(Личное описание Купальского обряда «Велесова Круга» на берегу реки Лужи под Малоярославцем в червене (июне) 2005 года.)
Перевалило Солнечное Коло через свой становой хребет – иначе се называется летним солнцеворотом — и пошел год по новому. По иному заговорили леса, иной дух поднимается от трав на луговинах, иным цветом изукрашены воды, жаром пышет небо, по летнему... Набрала за весну Русская земля силы ярой — пора настала силу сию приложити к тому действу кажногоднему, что не дает погибнуть ей во веках, что самим Родом в нас и все сущее заложено. Время юности младой да яри удалой уступает место свое зрелости рождающей и силе крепкой — основе всего Рода земного. Округ сего времени собирается-съезжается народ со всей Руси способствовать пройти се кроенное время и Богам сущим и себе самим — всему Роду Русскому. Съезжаются с разных краев, разные люди — но единые общей целью. Съезжаются на празднование Купалы — к единому великому Купальскому костру, что в се время, по древним традициям, зажигается на Руси.
...Тако мыслил я, убаюканный мерным стуком колес поезда и мелькавшими за окном картинами Русской Природы. Из сонного оцепенения меня вывела древняя песня, коею затянули соседи по вагону — люди из Костромской общины "Хоровод" во главе с Боричем. Слова песни, знакомые с детства, родные, наполнили душу мою и окончательно заставили открыть глаза и сесть прямо. Какая-то старушка, сидевшая напротив, также заслышав песню, начала причитать скороговоркой: "Под Малоярославец едут. Молодеж-жь.., небось на Иванов Луг..."
Иванов Луг — местность, большая луговина меж лесом и рекой Лужей, что несет свои воды по северу Калужской области, в окрестностях города Малоярославца. Народ здешний о сих местах вельми наслышан — в старые годы именно здесь сходилась местная молодежь на празднования Купалы, коего, почему-то, еще называют Иваном. От того и пошло название сей луговины. Несколько лет назад древняя традиция была возобновлена силами людей из "Велесова Круга" и в особенности — местной общины "Триглав". Посреди поляны было возрождено капище с ликами Родных Богов да требище для люда честного. И вновь на священной луговине в заповедные ночи взмывает к небу огонь Купальского костра, а тягучие воды реки очищают дух последователей народной традиции.
И в сей год кликнули триглавцы да родолюбцы клич — и стекся народ со всей Руси широкой, продолжить то, что нам от Предков заповедовано. По краю леса вырос лагерь, более схожий с малым городком — бо раскинулся он на пол-версты. Всего же на сию Купалу, по разным суждениям, собралось от 350 до 500 родноверов. Малые огни общинных костров замкнули священную луговину от края до края.
Посеред дня, закончивши обустройство лагеря да расправивши общинные стяги, загудели рога, ударили в бубны, понеслось эхо над луговиной — начал стекаться народ к месту будущего Купальца, знакомится, сговариваться да уряды рядить. Стали околО. Поклонились тогда волхвы-устроители по старой Правде, всему честному собранию, представились, аще кто не знал, да общины свои представили, да уряды назначили. С того времени пошел народ к действу место готовить — добрые мужи по дрова в лес направились, девки да жены свое затеяли — венки себе да суженным, да Ярилу из трав плестить. Заурчали в лесах пилы, отозвались весело звонкие топоры — сухостой лесной сводить да на Купалец нести. О ту пору, в лесу, со всеми добрыми мужами и перездоровался — отлынивающих от сего благодатного дела мало было, да и тех кто отлынивал свои же на смех поднимали: экий мол, невегласый, калека, Роду неугодный, не ведает что всякое благодатное дело с доброго труда начинается.
Долго-ли, коротко-ли, а сложили Купалец превеликий — есть у общины "Родолюбие" добрая традиция: Купальский костер год от года все выше становится. И в сей раз постарались на славу, хоть и утомились малость да традицию не нарушили — стоит Купалец до небес самых. С конца лагеря, ежели поглядеть, он аж над окрестными деревами возвышается — хорош.
Как у девок да жен добрых ихняя потвора проходила — того не ведаю, не было меня там. А токмо пока наши мужи добрые древеса из лесу пёрли, издаля подзадоривали они нашего брата разлюбезной песней.
Как окончили потвору действу творить — разошелся народ опять каждый к своему костру, братчивали со своими родичами и общинниками, дела обговаривали, о чем и спорили, о чем и мирились. Было и торжище, на коем купчины свой товар предлагали — все по обыкновению.
