1. Звонец – гром небесный, глас. Оберег от нечисти. По началу всего разносится по месту праздничному перезвон ладный от колокольца или же звук трубный троекратный. И то есть — предвозвестие о початии священного действа, о початии обряда. Здесь будто бы происходит явление Рода, пробуждение его от сна-небытия. И в миг того пробуждения прозвучали в небытии, словно раскаты громные, или рев рогов многих, или гул стоголосый от била железного, все звуки мира – шелест листвы и завыванья ветров, речи людские и плачи младенцев, песни птиц и рычания зверья разного, шорох трав высоких и журчанье ручьев чистых, — всего, что появятся, когда Род начнет порождать все. Могучее то звучание предвещает величие будущего творения, предвещает появление Рода во яйце. То – его глас неизреченный, слово сказанное Родом, до того как Он явился, и что звучит и поныне в каждом Его творении. Звучанием била мы и обозначаем сей первый звук непроявленного мира. Мерцание звука била того пробуждает дремлющие силы природы, что окружают мольбище наше, наполняя место то своим присутствием, сотворяя место то местом особым, сокровенным. И с пробуждением тех сил мы можем почуять близость неземного. И путь душ человеческих к славленью капищному начинается с того перезвона била, ибо звонят священники во души те, и они на то расторгаются, ибо отсюда и начинается священнодейство наше, еще непроявленнное, но уже пошедшее. Звон сей будит и сознание наше, открывая его для восприятия мира Богов. И с пробуждением сознания начинается его движение к истокам, к первоначалам. Звон или трубленье рога – то стук душ верующих во врата Ирия светлого. По обычаю предков наших, мы звоним в било, дабы облечь место мольбищьное во одежды Прави небесной, ибо звон, что летит во все стороны света, отгоняет всякую нежить, худобу и неправду и губит силы Навские. И тогда на месте схода обретается сама Правь, становится оно изначально благо и чисто, без огреха и без невзгодья. Только тогда в нем можно обрядиво заводить для поклоненья Богам нашим. Перезвон созвучен биенью сердец наших, с ними он сливается и в них находит отзвук, и серца наши на то раскрываются.

2. Сжатое изложение сути – непроявленность Рода, толкование неявленного но существующего действа, события. Пред самым обрядивом надлежит священикам сказать словеса умные о сути празднества, о значении его, об действах, что совершены здесь будут. Все то – создает особый, правильный настрой, и праздничный, и думный, одновременно. Здесь есть время, чтоб каждый вник в сущность святодейства, привел свои мысли в надлежащий порядок, дабы быть готовым к восприятию Божьих истин. На малых, не просторных речах священник как бы охватывет весь будущий обряд, проговаривает все грядущее долгое действо лишь немногими словами. Обряд в тех словах уложен предельно просто и предельно просто, он сжат в них и во времени и в пространстве. На месте праздничном от тех речей сгущается духовная самосущность грядущего обряда, что полностью осуществится и оживится лишь самими последующими действами. По сути, при говорении таких речей, обряд уже исполняется, но не зримо, не проявленно, но в некоем малом деянии, в воображаемом мольбище умов. Слова толкуют обряд неявленный взору, но уже существующий где-то, существовавший всегда, и даже осуществленный теми же словами при их произнесении. Здесь утверждается непроявленное бытие изначального Рода, что еще не облекся плотью, но уже существовал во всей полноте. Непроявленное бытие Его существовало и развивалось до начала всего сущего, благодаря совершенству Его самосознания и самодостаточности, не вовлеченного тем не менее в самосознание и не облеченного в самодостаточность. Речи духовников отсоединяют грядущее от мирского, будто бы заговаривают обыденность, заволакивают ее пеленой душевного покоя. Когда все предваряющие словеса будут сказаны – начнется обряд действием и в том есть повторение начала бытия всего света белого. Род во яйце облекся силой животворной, и, когда силы той стало премного, когда Род стал во всей полноте своей и стал истинным Родом, тогда лишь и явил Он себя во вне яйца того, вышедши в небытие. И с того мига небытие стало бытием, и началось творение всего. Тако же и слова те, когда обретут полноту, когда полно опишут, изложат и истолкуют обряд, то наполнятся силой действа, и от слов можно будет преходить ко делу. Словеса разродятся обрядивом гойным и лепым. Изложение обряда словами – есть наставление в нем, поучение люда. Начальные словеса как бы излагают пред Богами то, что мы собираемся претворять. Как Ими сие будет принято, одобрено или отвергнуто, судить можно по тому, какая погодина разразится вслед тому. Ежели добрая – то знать посул добрый. Ежели есть непогодье, то знать надлежит ведунам, что обрядиво надобно изменить сколько-нибудь, договорившись от том наскоро промеж себя. То правило обрядовое и не преложное: от начала зависит исход всего действия!

