Фото: pastvu.com
Движение по возвращению в ислам в Лаишевском уезде в середине XIX — начале XX века.
Лаишевский район благодаря своей близости к Казани и живописным речным просторам славится большой притягательностью — недаром его облюбовала для жизни татарстанская элита. Сегодня муниципалитет активно застраивается, жизнь в нем бурлит и мало отличается от столичной, в то время как 100 лет назад это был тихий провинциальный уголок в Казанской губернии. Его историю в своей монографии «Лаишевский уезд в середине XIX — начале XX века» рассказывает старший научный сотрудник Института истории им. Ш. Марджани, кандидат исторических наук Елена Миронова. Для знакомства с прошлым «казанской Рублевки» автор представила не только архивные документы органов губернского управления, но и мемуары представителей высшего сословия, письма, путевые заметки врачей и ученых. «Реальное время» публикует фрагмент исследования о движении по возвращению в ислам в уезде.
Вера для татар была тем столпом, на котором покоилась их идентичность, не позволявшим раствориться в русской среде. Столетия гонений ислама приучили их относиться к русской власти с настороженностью и держаться обособленно. Поэтому крещеные татары чувствовали неприязнь со стороны соседей, не желавших жить рядом с христианами. В 1841 г. в с. Уреево-Челны, где жили татары-христиане, были сосланы две семьи новокрещеных татар из Спасского уезда за возвращение в ислам, но практически сразу они бежали в Архангельскую слободу Чистопольского уезда. Согласно преданиям местных жителей, часть татар покинула с. Карабаян Лаишевского уезда от неудовольствия на колокольный звон после постройки там церкви. Покинули свой дом и татары, проживавшие в двух дворах по соседству с д. Козяково-Челны, как только численность крещеных стала возрастать. К концу XIX в. в этой деревне насчитывалось 266 мужчин и 278 женщин старокрещеных татар и трое мужчин-отступников.
Но время от времени происходили вспышки национально-религиозного сознания, когда крещеные татары целыми селениями стали переходить в ислам. Лаишевский уезд Казанской губернии входил в число районов, где процесс возвращения в ислам среди крещеных татар носил постоянный характер. Массовые отпадения наблюдались в 1860—1880 гг. Кроме либерализации конфессиональной политики, в это время складывается татарская нация, стираются границы между отдельными группами татар, увеличивается стремление крещеных войти в единое культурное и национальное пространство.
В конце 1865 г. некоторые селения Казанской и соседних губерний стали подавать прошения императору о переходе в ислам. Источником этого движения послужил слух, что якобы существует царский указ, позволяющий подавать такие прошения государю. Власти считали, что руководителем этого движения являлся Галим Самигулов с помощником Гизетуллой Абдюшевым, ездившие по уездам и склонявшие крещеных татар подавать такие прошения.
Киселева Анна Тимофеевна 1902 года рождения в костюме кряшенки
В Лаишевском уезде центром движения стала д. Большие Кибя-Кози. Ее жители приняли православие еще в середине XVIII в. и состояли в приходе с. Ачи, находящегося в семи верстах. По клировым ведомостям 1862 г., здесь проживали свыше 600 человек. Русское население отмечало буйный нрав кибя-козинцев — этот факт свидетельствовал о неприязненных отношениях между русской и татарской деревней.
В середине 1860-х годов они отпали вместе со старокрещеными татарами из близлежащих деревень Верхние и Малые Кибя-Кози, с которыми составляли единое сельское общество. И даже самовольно открыли магометанские школы.
Еще в 1848 г. Ильминский, посетив Лаишевский уезд, узнал из беседы с местными жителями, что «большая часть крещеных привержены к магометанству, секретно читают намаз (татарское богомолье) и называются двойным именем, то есть кроме русского татарским»
В д. Верхние Кибя-Кози он встретился с «секретным магометанином» Петром Ивановым-Бикинне, который церковь не посещал, читал намаз и что «поп это знает, но за деньги скрывает от правительства»
Чтобы узаконить свое возвращение в ислам, жители д. Большие Кибя-Кози в 1866 г. обратились к императору Александру II с ходатайством о разрешении им вернуться в ислам.
Когда же прошение было признано незаконным, отступники «отказались исполнить волю Государя Императора»
Для усмирения жителей, нежелавших повиноваться властям и оказавшим противодействие судебному следователю, прибывшему для выяснения обстоятельств отказа от православия и выявления возможных зачинщиков, вице-губернатор Е.А. Розов вызвал из г. Лаишев 12 казаков. В течение суток в присутствии вооруженной команды, исправника и пристава второго стана было осуществлено расследование и аресты. Задержан был один крестьянин за дерзости, произнесенные в ответ на требование исправника снять тюбетейку. Четверо крестьян оказали сопротивление, не желая выдавать своего односельчанина Григория Никифорова, оскорбившего исправника нецензурной бранью.
По результатам работы следственной комиссии в тюремный замок были заключены 33 человека. Наиболее суровым наказаниям подверглись 8 человек — решением уголовной палаты крестьян, подстрекавших к отпадению от православия, Ивана Никитина, Дмитрия и Матвея Михайловых, Сергея Матвеева, Агея Тимофеева, Лазаря Федорова и Анисима Петрова приговорили к лишению всех прав и ссылке на каторгу в крепостях на 9 лет, с последующим пожизненным поселением в Сибири, а Никифоров был заключен под стражу на один год и 8 месяцев, с последующим надзором полиции.