Уже зачал свою вечернюю песню луговой коростель, к закату катится Огневое — и вновь взвыли рога, забили бубны-кудесы, зажурчали малые дудочки — начал вновь сходится народ со всего лагеря, на сей раз к уже готовому Купальцу, недалече от капища. Вновь поклонились волхвы-устроители, да пригласили честной народ взойти на капище, дабы Богов Родных почтить и положить зачин тому действу, кое от века свершается в сии ночи. Под звук Велеславова бубна да под песню дев из "Белого камня" стали входить людины, преклонившись пред зелеными воротами, на святище. Вновь околО встали — на сей раз опоясывало коло круг в центре которого находились чуры Боговы и жертвенное кострище. Взвились к небу восемь малых костров, опоясывающих капище — у кажного стоял жрец и рек славления до Родных богов, от каждой из сторон земли Русской. Зажгли затем жрецы кажный от своего малого костра факел и сошлись на капище да зажгли от них костер общий, жертвенный. Славы да кощуны реклись...
Как впоследствии мне рассказывал Ставр-жрец, Лад был меж всеми участниками и кажный знал до конца что в сей момент творити — и кажный отдал за свою общину Богам сполна...
Народ же возложил руки на каравай Божий да испил доброй братины — того что всех стоящих в коло воистину единит, да не дает прерваться обычаю.
В сем году с зачинным обрядом затянули — Огневое уже уступило место свое нощному светилу: взошла Луна над краем леса и лишь после того зачинное обрядиво завершилось. Вслед за Луной опустились на священную луговину седые туманы, повеяло нощным холодком — народ меж тем, в последних лучах догорающей зари братчивал за общим столом, накрытым сообща девами со всех общин. И ломился тот стол яствами, меды да пиво, да задушевная беседа расслабляли да веселили душу и тело, готовя к действу будущему, нощному. Пей-гуляй, да Правду не забывай.
Вспыхнули на ясном небе звезды — в третий раз заухали бубны, затянули свою раскатистую песнь рога — зачались Купальские действа. Ярила, столь бережно охраняемый дозором жен и девиц, умер, не уберегли: бо проходит время его и настает пора свое место в Годовом Коло Богам зрелости и крепкой силы. Подхватили его добрые мужи да понесли на краду — в светлое Небо отправлять. Жены же да девицы с громким воем да причитаниями следовали за ними и долго еще рыдали над вздымающимся к небу яруном уходящего от нас Бога, пока занимался погребальный огонь. Бутровцы же затянули разухабистую купальскую песню, слов которой я здесь приводить не буду — бо ее и так все хорошо знают... Закружились-завертелись хороводы вкруг пылающей крады, замыкая уходящую ступень Кологоднего времени.
Остался у девиц последний оплот — лентами увитое младое дерево юности, березка. Незаметно как-то пропали они из общего гуляния, и стеклись ручейками к ней, начали там свои хороводы заводить да песни чаровные петь. Парней, что по неосторожности мимо проходили, пытались девицы поймать да без штанов оставить — однако в сем году не вышло у них ничего, научены были удальцы прошлогодним опытом, позору не дались.
Меж тем мужи добрые, обнаруживши пропажу девиц, да заслышавши песни чаровные, собрались на совет да порешили: березку заломати. По наущению волхвов сняли они с себя оружие всякое да сапоги, строй утвердили... Громом, по замирающей к ночи луговине, раздались удары кудесного бубуна — двинулся строй, поначалу мерным шагом с громогласным "Гоой!", потом же все ярее развивая свой разбег, с диким криком — на штурм березки.
Как могучий ураган рвет кроны лиственных рощ, налетел мужской строй на стойких защитниц весеннего дерева, затряслась округа — но вдруг мужи отпрянули, не смогши прорвать кольцо девичье. По новому простроились, пошли на второй приступ — и вновь отпрянули в разные стороны. Лишь на третий раз пересилила крепость летняя весеннюю свежесть — дотекли мужи до березки, подхватили ее, заодно с наиболее ярыми защитницами, да пошли топити к реке. Зашвырнули на самую быстрину — хорошо хоть защитниц оторвать успели...
Могучий Купалец взвился к небу рождая снопы искр — и будто звезд от них на небе прибавилось. Вновь заярились круг него общие хороводы и началось время иное — рождающее, дарующее, летнее. Все на заповедном лугу было — и принимали холодные воды реки ярых родноверов, и летели с крутых берегов в поток огненные колеса. Что же было когда тьма короткой ночи окончательно укрыла луговину, о том говорить не буду — темно было...
Слава Роду.
Д.О. Берестов
Полный вариант статьи с фотографиями вы найдете здесь (Прим. ред.)