3. Проявленность-сбор пяти стихий. Обхват-зарождение пространства. Хранильница смешивает во своей чаше воду о пяти силах. То есть подобие явления во яйце Рода пяти первосил (стихий) – воды, огня, воздуха, земли и силы яви (эфир). В пространстве чаши замешиваются воедино пять сил, которые есть проявления Рода, основавшие мироздание. Род обретши те силы, вышел из яйца во вне и пять сил схлынули в небытие образуя бытие своими сочетаниями, ибо все, что ни есть вокруг, есть лишь сочетание тех пяти сил. Исход сил в просторы небытия и рождение Рода из изначального яйца означаемы окроплением пятисильеой водой всех общинников. Очищение водой Рода изгоняет из нас всякое непотребство и всякую грехоту. Пятисильная водица — есть вода святая, божия. Род породился на свет, а когда роды грядут, то отходят от роженицы воды ее. Теми водами, захлестнувшими мир небытия, и были пять сил Рода, а им уподоблена пятисильная вода, и она – воды родильные, первоблагие. Чаша хранильницы облекается тогда таинством, ибо из нее рождаются во вне пять сил и сам Род, и та чаша – яйцо Рода и лоно женское, сокровенное. Окропление – есть духовный посев, оплодотворение, а общинники – пашня засеиваемая, вода же пятисильная – живительное семя Рода, его дух и присутность.

4. Дозволь – обусловливание яйца Рода (в два первоначала). На втором плане (новом) – приобретение благословления Трояна на обряд. Вход духовенства в мир Божий (второй план). Род великий выйдя до непроявленного разделил то яйцо, в коем пребывал он до времени, на две половины. И верх яйца того стал небом – иже есть Сварга, Ирий, мир духовный. А низ же претворился в землицу – иже есть мир телесный, тот, в коем мы обрящемся. Духовники, говоря словеса «Дозволь», разделяют свет бел на те две половины – на мир людской, в коем они пребывают, и на мир Божий, до коего они обращаются. Тем самым они определяют свое положение, положение мира людского в пространстве по отношению к миру Сварги. Священники стоят пред капищем ровно пред вратами Ирия, ровно колядовщики пред домом и, обращаясь словесами «Дозволь», они говорят Божествам о том, с чем они пришли во место сие. Говоря сии словеса священники мерным шагом идут к пределам капища и восходят на него. По пути своем они пресекают ту незримую грань, что разделяет оба мира. Грань та неощутима, но существует в восприятии священников. Грань та духовна и посему она не есть преграда телесному. Если духовники пресекая ее оказуются в мире ином, а не лишь на капище, то всяк прочий такого перехода не обретет, если к тому подготовлен не будет, и окажется лишь на капищном месте. Священники, перейдя в мир Сварги, по сути перерождаются, рождаются иными. Зримы тела их – ибо они на капище обрядиво сотворяют, но душой же они пребывают в мире небесном. Тот переход по времени краток кажется, но в миг сей сознанием своим они пересекают подобно птицам то неизмеримое пространство, что прележит меж двумя мирами. Обрядиво, кое духовники творят на капище, есть отражение тех действ, что души их претворяют во Ирии Светлом.

Пред тем как возойти на капище, духовники рекут слова на испрошение благославления от Трояна. Те словеса – ключевые, ибо ими размыкаются пред духовенством врата ирийские. Здесь священники творят поклоны земные, чествуя Богов-хозяев и, почитая тем святыни, что во Ирии утверждены. Благословление трояново словно ключ – ключ даруемый Богом своим служителям. Сей златый ключь хранить надлежит во всем ходе обряда во нутри себя.

