Аграрные магические обряды и ритуальные действия средне-уральские крестьяне, как и многие славянские народы, начинали в кульминационные моменты природы и жизни Иисуса Христа — с зимнего солнцеворота 22 декабря (о нем говорили: "Солнце на лето”), Рождества и Крещения, а также с дней святых, приходящихся на этот период.
К рождественско-новогоднему циклу была приурочена масса примет, связанных с погодой, урожаем, личной жизнью. Бели на Рождество небо оказывалось в звездах, следовало ожидать хорошего урожая. В селах Богородском, Молебке, Торговище Красноуфимского уезда в рождественский сочельник (24 декабря) пекли сочни с конопляным семенем и ходили по улицам с огнем. Девушки клали сочни за пазуху, выходили рано утром на улицу и загадывали желание. Бели навстречу попадал человек женатый, замужний, то в предстоящее промежговение можно было рассчитывать на собственную свадьбу. При встрече с солдатом следовало ожидать мужа сердитым, с собакой, свиньей — мужа угрюмого. В с.Сарсы Красноуфимского уезда девушку сажали на лошадь с завязанными глазами. Куда шла лошадь, туда и лежал путь в замужество. Хождение с сочнем и огнем в рождественский сочельник, который близок к дню зимнего солнцеворота, указывает на связь этого обряда с солярным культом, от которого всегда ожидали многое и прежде всего хорошего урожая. Значимость использования коня, чтобы узнать о месте замужней жизни в день, когда*по поверьям крестьян нарождается молодое солнце, соотносилась с той, которой конь как олицетворение солнца обладал в земледельческой обрядности — способствовал произрастанию хлебов.
В сочельник Рождества и на Святки стремились обильно поесть не только обычные, но и ритуальные блюда. Крестьяне Екатеринбургского, Осинского, Пермского уездов еще в 1920-е годы пекли хлеб из муки, полученной из дожиночных снопов последнего урожая. В Чердынском уезде обязательно варили кашу из нераздробленного, цельного зерна ржи или пшеницы. Называли ее шомшей. Аналогичные блюда готовились в дни посева зерновых.
Этнографы неоднократно отмечали, что все действия, совершаемые в первые дни года, у многих народов наполнялись большим магическим смыслом. Крестьяне Среднего Урала также сохраняли веру в магию почина, первого дня, как знак доброго пожелания. Они стремились в эти дни не только обильно поесть, но и задобрить корнами животных.
В Красноуфимском уезде на Рождество и Новый год овин
"засаживали снопами, а к прялкам привязывали куделю, чтоб не остаться без хлеба и льна"
Очевидно» поэтому и пошла примета: счастье приносит тот, кто войдет в дом или встретится в пути не с пустыми руками.
Отражение магии почина как доброго пожелания является рождественский и новогодний обычай хождения по домам с поздравительными песнями, смысл которых сводился к пожеланию здоровья и заклятию обильного урожая и домашнего скота. По функциональному назначению обычай этот имеет много общего у славянских народов. Песни, которые исполнялись, назывались колядками, а обряд — колядованием. По мнению большинства исследователей, в северных областях новогодние колядки были заменены преимущественно песнями с припевом "виноградье, красно-зеленое мое", отчего они получили наименование виноградье. В центральных русских областях аналогичные песни назывались овсень. Известно, что у некоторых русских Северо-Двинского бассейна они пелись не только на Рождество, но и на Святки, Пасху, а также на свадьбах.
На Среднем Урале, в местах, где нам пришлось вести исследования, слов "коляда", "колядование" никто не знал.
Известный собиратель фольклора Прикамья В.Н.Серебренников в 1928 году писал:
"За всю многолетнюю мою работу по собиранию фольклорного материала мне удалось записать лишь один вариант коляды. Коляду кричат только в с.Рождественском (Ножовке) б.Оханского уезда. Записана эта коляда в 1910 году от Афанасия Бобылева 35 лет. Бобылев — крестьянин-столяр.
Дедушко-посконна бородушка,
Не скричать ли колядушку?
Ой, коледа, ой и коледа.
Заходила коледа во святые вечера
Во Васильевские.
Ой, коледа, ой и коледа.
Мы ходили, мы искали коледу,
Налли коледу у Петрова двора...
