Э. Жарнова В. И. Произведения прикладного искусства из раскопок во Владимире // Древнерусское искусство: Византия и Древняя Русь . — 1999 . — С. 451-462 .
- Жарнов Ю. Э. Художественное медное литье из раскопок во Владимире-на-Клязьме // РА. — № 1. — 2000.;
- Жарнов Ю.Э. Возвращение культурных ценностей древнего города. // Археологические открытия 1991-2004 гг. Европейская Россия. Отв. Ред. Н.А. Макаров. – М.: ИА РАН, 2009.;
- Жарнов Ю.Э. Две каменные иконки домонгольского времени из Владимира-на – Клязьме. //РА, М., 1999. С.165 – 174.
- Журжалина Н.П. Древнерусские привески-амулеты и их датировка // СА. 1961. №2. С. 122-140.
- Марр Н.Я. Избранные труды. Т.5. М.;Л., 1935
- Матерь Лада. Божественное родословие славян. Языческий пантеон. М., Эксмо, 2003.
- Мокшин Н.Ф. Мифология Мордвы. Этнографический справочник. Саранск, Мордовское книжное издательство.2004. С. 155.
- Мухина Т.Ф. Итоги трехлетних археологических исследований в районе торговых рядов г. Владимира. //Воронинские чтения – 94: Материалы областной краеведческой конференции. / Владимирск. обл. фонд культуры; Владимирская обл. о-во краеведов; Владимир. обл. научн. библиотека им. А.М. Горького. – Владимир, 1995. – С. 15-19.
- Новикова Г.Л. Скандинавские амулеты из Гнёздова //Смоленск и Гнёздово (к истории древнерусского города) Под ред. Д.А. Авдусина М., 1991. С 175-199.
- Прокопий Кесарийский. История войн // Свод древнейших письменных известий о славянах. Том 1. (I-VI вв.)Изд. 2-е. испр. М., 1994. С.182-185.
- Русанова И.П., Тимощук Б.А. Языческие святилища древних славян; под ред. д-ра ист. наук С.А. Плетнёвой. 2 –е изд. испр. – м., Издательство «Ладога -100», 2007.
- Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси; Язычество древних славян. М., Наука, 1994.
- Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., Наука, 1994.
- Седова М.В. Суздаль в X-XV веках. М., «Русский Мир», 1997.
- Седова М.В., Мухина Т.Ф. Новые находки мелкой каменной пластики во Владимире. //РА, 1999, №3. С.160 – 163.;
- Спицин А.А. Владимирские курганы //ИАК. Вып. 15. СПб.,1905. С.84-172.
- Травкин П.Н. Отчет о раскопках г. Плёса Приволжского района Ивановской области в 2000 году // Архив ИА РАН. З-1.
- Травкин П.Н. Язычество древнерусской провинции. Малый город. – Иваново, 2007.
- Фроянов И.Я, Загадка крещения Руси / И.Я. Фроянов. – М.:Эксмо: Алгоритм, 2009.
- Шилов Ю.А. Пути ариев. Роман, документы, хроника. К., Полиграфкнига, 1996.
- Щавелева Н.И. Древняя Русь в «Польской истории» Яна Длугоша (книги I-VI): текст, перевод, комментарий. — М., 2004.
Список сокращений
АПВКМ – Археологические памятники Волго-Клязьменского междуречья
ИА РАН – Институт археологии Российской Академии Наук
РА – Российская археология
АО – Археологические открытия
СА – Советская археология
[1] Впрочем вопрос о том, что больше в белокаменной резьбе Дмитриевского собора –языческого или христианского и по сей день остается дискуссионным.
[2] Седова М.В., Мухина Т.Ф. Новые находки мелкой каменной пластики во Владимире. //РА, 1999, №3. С.160 – 163.; Жарнов Ю.Э. Две каменные иконки домонгольского времени из Владимира-на – Клязьме. //РА, М., 1999. С.165 – 174.
[3] Жарнов Ю. Э. Художественное медное литье из раскопок во Владимире-на-Клязьме // РА. — № 1. — 2000.; Ениосова Н.В., Жарнов Ю.Э. Ювелирный производственный комплекс из «Ветчаного города» домонгольского Владимира. //РА, 2006, №2, с. 64-80.
[4] Жарнов Ю.Э. Возвращение культурных ценностей древнего города. // Археологические открытия 1991-2004 гг. Европейская Россия. Отв. Ред. Н.А. Макаров. – М.: ИА РАН, 2009.; Жарнов Ю. Э. Жарнова В. И. Произведения прикладного искусства из раскопок во Владимире // Древнерусское искусство: Византия и Древняя Русь . — 1999 . — С. 451-462 .