5. В боговидении мир наш представим как мал островец во небесных водах моря, его окружающего. И море то – есть мир божий. Топоромах же сей наводит границы, коих доселе зримо небыло. Он вычленяет островец земли нашей из внешнего, придает ему очертания, грани. И капище наше, в таком видении, есть земля наша, мир людской. А то, что отсекаемо топором за его пределы, есть мир внешний, окружающий. И сечение топором есть работа плотницкая, ибо создаются ей стены, мира людского, избы жилой – храма Богова. Поелику капище наше – храм без стен видимых, коему все пространство стены, то топромахом возводятся ему стены нерукотворные, незримые, но защищающие. Жрец же во нутри капища занят устроением того мира внутреннего, островца, избы жилой – храма Богова. Он занят истинным домостроем. Ходючи по капищу жрец льет водицей свяченой и сыпет вокруг себя обаполы разным зерном, кланяясь на все четыре стороны. Тем он делает закладки в четырех углах избы жилой для дарования дому добротности. В красном углу, коий отмечен родовым столбом, что утвержден на стороне восточной, закладка делается иной и большей – столб родовой зерном осыпается сверху до низу, ибо место здесь Богово и предков. Вода дарует здраву и лет обилие, зерно же смешанное – дарует достаток жизни. За сим жрец перезванивает звонцом, дабы защитить избу от нежити лихой. Насколько далеко долетит звон, настолько нежить не сможет приблизиться к дому. Произносимые при том потаенные словеса заговоров вторят творимому, описывают его, дают действию направление. Заговоры и сами творят все то же в видении ином, ибо слово сказанное – есть делание. Уложив польные доски, жрец запаляет очажное тепло сей избы — печь. И дым от возоженных в сиих огнях треб – есть столбы-удержцы потолочины небесной той избы. Во красном же куту воздвигнуты капи Божии, коих каждому роду славити надлежит. Камень-Алатырь той избе стол крепкий, за коим Боги и предки восседают, а капищный вход – порог, чрез который гости жалуют. Но есть и иное значение сего действа, иной его уровень. Во нем мы созидаем творение града Ирия, и окружение его тыном железным, от земли до неба распростертым. То есть дальнейшее продолжение творения Родом света белого, устроения мира образом наилучшим. Железный тын, ровно мечи воинов-ратников уберегают Ирий от всяких напастей, ровно обереги игольчаты и остры от всяких уроков с призороками, от мирского да навского. И представим сей тын железным потому также, что во мире обыденном такой тын быти не может во всей могутности и высоте своей, но во мире божием есть место тому. Суть же третьего значения купы сиих действ претворяемых, лежит на самом виду, где видимое означает лишь самое себя. Топором мы отгоняем нечисту силу и иншие навские проявления, и им же разделяем живое от нежити, оберегая наше место капищное.

Особливо важно воспонять значение возожжения жертвенного кострища, ибо в сием сутей много. Поелику огонь – есть Бог, зримый образ Огнебога-Семаргла, то зажжение крадного огня особым обрядом, есть еще и рождение сего образа в яви. Жрецы в сем обряде как бы принимают родины Божества, повивая его и пестуя, ровно младенца. А дрова крадные – колыбка, в коей огонь Богов возрастает. Подкладывая требное огнище дровами, жрецы его взращивают от мала до велика, обряжают его покровами.

Ежели жрецы огонь добывают способом предревним, вытирая его древом из древа, деревянным удом из деревянного лона, либо высекая огнивом из кремня, либо иначе как — то наречено тому толкование таковое. Влечение деревянного уда по лону основы, сечение лезвия огнива по глади каменя, есть сочетание начал мужеского и женского, таинство соития. Первым же соитием всегда было и есть соитие Рода ради зачатия мира. Смешав свое женское бытие с мужским, сочетав равно внутреннее и внешнее, заронив семя во лоно, Род являет все сущее. Высекаемые искры огня и есть то семя, от коего зачат будет огонь, подобно зачатому миру.

Возожжение огня капищного ко всему же уподобим сотворению Солнца небесного самим Родом-Батюшкой. Как является на капище свет огненный лика Семаргла, так и во всем мире начинается восход солнца – лика Дажьдьбогова. И бытие огня крадного во всем есть путь небесный Солнца Божьего. Ибо разожжение крады – восход Солнца, горение требы во огне крады – жар Солнца полуденный, угасание огня – закат солнечный. Небесное Солнце – есть крада, кою сложили сами Боги, сотворяя первую требу. По сему, всякое действо жрецов при краде – вторение делу Богов Великих. Жар Солнца-крады во все стороны простирает свою силу ярую. Оттого наполняется мир наш светом и теплом, оттого пробуждается всякая жизнь. Оттого капище, где возжигаема крада-Солнце, становится миром малым в полной мере.

