Отвечает Анастасия Войко, автор портала «Культура.РФ».
Тимофей Нефф. Портрет детей Олсуфьевых. 1842 Козьмодемьянский художественно-исторический музей им. А.В. Григорьева, Козьмодемьянск, Республика Марий Эл
Исследователи считают, что эта потешка восходит к древним обрядам.
В потешку — песенку-приговорку — «Ладушки» с детьми играют с древности. Эта игра развивает мелкую моторику. Сначала взрослый берет руки ребенка в свои и хлопает ими в ладоши. А постепенно дети сами учатся исполнять песенку.
Некоторые исследователи считают, что эта потешка восходит к древним обрядам.
Фольклорист Михаил Макаров в серии книг «Русские предания» в конце 1830-х годов писал, что в «Ладушках» скрыто обращение к богам Ладо и Ладе, которые, по его мнению, выступали покровителями брака, семьи, символами весны и плодородия:
«Или уж не было ли у нас двух божеств — Ладо и Лады, мужа и жены, двойственного Гименея, слитого в одно русское слово «лад» — брак?»
Музыковед и исследователь фольклора Александр Фаминцын тоже писал, что в потешке есть отсылка к Ладе — богине брака и веселья.
Однако большинство филологов придерживается мнения, что таких богов в славянском фольклоре не существовало.
Николай Гальковский назвал их, а также Леля — божество любви, которое часто упоминается вместе с Ладо, —
«измышлением наших книжников позднейшего времени»
Юрий Лотман писал:
«Лель — искусственное божество, введенное в русский Олимп писателями XVIII века на основании припевов-выкриков, в основном свадебной поэзии: «Люли, лель, леле». Припевы эти воспринимались как призывание, звательные формы собственного имени. Из этого делался вывод, что Лель — славянский Амур, божество любви
«Милые мои детушки, где вы были?»
Слово «ладушки» встречается в старинной народной песне, которую пели в хороводах весной.
Фольклорист Владимир Коршунков писал:
«Песня примечательна архаичными любовно-брачными мотивами: девицы и молодцы уподобляются в ней белым лебедушкам и ясным соколам, которые собираются вместе на току и разбиваются по парам, загадывая о свивании гнезд»
Поэтому первая строчка в потешке сохранилась от древних обрядов встречи весны. Кашка и бражка обозначают ритуальную пищу. А бабушкой, по мнению Коршункова, в песне могут называть бабку-повитуху.
“
Кажется, в тексте «Ладушек» нашли отражение и некоторые родильные обряды, которые также могли быть приурочены к древнему началу годового круга — то есть к наступлению весны. Действительно, судя по всему, «бабушка», упоминаемая в потешке, — это бабка-повитуха, а каша, которой она угощает детей, — это ритуальная каша, употреблявшаяся при рождении и крещении ребенка и еще при годовых праздниках повитух, рожениц и маленьких детей. Кстати, птица сорока в народной традиции явно ассоциировалась с повивальной бабкой. В потешке «Сорока» эта птица наделяет «гостей» — малых детей — кашей. К тому же в некоторых вариантах потешки «Сорока» речь идет о ритуальной бане, в которой повитуха парила роженицу с младенцем.
Владимир Коршунков. Из статьи «Ладушки» и народные образы»
Иначе трактовала эту потешку литературовед Софья Агранович. По ее мнению, в «Ладушках» воплотился поминальный обряд или ритуал встречи с душами умерших. С помощью этой песенки детей с раннего возраста учили не бояться мира мертвых. Взрослый, который играл с ребенком в «Ладушки», выступал посредником между живыми и умершими. Сама символическая встреча с духами предков происходила, когда участники игры соприкасались ладонями.
Агранович полагала, что раскрытые ладони — это поза, которая с древности использовалась в поминальных обрядах:
«Руки, прижатые к печи, стене, дереву, бумаге, Стене Плача несут в себе древние представления о встрече на границе миров в переломные моменты существования социума»
Поэтому образ раскрытой ладони встречается во многих культурах: это месопотамский защитный амулет «рука Инанны», иудейский — «рука Мириам», мусульманский — «рука Фатимы».
А пища, которая упоминается в «Ладушках», по мнению Софьи Агранович, — это поминальная еда. Поэтому детей в песенке бабушка угощала алкогольным напитком — брагой.
Портал «Культура.РФ» благодарит за вопрос читательницу Олесю из Москвы.
Алексей Харламов. Мать и дочь. 1901 Астраханская государственная картинная галерея им. П.М. Догадина, Астрахань
Алексей Харламов. У колыбели сестры. XIX век Частное собрание
Елена Поленова. В детской. 1892 Челябинская областная картинная галерея, Челябинск
Иван Пелевин. Кормление ребенка. 1890 Тюменский музей изобразительных искусств, Тюмень
Фирс Журавлев. Девочка с курами. 1874 Государственное музейное объединение «Художественная культура Русского Севера», Архангельск
Борис Кустодиев. Портрет Ирины Кустодиевой (С куклой). 1906 Национальный художественный музей Республики Беларусь, Минск, Республика Беларусь
Александр Брюллов. Портрет трех девочек в интерьере.1840-е Музей В.А. Тропинина и московских художников его времени, Москва
Константин Маковский. Портрет детей Стасовых. Начало 1870-х Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Василий Худяков. Девочка в русском костюме. 1844 Ульяновский областной художественный музей, Ульяновск
Алексей Венецианов. Портрет детей Панаевых с няней. 1841 Государственная Третьяковская галерея, Москва
Орест Кипренский. Девочка в маковом венке с гвоздикой в руке. 1819 Государственная Третьяковская галерея, Москва