У Петрова-то двора точеный тын,
Что на каждой-то тычинке
По маковке по свечке горит.
Вот хозяин-господин по горнице проходил.
Погляди в огневенку — не найдешь ли гривенку,
Погляди в сундучок — не найдешь ли пятачок.
Кто не даст полушку — уведем телушку.
Кто не даст денежку — уведем девушку,
Кто не даст лепешки — разобье:-; окошки,
Кто не даст пирога — разобьем ворота.
Вот хозяин-господин графин водки подносил.
По чарочке наливал, песенникам подавал
В этом варианте колядки отсутствует пожелание здоровья хозяевам и благополучия в домашнем хозяйстве, очевидно, потому, что он является поздним или из него исключена магическая часть текста.
Второй пример колядования в рассматриваемом регионе нам известен по Ницинской слободе Ирбитского уезда.
Священник И.Словцов в 1858 году писал:
“Прежде существовал и ныне существует обычай “кликать коляду”, но некоторые из жителей Ницинской слободы и особенно духовенство кликать коляду считают грехом и относят этот обычай к язычеству. Проходил он так. Десятка два молодых мужиков 18-30 лет с мальчиками, по вечеру в первый день Рождества, с большими мешками для сбора пирогов, булок шли “кликать коляду”. Останавливались у дома, один говорил: "Скликать ли коляду?”. А если хозяин почетный, то "позволь, господин хозяин, колядку скликать”
Получив согласие, колядчики заходили в дом и пели:
Хожу ли я хожу вдоль по улочке,
Виноградье, красно-зелено!
Ищу ли я ищу государев двор,
Виноградье, красно-зелено!
Середи Москвы да на площади,
Виноградье, красно-зелено!
На семи верстах, на восьми столбах,
Виноградье, красно-зелено!
Круг сударева двора все муравая трава,
Виноградье, красно-зелене!
Круг муравые травы, все железной тын,
Виноградье, красно-зелено!
Что на каждой-то тыниночке по маковке,
Виноградье, красно-зелено!
На каждой-то по маковке по кристику,
Виноградье, красно-зелено!
На каждом-то на кристике по свичке горит,
Виноградье, красно-зелено!
У нашего хозяина было три дочи,
Виноградье, красно-зелено!
Они шили, вышивали по шириночке,
Виноградье, красно-зелено!
Перва-та шириночка во сто рублев,
Виноградье, красно-зелено!
А вторая-то шириночка в триста рублев,
Виноградье, красно-зелено!
В третьей-то шириночки сметы нет,
Виноградье, красно-зелено!
Смета-та есть да у царя в Москве,
Виноградье, красно-зелено!
У царя в Москве, в золотой казне,
Виноградье, красно-зелено!
Скликали колядку не налу, не коротку,
Виноградье, красно-зелено!
Во двири не лизет, в окошко шьет,
Виноградье, красно-зелено!
В окошко шьет, в подворотину метет,
Виноградье, красно-зелено!
Сять баба на лижи, покатись на повить,
Виноградье, красно-зелено!
По пирог, по шаньги, по лук, чеснок,
Виноградье, красно-зелено!
По лук, чеснок, по пирог мясной,
Виноградье, красно-зелено!
По пирог мясной, по козульчики, по рождественски,
Виноградье, красно-зелено!
Когда певцов наделят безобидно, они припевают:
Как хозяин-то во дому, что Адам в раю,
Виноградье, красно-зелено!
А хозяюшка в дому, как оладейка в меду,
Виноградье, красно-зелено!
Мали деточки сладки пренички,
Виноградье, красно-зелено!
Когда хозяин не примет или наделит скупо, то припевают:
Хозяин-то во дому, как медведь в берлогу,
Виноградье, красно-зелено!
А хозяюшка в дому, как черемица в омегу,
Виноградье, красно-зелено!
Малы детки свиные объедки.
В Ирбитском уезде отсутствовало традиционное пожелание хозяевам, только в конце давалась оценка отношения хозяев к "колядчикам", а сама песня являлась поздним вариантом с припевом "виноградье, красно-зелено ".