В разожжении огня зрим мы некое нисхождение силы Огнебожьей, выплеск ее. Ровно пламеннокрылая птица–Рарог, вылетает искра малая из под дланей жрецовых, стремясь под небеса, в Ирий Божий. И коли жрецы проворны в обряде и день еси благ и от совмещенности духа общины с божиим помышлением, то и птица та огненная зарницей скорой поднимается ко небесам вестью о начале святого действа, под словеса заславления – «Огонь Батюшка! Распери крыла…». А иначе же птица та будет во тщете, ибо искра запалима и во вне, а тако же и в душах люда славянского, искрой малым, но не гасимой. Огонь сей есть и конь огненный, а крада коню тому – повозка. Складывая на капище дровни крады, жрецы, паче того, во чертогах небественных выводят Дажьбогову повозку и впрягают в нее коня-полымя. Ежели споро огонь запалим, то и конь-огонь запряжен быстро. Вызываем тот конь жрецами от искры малой и жрецами же взнуздаем, ибо они тот огонь поддерживают и им же владеют на протяжении всего священнодейства. Сему коню пламенеющему надлежимо вести требные дары во Ирий Божий.

Когда наполнена повозка его доверху, а наполнена она будет и малыми дарами, принесенными от сердца всего, пускают жрецы того коня в скачь, абы он поскорей довёз требу до Богов. Ежель справна сбруя, то не рассыпется повозка, а ежель переполненна повозка та всякими помышлениями худыми и неискренностью, то поволочется конь по земле и не вознесет требу в Ирий. Ежель не раскрылись чьи души, когда во начале обрядива во звонцы звонили, то тяжка станет коню ноша и повозка рассыпатся может, и треба гореть не будет и дым по земле протянет – и то знаком не приятия требы рассудить надлежит.

Мним также огонь и во образе уст, кои растворимы жрецами. В те уста вкладываются угощения требные, и тем они до Богов доносимы. Огонь наш принимает дары требные как они есть и преображает их в иное, Богами приемлемое. Телесная суть требы не есть истинная ее суть. Суть требы — те помышления и пожелания, кои в нее заложены. Ибо красна треба не тем, чем она выглядит и своим обилием, но сокрытым от глаз содержимым. Огонь же извлекает ту истинную суть, и именно ее Богам преподносит.

Жрецы, утверждая краду огненную на капище, починают честной пир поставлением столов крепких и расстиланием скатертей долгих, иже есть дрова и травы-муравы. Возожженный огонь есть знак приглашения Богов к пированию.

6. Речение словес величания Триглава Богов изображает явление от Рода Троебожия нашего. По началу же стал от Рода Сварог сам: «Свароже кие нам дороже!» — и тем Он дорог, что Триглаву Богов он начало; «Свароже наш велике Боже!» — и велик Сварог, ибо Он небо высокое, во все стороны всеохватное. А на то и мним Его четырехликим и зрящим всюдужды. И когда Сварог стал со Ладою-Матушкой, то претворил Он волю Рода Великого и спородил Он сынов двоих – Перуна да Велеса. И стал Перун Сварога одесную, а Велес стал с шуей стороны, и тем Триглав Богов утвердился по всея века. Речется: «Перуне силе нам даруе!» – ибо силой своей охватил Он свет бел, удерживая, ровно дуб вековечен, на чьих кореньях земля усадилась, и на чьих ветвях небеса возлегли. О том же речём и Велесу: «Велесе дерзаце небесе!», ибо и Он держит и удерживает во дубе том же, но силою инакой — своим благом, коим одаривает. То же речено и в молве народной, ибо известно вопрошанье загадное о временах года: «Полдуба сырого, полдуба сухого, а маковка золота». Дуб вопрошанья сесть древо всемирья, тот дуб вековечен, в коем зрим Триглав Богов наших. Сварог-златокузнец – ему вершина высока, Перун-дождитель – во сырой-живой половине, а Велес-сухорогий – в половине иссохшей.