[5] Фроянов И.Я, Загадка крещения Руси / И.Я. Фроянов. – М.:Эксмо: Алгоритм, 2009. С. 138.
[6] Щапов А. Н.
[7] Седова М.В. Суздаль в X-XV веках. М., «Русский Мир», 1997. С.207-208.
[8] Седова М.В. Суздаль в X-XV веках. М., «Русский Мир», 1997. С.209.
[9] Там же. С. 209.
[10] Травкин П.Н. Язычество древнерусской провинции. Малый город. – Иваново, 2007, С.137.
[11] Травкин П.Н. Отчет о раскопках г. Плёса Приволжского района Ивановской области в 2000 году // Архив ИА РАН. З-1.С.8.
[12] Травкин П.Н. Язычество древнерусской провинции. Малый город. – Иваново, 2007, С. 131.
[13] Мухина Т.Ф. Итоги трехлетних археологических исследований в районе торговых рядов г. Владимира. //Воронинские чтения – 94: Материалы областной краеведческой конференции. / Владимирск. обл. фонд культуры; Владимирская обл. о-во краеведов; Владимир. обл. научн. библиотека им. А.М. Горького. – Владимир, 1995. – С. 15-19.
[14] Василявичус Л. Девичья рубашка на «звездном камне». Валуны с «вдавленными пальцем» ямочками // Отечество: краеведческий альманах. Вып. 18, 2000.
[15] Травкин П.Н. Язычество древнерусской провинции. Малый город. – Иваново, 2007, — 312 с.; Он же. Микшинское финское селище на реке Уводь.// АПВКМ. Выпуск 4. Иваново 1990. С. 18-27.
[16] Воронин Н.Н. Раскопки в Ярославле // Материалы и исследования по археологии древнерусских городов. МИА. М.;Л., 1949. №11. Рис. 13 -13.
[17] Травкин П.Н. Язычество древнерусской провинции. Малый город. – Иваново, 2007, С. 76-78.
[18] Голубева Л.А. Графити и знаки пряслиц из Белоозера // культура средневековой Руси. М., 1974. Рис.3.
[19] Гущина и.И. Глиняные пряслица с графиити из могильников юго-западного Крыма первых веков нашей эры // Проблемы археологии Евразии. Труды ГИМ. М., 1990. Вып. 74. С. 68 -70.
[20] Травкин П.Н. Язычество древнерусской провинции. Малый город. – Иваново, 2007, С. 101.
[21] Новикова Г.Л. Скандинавские амулеты из Гнёздова //Смоленск и Гнёздово (к истории древнерусского города) Под ред. Д.А. Авдусина М., 1991. С 175-199.
[22] Спицин А.А. Владимирские курганы //ИАК. Вып. 15. СПб.,1905. С.84-172.
[23] Журжалина Н.П. Древнерусские привески-амулеты и их датировка // СА. 1961. №2. С. 122-140.
[24] Русанова И.П., Тимощук Б.А. Языческие святилища древних славян; под ред. д-ра ист. наук С.А. Плетнёвой. 2 –е изд. испр. – м., Издательство «Ладога -100», 2007.
[25] Фроянов И.Я, Загадка крещения Руси / И.Я. Фроянов. – М.:Эксмо: Алгоритм, 2009.
[26] Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси; Язычество древних славян. М., Наука, 1994.
[27] Прокопий Кесарийский. История войн // Свод древнейших письменных известий о славянах. Том 1. (I-VI вв.)Изд. 2-е. испр. М., 1994. С.182-185.
[28] Матерь Лада. Божественное родословие славян. Языческий пантеон. М., Эксмо, 2003 – 367 с.
[29] Матерь Лада. Божественное родословие славян. Языческий пантеон. М., Эксмо, 2003 — С. 367-368
[30] Шилов Ю.А. Пути ариев. Роман, документы, хроника. К., Полиграфкнига, 1996 — с. 290, рис. 23 на с. 396
[31] Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., Наука, 1994. — с. 404
[32] Щавелева Н.И. Древняя Русь в «Польской истории» Яна Длугоша (книги I-VI): текст, перевод, комментарий. — М., 2004.
[33] Дубов И.В. И поклоняшеся идолу камену…СПб., 1995. С. 87
[34] Травкин П.Н. Язычество древнерусской провинции. Малый город. – Иваново, 2007, — 312 с.
[35] Благодарю за замечание к.и.н. Прозорова Л.Р.
[36] Мокшин Н.Ф. Мифология Мордвы. Этнографический справочник. Саранск, Мордовское книжное издательство.2004. С. 155.
[37] Марр Н.Я. Избранные труды. Т.5. М.;Л., 1935.