На рубеже XIX-XX веков русские крестьяне Среднего Урала в Рождество ограничивались исполнением известного по всей России рождественского тропаря: "Рождество твое, Христе Боже наш..." Повсеместно этот обряд назывался "славить". Колядование — обряд языческий. Он связан с представлениями о смерти и воскресении солнца и божеств. Поэтому коляда и Рождество имеют один и тот же календарный срок, приуроченный к зимнему солнцестоянию.
Почти полное отсутствие колядования в XX веке явилось следствием борьбы официальной православной церкви с местными дохристианскими культами. Аналогичные свидетельства — замену колядок ’’славлением Христа"- исследователи отмечают по другим регионам Европейской России.
По окончании церковной службы, рано утром по домам отправлялись взрослые и дети. Перед хозяевами распевали рождественский тропарь, получали подарки-деньги , печенье, шаньги, взрослых угощали пивом и вином. Дети чаще всего ходили славить после взрослых.
Житель с.Красная Гора Верхотурского района А.Ф.Трощихин, 1922 г.р., вспоминал в 1991 году:
"Славить хожу с детства. Рано утром, часов в пять направляюсь к тем, кто уже встал. Захожу в дом и пою:
Рождество твое, Христе Боже наш,
Возсияй мира и свет разума.
Небо звездами служащее,
Над звездою учахуся.
Мы кланяемся тебе, солнце правды,
Тебе видеть с высоты востока.
Ангелы с пастырем словословят,
Со звездою путешествуют.
Наш Бог роди-родися,
Отрасли благо привещный Бог.Последние слова пою протяжно. В конце поздравляю с праздником. Хозяева наливали вина. Я хоть не пью, но рюмку в руки брал. Научила славить бабушка. Мать перед Рождеством делала пиво, пекла шанежки, припасала медные деньги. Все это раздавала славильщикам”
В рассказе А.Ф.Трощихина текст рождественского тропаря приведен в таком варианте, в каком его знает исполнитель.
Книжный вариант его иной:
Рождество твое, Христе Боже наш,
Возсия мирови свет разума.
В нем бо звездам служащий,
Звездою учахуся.
Тебе кланятися, солнцу правды,
И тебе ведети с высоты востока.
Господи, слава тебе.
Даже в этом, по-видимому, упрощенном варианте обряда немало сосредоточено магических средств выражения культа плодородия. Песнопением духовным рождение Христа объявлялось частью человеческого и космического мира, высказывалась благодарность Богу и пожелание жизненного благополучия. Заклинательный дух выражен и в том, что славильщики осознавали себя подателями благополучия
Важнейшему моменту рождественского обряда — подношению даров — придавали особе значение. Пекли шаньги, печенье в виде птиц и коня, делали пиво, припасали деньги. Некоторые наши информанты передавали воспоминания своих родителей о том, что благополучие жизни они ставили в зависимость от розданных даров. В д.Замельничная Александровского района за обиду принимали, если славильщики обходили какой-нибудь дом. Очевидно, раздачу даров следует понимать как позднюю форму умилостивительной жертвы духам-покровителям, а самих славильщиков в этой ритуальной ситуации — заместителями духов. На Среднем Урале славильщики ходили в обычной одежде, были ли у них приемы ряженья, нам неизвестно.
Участие детей в обходе домов служит примером карпогонической ( продуцирующей) магии, без которой не мыслим был рождественский праздник. Дети ходили отдельно, и в большинстве случаев они не исполняли тропарь Рождеству Христову, а пели стихи с шутками и просьбами подать угощение.
Примеры их мы успели записать в с.Красная Гора Верхотурского района у известного нам А.Ф.Трощихина:
Славите, славите, вы меня не знаете.
Я Трощихин парнечок, открывайте сундучок,
Подавайте пятачок или гривенечок
Или..
Славите, славите, вы меня не знаете,
Больше славить не могу,
Я наелся творогу…
Период между Рождеством и Крещением наполнялся святочной обрядностью. У русских крестьян Среднего Урала она характеризовалась всеми известными приемами и действиями: ряженьем, гаданием, приготовлением ритуальной пищи, увеселениями, исполнением обрядовых стихов.
