Фото: realnoevremya.ru
Изучение древней и средневековой истории народов Волго-Уральского региона много лет было одним из приоритетных направлений отечественной науки. Доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института истории им. Марджани Искандер Измайлов выпустил книгу «Средневековые булгары: становление этнополитической общности в VIII — первой трети XIII века», посвященную этногенезу булгар, становлению их как этнополитической общности.
В своем труде он выдвигает новую теорию изучения этнополитических и этносоциальных обществ, основанную на комплексном подходе, с применением сложной процедуры синтеза археологических, этнологических и нарративных источников. Ученый попытался охватить целостным взглядом появление, развитие и трансформацию средневекового булгарского этноса.
Глава III. Булгарский народ: новые теории и методики исследования средневековой общности
§1. Археология и археологическая культура: теоретическая и методическая основа этногенеза
1. Археологическая культура как базовый термин науки. В системе наук об этногенезе археология занимает особое место. В условиях дефицита других знаний именно данные вещественных источников стали базовыми для изучения глубокого прошлого человечества. Механизмом такого познания стало несколько концепций и понятий, которые являются базовыми и определяют ее специфику среди других гуманитарных наук. Особое место среди них занимает понятие «археологическая культура», являясь сущностным теоретическим конструктом, определяющим гносеологические возможности и направление развития археологии как науки о прошлом человечества в целом. При этом понятие «археологическая культура» было и остается главным теоретическим инструментом, призванным изучать, описывать и реконструировать историческое прошлое, в частности для изучения проблем этногенеза. Именно посредством этого понятия описывается многообразие археологических объектов, производится их группировка, классифицирование и определение на шкале времени. Археологическая культура служит специфическим связующим звеном между памятниками мертвой и ископаемой культуры и живым прошлым, поскольку благодаря ей у гуманитариев есть возможность сопоставлять данные археологии с другими смежными науками — исторической антропологией, этнографией и источниковедением. Это понятие является базовым и высшим, позволяющим описывать многообразные археологические следы и остатки прошлой жизни, сравнивать их с подобными культурами или группировками массивов находок и памятников, а также с данными других источниковедческих дисциплин для реконструкции жизни человечества в рамках исторических нарративов.
Несмотря на эту важность и значение этого понятия для археологии, не все теоретические и практические проблемы ее решены. Часто являются дискуссионными сами критерии выделения тех или иных археологических культур и их обоснованность. Например, различных культур Южного Приуралья и Прикамья в первые века н.э. Во многом это связано с тем, что для подобного базового понятия археологии до сих пор нет конвенционального определения. На практике каждый исследователь вкладывает в это понятие любой и произвольный набор признаков, чаще всего таковым выступают набор керамической посуды или погребальный обряд, и делает на их основании выводы о характере исторических обществ, оставивших эти объекты. Подобный произвол ведет к принципиальной несопоставимости критериев выделения археологических культур и их несопоставимости. Действительно, никакое продуктивное сравнение культур невозможно, если одна культура выделена на основе характерных предметов (например, шнуровой керамики и каменных топоров), а другая — на основе скорченного обряда погребения в срубах, под небольшими курганами. Разумеется, на практике подобные корреляции бывают более сложными, но суть дела от этого не меняется, поскольку нет общепризнанных критериев и механизмов выделения ареалов различных культур. С одной стороны, это затрудняет предметный спор и сопоставление этих культур, а с другой — не позволяет делать корректную и регулярную реконструкцию прошлых обществ, оставивших объединяемые в культурные ареалы памятники археологии.
realnoevremya.ru
2. Археологическая культура и древнерусская народность. Еще более сложная ситуация установилась для тех исторических периодов, которые изучаются в значительной степени археологическими методами, но при этом исследователи не склонны рассматривать процедуры их изучения как археологические. Они предполагают, что археология выступает в этом случае как второстепенная вспомогательная дисциплина, а объектом своего изучения считают некие исторические общества. Например, для Киевской Руси и русских княжеств IX— XIII вв. постулируется образование некоей «древнерусской народности», но при этом в археологическом смысле статус и ареал распространения русских памятников не определен и не установлен. Он постулируется в пределах Древнерусского государства с неопределенными границами. Теоретически при этом остается непонятным, как соотносятся древнерусская археологическая культура с территорией Киевской Руси и русских княжеств. Обычно все многообразные памятники, которые известны на территории, очерченной по историческим материалам, называются «русско-славянскими», и на их основе постулируется формирование «древнерусской народности».
Но здесь возникают серьезные вопросы, поскольку территория государства не только не полностью совпадает с археологическими реалиями, называемыми «древнерусскими», которые часто совсем не представляют собой какого-то единства и различаются на всей территории Руси (например, длинные сопки и срубные гробницы, курганы с трупосожжением и грунтовые погребения), но игнорируется, что на этой территории имеются ареалы субстратных культур, свидетельствующих о наличии больших массивов языческого финно-угорского населения — мери, вепсов, корелов, а на юге Киевщины — черных клобуков. Фактически все эти вопросы отбрасываются, а данные археологии служат лишь некоей иллюстрацией выводов историков, экстраполируемых на комплекс материальных древностей.