Со приходом трех Богов, мир наш, доселе единый сутью, становиться отныне троесущим, разойдясь на три части. То наделы Рода каждому из трех Богов, во коих Они во княжение поставлены. О том речется во сказках (о трех государствах – медном, серебряном и золотом) и в колядных песнях: «Как в самом-то дворе три терема стоят». Тот двор – мир явленный Родом, а терема – княжества Сварога, Перуна и Велеса. Все три сущие доли света белого от своих властителей наделены особыми статями. Сварогов удел правим мудростью возвышенной, от коей все истекает. И нарицается то княжество – Правь. Перунов удел управим силою, что своим явлением уберегает мудрость удела Сварогова. И нарицается то княжество – Явь. Велесов же удел одолеваем чарами тайными, что сокрушают исподволь и силу и мудрость. И одно свет бел творит, другое – удерживает, третье же – рушит. Тако же и во существе человека, где ум-разум водит мыслью, тело – носит силою, а душа – живит и сокрушает чувствами. К тому же о тройственности удела человечьего, о явлении в нас самих Прави, Яви и Нави, речено и в известном вопрошании загадном: «Поутру – на четвером, среди дня – на двоем, а под вечер – на троем» (человек). И все то, не три разных, но единое, во едином соединенное, как и во Роде Вселиком.

Видились предкам нашим те уделы мира троесущего в Древе всемирья – «деревце трехугодливом» (о трех угодьях):

«...Под вершиной деревца

Соколы-то гнезда вьют...

Посередь-то деревца пчелы ярые сидят...

У комля-то деревца дубовые столы стоят...»

Гнездо соколье на златом верху – то Ирий небесный во Прави Свароговой, пчелы ярые посреди – то люд трюдолюбый и боевой, что во мире Яви Перуновой живет, столы дубовые у кореней – образ гробовин смертных, к Нави Велесовой спроваживаемых (как речется и в заговоре Чура: «Да от нас спроваживай»). Потому и говорят люди вещие, что уделы те, один над другим поставлены: Правь – небеса синие с Ирием, Явь – наш мир человечий, Навь – подземелье кошное с Пеклом. И иначе говорят, что Явь – справа, Навь – слева, а Правь – над всем, как то представлено во образе трезубца Троянова.

Свет белый, проросший Древом всемирья обретает его уклад праведный и упорядочивается законом. Древо словно основа, в коей Правь, Явь и Навь равновелики, и от того в мире соблюдается черед всему. Посему и небо наземь не падет, а навь наружу не кажет.

Так же как и свет белый о трех частях, устроено и святилище наше, ибо отражает малое в сем месте — великое всего бытия. Капище, где святыни утверждены и священники Богам требы возносят – суть Правь небесная со Ирием; мольбище, где люд Богов славит – суть Явь поднебесная; гульбище, где все славяне Богов играми да плясаниями тешат – суть Навь сокровенная. Столб родовой, есть образ Древа Всемирья, поелику чело его во Правь простерто, ствол тела, знамениями изукрашенный, во Яви зиждется, а комель, огнями опаленный, нетления ради, во Навь упирается.

Возглашая совместно «Славление Триглава», единяемся мы душами и сознанием своим промеж себя, становясь словно душой одной и целой. Суть единения и в том, чтобы во едином порыве призвать стать на святилище силы Богов наших, и в том, чтобы стать самим промеж себя равными, чтоб пред ликами Божскими не разделяло нас ни знатность, ни богатство. Посему и речется: «Кие есе отроче Ваше». И не всегда мы собираемся вместе, и не всегда речется «Славление Триглава», и быт присносущий ослабляет наше связание со Богами. Живем мы во круге-коло и ходим по нему, сопряженные с силами Прави, Яви и Нави, будучи иной раз влекомы лишь ко одной из них, а тем равновесие коло рушимо. И чтобы преодолеть то, и дабы укрепить связание со Богами и сохранить равновесие коло, повсегда, не взираючи на быт присносущий, и речем мы: « Боньде над нами благосте Божское, // Быхом и быти, от коло и до коло!» И благость, коя от Богов вещаема, не в доле личной и не в выгоде богачества, а во связании со Богами, в Их к нам внимании, в Их пребывании с нами, в наших мыслях и в деяниях наших, а тако же и в равновесии коло. И к тому же знать следует, что как Боги в деяниях наших участие приемлют, так же и мы во Их деяниях участь принимаем, включаяся во коло жизненное.

7. Обусловление образования здесь и сейчас места в мире Богов. Перенос мольбища в мир Божий.