Приемы ряженья и мероприятия с участием ряженых являются исключительно языческими символами плодородия. Рядились в одежду другого пола: мужчина — в женскую одежду,а женщина — в мужскую. Измененная принадлежность к полу обязательно подчеркивалась такими существенными деталями: мужчина оформлял женскую грудь, а женщина — мужской половой орган (чаще всего спереди подвешивали морковь). В этом ритуале отчетливо проступают следы фаллического культа, известного на ранних стадиях развития многих народов. Рядились стариками, старухами. Для переодевания использовали шубы, вывернутые мехом наружу, лохматые шапки, старую одежду. Переодевание и надевание старой одежды наизнанку, мехом наружу являлось воплощением идеи обновления жизни и преодоление смерти. Лицо красили, закрывали редкой тканью, иногда надевали маски. Судя по воспоминаниям старожилов, в Северном Прикамье и Верхотурье обязательно кто-нибудь наряжался медведем. Козой рядились повсеместно, но более всего в южных уездах.
Фольклорист этнограф В.И.Чичеров писал, что
"маску козы Русский Север не знает, встречается она в районах перехода от севернорусской зоны к среднерусской..., но больно у южных русских"
На Среднем Урале обычай этот знали в местах, освоенных как севернорусскими, так и среднерусскими крестьянами. В с.Ушаковском Шадринского уезда распространены были игры ”Лебедь" и "Олень". Обрядовое преображение в животных и птиц должно было обеспечить немалое благоденствие в жизни.
Крестьяне, проживавиие возле городов, заводских поселков, на торговых путях, обрядовые функции святочного костюма быстро забывали.
На Среднем Урале бытовали разные названия ряженых. В центральных и южных уездах Среднего Урала людей замаскированный, переодетых именовали ряжеными, в старожильческих поселениях Северного Прикамья — полудницами, у старообрядцев Верхокамья — шуликунами, в с.Богородске Красноуфимского уезда — горбунцами, так как большинство молодых одевались стариками. Полудницами восточные славяне называли духов полей и полдня, которым приписывали охрану посевов, регулирование солнечного тепла. Персонификация духов полей и полдня в ряженых, очевидно, осмысливалась как приобретение возможностей плодородия. Встречается ли где-нибудь у русских ещё такое название, нам неизвестно. А вот шуликуны употребляется многими севернорусскими крестьянами для названия как ряженых, так и духов природы, чаще — воды. Известный исследователь календарной обрядности В.Я.Пропп считает севернорусское слово "шуликун” равнозначным словом "окрутник”, "кудесник". Названием им ряженых свидетельствует о том, что их принимали за духов, которых надо уважать и угощать. Бытование слова "шуликуны" лишь у старообрядцев Верхокамья, вероятно, служит доказательством сохранения поморских традиций в культуре названного региона. Шуликунов знали соседи русских крестьян — коми-пермяки, которые отждествляли шуликунов с чудью, загоняемой в прорубь, а язьвинские пермяки Чердынского уезда — с водяными.
Ряженые обходили дома, разыгрывали ритуальные сцены сватовства, женитьбы, но более всего смеялись, плясали под гармошку или колокольчики, мазались сажей из печных труб. Все эти развлекательные мероприятия были известны русской деревне Среднего Урала на рубеже 1960-х — 1970-х годов и сохраняли черты народной смеховой культуры.
Мировоззрение крестьян запечатлено во многих святочных гаданиях. Сегодня они по-прежнему остаются предметом внимания, но, к сожалению, не изучения. Имея немало записей гаданий русских крестьян из разных мест, попытаемся их классифицировать, обозначив ранний и поздний слой.
<…>
Святочными гаданиями больше занимались девушки. В этом не следует видеть принижение их роли в жизни. В общественном сознании они представали создательницами и хранительницами семейного очага, поэтому существовало много вариантов определения их личной жизни и вместе с тем будущей семьи.