Позднее сельские жители обвиняли казаков в нанесении им материального ущерба на сумму 74 рубля серебром «употреблением на свое содержание без платы… овец… куриц… 2 пудов масла», а также изъятием 100 тюбетеек.
Но эти обвинения официально не были подтверждены.
Костюм крещеных татар с. Ташкирмень. Сер. XIX в. Из фондов Музея Лаишевского края им. Г.Р. Державина
После целого года заключения в Лаишевской уездной тюрьме пятеро из приговоренных к каторге обратились к императору с просьбой освободить их, так как за время отсутствия хозяйство было разорено, а малолетние дети остались без содержания. Свою вину ходатаи не признавали, поскольку родились в семьях, уже несколько поколений исповедовавших ислам, а значит не должны квалифицироваться как отступники. Прошение они подписали именами, которые носили до крещения, но использовали в повседневной жизни.
В начале ХХ в. отпадения не были такими массовыми, но носили перманентный характер. Согласно рапорту местного священника Алексея Сельского Казанскому и Свияжскому архиепископу Арсению в 1901 г., в д. Янасалы вернувшийся в православие Тарас Николаев самопровозгласил себя муллой по имени Тазетдин Миндубаев и открыто обучает детей отпавших татарской грамоте и с такой же свободой отправляет для них все религиозные требы по магометанскому обряду.
Священник с. Шеморбаш отец Нечаев в своих отчетных рапортах сообщал, что отпавшие в их приходе «настолько закоснели в магометанстве, что решительно не хотят слушать никаких вразумлений о святости и спасительности христианской веры»
И как констатировали священники, «ислам… под воздействием церковных школ и увещеваний священников не ослабевает, как бы следовало ожидать, а крепнет».
Священники Лаишевского уезда указывали, что отпавшие уклоняются от разговоров о вере, и возвращение их в православие представлялось им практически невозможным. Самым ярким событием на ниве миссионерства за год был переход в христианство одного мусульманина и одного язычника. Понимая, что такая стагнация требует каких-то реформ, благочинный третьего округа Лаишевского уезда Алексей Сельский предлагал перевести Братство Св. Гурия под непосредственное управление епархиального начальства.
Священники были озабочены развитием просвещения и прессы у татар. В докладе в Совет Братства Св. Гурия Епархиального миссионера Якова Коблова сообщалось, что в статьях в периодике после Высочайших Манифестов 17 апреля 1905 г. и 17 октября 1905 г. поднимают национальные и вероисповедные вопросы, об отступниках и отступническом движении среди крещеных татар. А сами отпавшие решили уже формально порвать связь с Русской Православной Церковью, о чем свидетельствовали многочисленные ходатайства о возвращении в ислам. Прошения их в большинстве удовлетворялись.
В то время как крещеные возвращались в ислам, сами татары опасались новой волны христианизации. Летом 1878 г. в татарских деревнях Казанской губернии циркулировали слухи о предстоящем насильственном крещении. На фоне сложившегося недоверия к власти любая ее инициатива воспринималась с опасением. Так, когда исправник Чистопольского уезда распорядился выдать каждому сельскому обществу книги, где говорилось о мирских повинностях, включая содержание церквей, жители, не зная русского языка, неверно истолковали содержание, подумав, что их собираются крестить. В это же время была объявлена платная подписка на страхование имущества, что послужило поводом для беспорядков. Население д. Тиганы Спасского уезда воспротивилось страхованию домов. К нежеланию тратиться на эти цели присоединилась версия о предстоящем крещении. Недовольство перекинулось на другие уезды.
Фото: pastvu.com
Центром возмущения в Лаишевском уезде стало с. Мокрые Курнали Алексеевской волости. Местное население по вероисповеданию было смешанным: кроме составлявших большинство татар-мусульман численностью 621 человек, насчитывалось 25 русских и 17 крещеных татар. В самой деревне находились мечеть и школа для детей магометан, православное население было причислено к Сергеевскому приходу в шести верстах от деревни.
8 июля 1878 г. унтер-офицер корпуса жандармов Мамонтов прибыл в с. Мокрые Курнали для выяснения причин, взбудораживших население.
На встречу с чиновником вышли двое мулл и 10 жителей, которые с волнением уверяли, что «за свою веру готовы сейчас умирать»
Чиновнику удалось убедить жителей с. Мокрые Курнали в напрасности толков.
Схожая ситуация сложилась с переписью населения 1897 г. — властям не удалось донести до татар настоящей цели переписи, и она была воспринята как очередная попытка крещения. В селения Лаишевского, Мамадышского и других уездов были отправлены отряды для усмирения участников сопротивления розгами.
Таким образом, мы видим, что борьба между мусульманским и христианским влиянием на крещеных татар складывалась не в пользу последнего. Давление со стороны властей в основном ограничивалось формальными мерами. Священники зачастую не знали татарского языка, не пользовались авторитетом среди населения. При совместном проживании с русскими усваивалась лишь обрядовая сторона православия, что приводило к синкретизму. Школы Братства Св. Гурия имели некоторый успех, но к началу XX в. миссионерство практически не давало никаких результатов. Те из крещеных, кто не хотел возвращаться в ислам, оказывались в маргинальном положении, когда их не принимали ни русские, ни татары-мусульмане. Поэтому периодически случались массовые отпадения от православия, от которых не спасали даже насильственные действия русских властей.