При таком подходе становятся непонятны теоретические механизмы конструирования этой самой «древнерусской народности» из данных археологии. Получается, что отсутствие строгого описания «древнерусской археологической культуры» ведет к тому, что исторические выводы о структуре русского этноса и социальных процессов построены в основном на априорных, конвенциональных данных.
Возникает парадоксальная ситуация, когда ведущие московские центры археологии считают археологию вполне компетентной наукой, чтобы изучать древности Киева или Новгорода, но провозглашают ее вспомогательной исторической дисциплиной при изучении всей культуры Древней Руси. При этом на словах именно в археологических источниках представители этой научной школы видят главный прорыв в изучении культуры и истории древнерусских земель.
realnoevremya.ru
3. Советская археологическая этногенетика: становление метода. В процессе становления гуманитарных наук, занимающихся изучением и реконструкцией исторического прошлого, произошло постепенное разделение сфер приложения различных методов исследования. За свою историю археология прошла значительный путь развития от классификации и описания антиквариата до полноценных раскопок различных объектов и установления ареалов вещей и памятников. В Западной Европе она постепенно сформировалась как раздел антропологии в самом широком смысле этого понятия, на стыке естественных и гуманитарных наук о человеке, и одновременно как раздел источниковедения, занимающегося изучением антиквариата, который позднее начал благодаря раскопкам извлекать находки и фиксировать следы прошлой жизнедеятельности.
Радикальные перемены всей общественно-политической жизни затронули и археологическую науку. В первую очередь все эти изменения, имевшие характер «резкой и насильственной «марксизации» науки», носили характер смены парадигмы науки. Несколько параметров этой парадигмы широко известны — выработка новых «материалистических» (на деле вполне позитивистских, не диалектических) методов изучения прошлого в условиях усиления и ужесточения идеологического диктата. Важную роль в становлении этой новой парадигмы исторической науки отводилась археологии как научной дисциплине, позволявшей на основе материальных остатков реконструировать ранние стадии истории человечества. Особенно актуально это стало в период создания историй народов СССР с древнейших времен.
Именно в конце 1920-х — начале 1930-х гг. учениками В.А. Городцова в Москве был изобретен «метод восхождения», суть которого состояла в возможности лишь по орудиям труда полностью реконструировать не только социально-экономические системы прошлого, но и идеологию. Появление и развитие этой методики неразрывно связано со становлением советской археологии в целом и поисками методов реконструкции древнего общества во всех его проявлениях в частности. Собственно, это был теоретический ответ московских археологов на стремление части ортодоксальных марксистов-археологов отменить археологию как науку и заменить ее «историей материальной культуры». При этом такой подход стал универсальным, который примирял различные стадии археологических исследований, не сводил археологию к вещеведению, а также давал теоретическое обоснование стремлению «археологов-марксистов» рассматривать древние общества через призму материальной культуры. Постепенно ожесточенные идеологические споры прекратились, а новая парадигма получила статус единственной приемлемой «марксисткой теории» археологической науки.
Основой подобной методики стало прямое отождествление археологических находок с различными историческими процессами. Этот подход получил наименование метода «восхождения», сущностью которого был подъем от изучения отдельных предметов и объектов прошлого к анализу культур и от него — к созданию полноценной картины истории. Он активно применялся в советской науке о прошлом в качестве универсальной процедуры как для решения социальной, так и этнокультурной реконструкции. По такой методике построены многочисленные «древние истории» регионов, где излагались материалы археологических исследований и делались выводы исторического характера.
Суть этого метода выразил А.В. Арциховский в сакраментальной дефиниции:
«Археология есть наука, изучающая историческое прошлое человечества по вещественным историческим источникам»
realnoevremya.ru
Впрочем, главный недостаток этой дефиниции, как и всех ей подобных, в том, что ее авторы пытаются гарцевать на причудливом кентавре. С одной стороны, признается, что археология — отрасль (отдел) истории, то есть вспомогательная источниковедческая дисциплина, а с другой — она практически и есть история, поскольку только она способна изучать «вещественные исторические источники» фактически всех периодов прошлого человечества или тех регионов, где посчитает, что этих источников недостаточно.
Подобная трактовка археологии как исторической науки, восходит еще к периоду внедрения марксизма и материализма в советскую науку, когда становым хребтом теории познания и высшим теоретическим основанием всех исторических наук декретивно считался исторический материализм. Обосновывая «историчность» археологии, «археологи-марксисты» и разработали еще в конце 1920-х гг. пресловутый «метод восхождения». Поскольку основной теоретической аксиомой и «символом веры» советской истории были «материалистические» представления о примате материи над духом, определяющем влияние материального мира на духовный, и, соответственно, базиса (материального производства) над надстройкой (культурой, наукой, языком, религией и т.д.), он позволял его адептам возможность прямо проецировать любые свои выводы, полученные путем археологических изысканий, на древнее общество, например, на проблемы этногенеза или социально-политической истории.
Удивительно, но подобная парадигма продолжает действовать и в современности, тогда как все другие идеологические догматы и псевдоматериалистические постулаты другими гуманитарными науками были отвергнуты. Получается, что археология остается в теоретическом отношении «заповедником гоблинов» — территорией знания, где практически безраздельно господствуют квазиматериалистические, псевдомарксистские и даже сталинистские схемы и концепты.
Продолжение следует...