Формой святочных увеселений молодежи повсеместно являлись посиделки. На Среднем Урале их назвали еще вечерками, беседами. Чаще всего проходили они в избе, выкупленной для этих целей у какой-нибудь одинокой хозяйки или предоставленной на условии выполнения необходимой для нее хозяйственной работы. Здесь пели, играли, плясали, заводили знакомства, порой завершающиеся свадьбами. В ряде мест молодежь совмещала развлечения с работой — девушки пряли, парни резали посуду. Как и у многих севернорусских крестьян, на Среднем Урале песенно-игровая часть посиделок отличалась брачной направленностью. Главными персонажами всех хороводов обязательно становились пары из девушек и ребят, которым отводился центр круга. В с.Вильва Чердынского уезда снаряжали в избе невесту и вокруг нее ходили с песнями. Во время полевых исследований в Лысьвенском и Чусовском районах нам рассказывали о том, что молодежь на посиделках разыгрывала сцены свадебных действий с венчанием. В Оханском уезде на Святки девушки собирались поочередно в своих домах, куда сходились парни и играли в жмурки, плясали под балалайку, сковороду, заслонку. Старожилы д.Темной Чусовского района вспоминали, что посиделки не обходились без игр "Кольцо хоронить" и "Мигалки". Для игры "Кольцо хоронить" одного из парней отправляли в сени. В отсутствии его кольцо прятали у кого-нибудь из игравших. Заходил парень в избу, искал кольцо, все присутствующие пели, если оказывался близко к кольцу, то пели громче. Чтоб игра стала веселой, громче пели тогда, когда парень пытался отыскать кольцо в "деликатных" местах. В игре "Мигалки" девушки подмигивали парням. Когда парень подбегал к девушке и выяснялось, что она ему не подмигивала, он уходил огорченным. Приходилось подмигивать снова.
Большой забавой являлась игра в покойники. В с.Уролка Соликамского района, по воспоминаниям жителей, она проходила в двух вариантах. Парня заворачивали в белый холст, клали на лавку. Ходили вокруг него и прощались. Лежащий мог ткнуть видом кого-нибудь из проходящих. В конце игры он вскакивал и плясал (Т.Ф.Лопаева, 1915 г.р.). Смелый парень ложился в деревянное русло, которое использовалось для процеживания распаренного солода, — необходимого для получения сусла. Русло с "покойником" заносили в избу и ставили на лавку. Другой парень покрывал плечи рогожей, в руке держал старый лапоть с углями. Своим видом он напоминал попа в ризе и с кадилом.
Присутствующие ходили вокруг и пели:
"Покойничек, покойничек, умирай во вторничек. Стали гробичек тесать, он соскочил, давай плясать"
Снаряжали лошадь и везли русло с "покойником" на кладбище. Увозили и привозили обратно (И.И .Логинова, 1897 г.р.). В святочных играх в покойники воплощалась мысль о возрождении через преодоление смерти.
Кроме действий, связанных с отпеванием, прощанием, отвозом на кладбище, неспроста приговаривали:
"Покойничек-, покойничек, умирай во вторничек..."
На Среднем Урале есть еще немало мест, где люди старшего поколения могут со всей подробностью рассказать о святочных играх. Так, фольклористам Пермского университета в Красновишерском и Чердынском районах в 1985-1987 годах удалось записать от 34 исполнителей 38 святочных игр более чей в двухстах вариантах . Крестьянами они воспринимались как драматизированные действия. В обследованных фольклористами районах, заселенных русскими в ХVI-ХVII веках, чаще всего на Святки одевались гусями, медведями, лешими, колдунами, рыболовами, коновалами, катавалами, мельниками, а также старухами, стариками, баринами, царями, королями, попами и др.
В нескольких вариантах разыгрывалась игра под названием "Пани" — девушка сажала на плечи девочку, плясала и пела:
"Я сидела по-под крутым бережком…"
Иногда костюмы девушке и девочке делали из ржаной соломы, колосьями кверху. Привязывали её по талии и получалось подобие снопа. Рядились пани и старухами — надевали сарафаны, оформляли грудь и горб. Деревенская молодежь знала общерусские народные драматические игры "Аника-воин и смерть", "Шайка разбойников".
Завершался святочный период Крещением (Богоявлением). Хотя это чисто христианский праздник, но у русских крестьян Среднего Урала он сохранил немало языческого. Накануне праздника пекли обрядовое печенье в виде коней, коровок, птиц, носившее общее название "козульки". Им угощали всех пришедших в дом. В начале XX века прежний смысл этого обряда оказался уже забытым. Печеньем угощали, а ранее оно служило оберегом, так как время перед Крещением считалось наибольшим разгулом нечистой силы.
Материал был процитирован из труда, опубликованного в 1993 году Чагина Г.Н. — Мировоззрение и традиционная обрядность русских крестьян Среднего Урала.
