Мир предков, их душ, пристанище прошлых и будущих жизней всегда вызывал у человека смешанные чувства: от восторга, катарсиса до ужаса, леденящего сердце. В прошлом люди относились к смерти по-другому — с уважением и чувством достоинства. Они со всеми почестями и особыми обрядами провожали души в иной Мир.
В этом отношении очень интересен и показателен пример перевоплощения в похоронном обряде марийцев. На похоронах в покойного переодевался кто-то из его друзей, пил и ел с его родственниками, а те называли его именем покойного. Т.е. он перевоплощался в этого умершего. Марийцы веселились на поминках, много ели, пели и плясали всю ночь, а на утро первым шел на свежую могилу тот, кто был ряженым, приносил покойнику еду, подушку и те предметы, которые он любил при жизни. Оставался там на какое-то время в ожидании родственников и друзей. Когда те приходили на кладбище, он продолжал играть роль покойника, сидя или лежа на могиле. Вдова, например, обращалась к нему с вопросами, не холодно ли ему там, на том свете, как там кормят, может нужно принести какие-то вещи.
Народы манси и ханты — родственники летописной «чуди», изготавливали после смерти каждого человека его изображение, которое считалось вместилищем одной из душ покойного. Эта кукла — ханты называли ее иттарма, манси — мохар — определенное время хранилась в доме умершего. В течение этого времени в ней жила одна из его душ, поэтому куклу кормили, укладывали спать, сажали на любимое место умершего и т.п., то есть обращались с ней, как с живым человеком. После смерти женщины, как утверждают ханты и манси, ее хранят 4 года, после смерти мужчины — 5 лет.
Потом куклу либо клали внутрь намогильного сооружения, либо хранили вместе с домашними святынями на полочке в передней части дома.
Таким образом, покойник переходил в мир иной, оставляя вместо себя ряженую копию — куклу. Она, как шаман, который перевоплощается, надевая маску, во время ритуалов, перестает принадлежать обоим мирам, она становится посредником между мирами. Кукла – мертвец, как ряженый во время аграрных или религиозных мистерий, находится на грани миров.
Были подобные куклы и у летописной чуди и мери. Это так называемые «куклы-панки́», сохранившиеся в региональных культурах Русского Севера. Такие куклы были не только оберегами, но и олицетворяли собой «предка». Этимология этого названия связана с финно-угорским понятием — пан/пам – «предок», «князь», «жрец/шаман», «великан».
Также, на Севере и в Верхнем Поволжье «панами» традиционно называлось древнее финно-угорское население. Например, во Владимирской, Ярославской и Костромской областях издавна существовали легенды о неких «панáх», «панкáх», оставивших после себя курганы-захоронения и многочисленные городища. Местное сельское население сохраняло память о них до середины XX века.
В северной традиции Вологодской и Архангельской земель в определенные календарные даты «предки» в виде ритуальных «кукол-панко́в» принимали символическое участие в общей семейной трапезе! Этот северорусский обряд, восходящий к похоронным и поминальным ритуалам чуди и мери, идентичен языческим верованиям современных хантов и манси.
Древний культ куклы — вместилища души умершего, как мы видим на примере русских потомков «чуди белоглазой» и современных хантов и манси, вероятнее всего, составлял основу общего культа предков и домашних божеств у всех древних народов финно-угорской группы.
Еще один интересный феномен в похоронной обрядности финно-угров — это женщины—«шаманки»
Во время похоронных и поминальных ритуалов традиционно приглашались так называемые «плакальщицы». Женщины, которые выступали в роли шаманки, «ряженой». Они перевоплощались в «проводников», становясь помощником покойному при переходе в иной Мир, а также помогали живым правильно совершить обряды погребения и проводов.
Чтобы переход произошел по всем правилам и обычаям, чтобы покойнику было хорошо вдали от его семьи и дома, они громко причитали, пробуждали силы природы, открывали ворота в иной Мир. Особенно впечатляют похоронные плачи на Русском Севере, в Архангельской и Вологодской областях, которые, как мы помним, населяли древние финно-угорские народы: чудь, меря, карелы, коми-зыряне, саамы.
Ритуальная практика, связанная с «куклами-панками», похоронные причитания, «шаманство плакальщиц» связаны и с мотивом масочного ряженья.
Традиционно, масочная традиция на Севере и в Поволжье была широко представлена в период зимы. Например, масочное ряженье в рамках похоронно-поминальной обрядности рождественских Святок, «игрища в смерть» представляющее собой инсценированный уход покойника или его души в «иной мир» (Умирание и нарождение нового Солнца). Одним же из самых древних и важных элементов оформления внешнего облика «покойника» в этих играх является как сама маска на его лице, так и ее форма. Как известно, чем более архаично явление культуры, тем меньше о нем сведений в источниках. Сведения о подобных личинах содержат описания деревенских игрищ в землях средневековой Меровии (имеется в виду Унженско-Ветлужское междуречье): «…одевают личину (маску), неприглядную, деревянную, долбленую, корявую, страшную». Маски же, как и сама традиция рядиться, выступают символом иного мира, нечеловеческой силы, которая призвана восстановить порядок мироздания и создать гармонию, уравновесив добро и зло, горний и дольний миры.
Покойницкие игры закономерно включаются в новогодний цикл обрядов как действия связанные с культом предков, направленные на обеспечение благополучия в будущем. Также в Верхнем Поволжье и Меровии было локально распространено масочное ряженье на Масленицу. Оно традиционно связывалось с последним днем «сырной недели» — с архаическим обрядом «похорон/проводов Зимы» — «проводов Масленицы» и ожиданием Весны («Воскрешения природы»).
Таким образом, магию кукол, ритуальное масочное ряженье, и связанное с ними «шаманство» можно рассматривать как важный элемент зимне-весенней обрядности, связанной с предками («панами»), обусловленной характером «перехода» от смерти к новой жизни.