Здесь и починается само существо обряда, его исконное начало. Доселе мы готовились к сему, раз за разом подвигаясь сами, отринув все бытное, и исполняя святилище избытком боголепия святого. А нынче же обрядиво исполняем в яви. Возрекаются словеса, суть коих – открытие небес. Распахивается благость Богова, растворяются настежь врата Ирийския, открываются хоромины пращуров наших, кои на порог выходят до нас. Ровно бы наступает утро и расходится тьма нощьная. И, абы тьма та изгорала и расходилась незадержно, испрошаем мы краду пресветлую разгоретися добро, испрошаем мы Солнце красное возъяриться во небесах. Абы развести во стороны хмарь темную, ко словам надлежит, умеющим и разумеющим то, руками своими поваживать. Силушка яри исходит тогда и видно действо ее даже и в яви, егда непогода во небе; ежели все верно творено – тучи над местом сиим во стороны расходятся. Волшба то, и без нее никак негоже.

Прежде мы объединили и души и сознание свои во одно, и сшедшимся во круг по силам растворить сие одно пред ликами Божскими, открыть сознание свое Им навстречу. Ведомо, что человек есть отражение большего во малом. Посему сознание уподобимо Сварге Боговой, небесам высоким. Яко Сварга от взора нашего хмарью затмевается, тако же и сознание наше от истин святых худомыслием бытным затмевается. Ровно небо от туч темных словесами сиими очищаемо, и сознание наше от сомнений тяжких освободимо. На то и речено: «Разыдись темно!» И во том есть добро великое, кое обрядивом сиим неустанно умножимо: «Разгорись добро!»

На очистившимся от хмарья небе отворяется взору нашему Солнце красное, лучами сияющее, и то есть – лик души нашей истиной единой, от коей исходят во стороны все, лучи сознания светлого.

Мы призываем Солнце наше святое возъяриться силой превеликой, от коей меда янтаревы осуриваются добро, а души наши помышленьем благостным преисполняются: «Яри ясное Солнце красное!». Сии помышления души о святом, о Боговом, ровно хмелина сурь во меду. И сам собою мед красен, а хмелем он и того краше, и с хмелю того душе радость бывает. Мысли о святом – та же радость душе, коя Боговых медов алчет. И те, кто словесам сиим истинно внимают и вторят про себя и в душе, поистине преображение имут, ибо душа их, подобно солнцу красному из темнот бытных восстает, и раскроются помышлению их и взору внутреннему красоты мира Богова.

Рекутся словеса, а в лад им руками поваживать надобно, абы связать землю со небесами узами волховскими. Ровно бы столб пронзается от капища сего до Ирия Белого, ровно дуб первопосаженный взрастает махом от подола до высей, ровно в миг един проторивается тропа от сего света во чертоги пращуров. Не можно все словами изложить о том, а понять надобно, что поваживая руками силушку яри во то вкладывати требуемо[1]. И речется: «Стани стань доли яко Род вели! Стани стани доли с неба до земли!» Сей столб, что на то ставим, зрим духу лишь и собою некрепок. Всякая худость да неслаженность его порушить может, и на то следить надобно. Укрепится же столб собою во всю силу, лишь егда треба во огне сгорит и дым вздыбится столбмя.

Выстраивание стихиями конструкции мира.

Приносящий жертву – рождается. Засевание мира семенами жизни. Проявление самоосознания. В требе – части душ наших. Предпосылка для появления жизни в этом мире.

8. Высеивание дурного семени от добрых всходов.

9. Придание формы, замешивание теста. Представление душ пред свет Ирия, лепка качеств народной души.

10. Испекание каравая из теста душ. Оживление-пробуждение семян ко всходу. Отворение дорог к Сварге. Укрепление связи меж родом людей и праотцами. Призыв Бога-Жреца (обуславливание его действий).

11. Пир-сотрапеза с Богами и предками в Ирии, испеченным караваем душ. Приятие нового урожая. Ломание каравая – разнятие тела Родова на члены ради создание мира нового. Сопричастность в ястве миру Богов – священный хлеб и пиво заздравное. Знак причастности божественному, тавро от Богов, свидетельство пребывания нас там.

12. Завершение годичного цикла. Возвращение с иномирья. Закрытие небес.

13. Укрепление света белого короводом. Пояс Божий железный.

Речено сие вохвом Богумилом Муриным

© Обнинская Родноверческая Община «ТРИГЛАВ»

© Содружество Общин «ВЕЛЕСОВ КРУГ»