Римский форум в наши дни. Фото: Stefan Bauer, ferras.at, CC BY-SA 2.5=
Сложная ситуация, в которой оказался белорусский язык после двух веков активной русификации страны в составе Российской империи, СССР и при власти Александра Лукашенко, наводит на грустные мысли. Может даже показаться, что произошедшие изменения необратимы и все попытки спасти «мову» обречены на неудачу. К счастью, это совсем не так. «Реанимация» языков — не такой уж и редкий процесс, и иногда их удавалось «вытягивать» и из гораздо более тяжелого положения, чем то, в котором сейчас находится белорусский. Вспоминаем, какие это были языки, и разбираемся, что из их опыта может пригодиться для полноценного возрождения нашего.
Язык вообще может умереть?
Да, языки умирают постоянно, и это нормальный процесс.
История каждого языка, как правило, очень сильно напоминает жизненный путь организма или эволюционный путь биологического вида. В какой-то момент он появляется, затем развивается, часто «дает потомство» и в конце концов по различным причинам может умереть. По оценке ООН, более чем половина языков мира из существующих 6000 «вымрет» к концу XXI века.
Очень удобным примером могут служить языки романской группы, возникновение и развитие (а для части — уже и смерть) которых происходили уже во времена распространенной письменности. Общим их предком был язык древних римлян — латынь, письменная история которой прослеживается с 7 века до нашей эры. Она возникла типичным способом — как один из диалектов в нижнем течении реки Тибр в Италии, которым пользовалось племя латинов.
Вместе с родственными фалискским, умбрским, вольским, окским, сабинским, южнопиценским, эквским и вестинским языками латынь относилась к группе италийских языков. Почти все они умерли к I веку до нашей эры, не выдержав конкуренции с самым успешным из их числа — латынью. Политическая экспансия Рима, главного города латинов, охватила всю Италию — и язык завоевателей постепенно вытеснил все остальные.
Разумеется, братоубийственная «война» между италийскими языками, победу в которой одержала латынь, не означала полного физического уничтожения носителей других говоров. Просто остальные италийские народы (и не только они) переходили на более престижный и широко распространенный язык завоевателей, подвергаясь культурной ассимиляции. Это наиболее распространенный механизм языковой смерти: случаи, когда язык исчезал после уничтожения «под корень» его носителей, гораздо более редки.
Одолев остальные своих «братьев» (а попутно и другие местные языки — например, этрусский, лигурийский, галльский), латынь на какое-то время осталась единственным италийским языком в мире. При этом все это время она не была неизменной, а развивалась — и в различных регионах огромной Римской империи это развитие шло неравномерно. В Италии и отдаленных провинциях появлялись разговорные диалекты, поначалу немного, а затем все более и более отличные от литературной, «официальной» версии латыни и друг от друга.
Этот процесс ускорился во время распада Римской империи, захвата различных ее регионов пришлыми народами и создания на завоеванных землях варварских королевств. История латиноязычных регионов Европы и Северной Африки с этого времени пошла своими путями — как и история диалектов, образовавшихся в них. В результате обособившиеся диалекты к нашему времени превратились в группу родственных, но серьезно отличающихся национальных литературных языков романской (от латинского Romanus — «римский») группы: французского, испанского, итальянского, румынского, португальского.
Также в эту группу входит большое число региональных языков и языков, являющихся переходными формами между их «большими братьями»: каталанский, галисийский, арагонский, провансальский, ретороманские языки Швейцарии и Северной Италии, арумынский, мегленорумынский и другие. Часть романских языков и диалектов к настоящему времени уже вымерла (далматинский, кантабрийский, язык евреев Южной Франции шуадит).
Поскольку представители романских народов создали несколько обширных колониальных империй, их родные языки, вступив в контакт с наречиями местного населения, породили множество креольских (то есть смешанных) языков, часть из которых сейчас даже используется в качестве официальных — как кабувердьяну (на португальской основе) в Кабо-Верде и гаитянский (на французской основе) в Гаити.
Распространение романских языков и диалектов («потомков» мертвого латинского языка) в Европе. Изображение: Fobos92, CC BY-SA 4.0
Всего на языках романской группы («потомках» небольшого диалекта италиков с берегов Тибра) сейчас в мире разговаривает более 900 миллионов человек, главным образом в Европе и Латинской Америке. При этом процесс появления новых «детей» (или, скорее, «внуков») латыни продолжается: варианты испанского и португальского языков в метрополиях и бывших колониях с ходом времени все больше и больше расходятся между собой. И вполне возможно, что через какое-то время появятся аргентинский, бразильский или мексиканский языки.
Интересна судьба самой латыни. Она относится к немногочисленной группе мертвых языков, которые, полностью исчезнув из повседневного разговорного общения, продолжают использоваться в других целях. Сейчас это официальный язык Святого Престола (то есть папы римского), Ватикана и один из богослужебных языков Римско-католической церкви в целом, язык Мальтийского ордена, а также один из международных научных языков — так, латынью широко пользуются медики, фармакологи, биологи, юристы. К числу таких «мумифицированных» языков, использующихся даже после фактической смерти, относятся также индийский санскрит, эфиопский геэз и церковнославянский.
Есть ли языки, которые были в положении, схожем с нынешним положением белорусского?
Их множество. Ситуация, в которой оказался белорусский, не уникальна. Очень многие языки рано или поздно сталкиваются с давлением со стороны соседей. Очень часто это связано, как и у белорусского, с процессом включения одной страны в состав другой — в результате завоевания, объединения, династической или личной унии (когда несколько независимых государств объединяются под властью одной династии либо конкретного монарха).
Языки почти всех государств-соседей Беларуси оказывались в подобной ситуации. Литовский точно так же прошел через период полонизации после объединения Великого княжества Литовского и Королевства Польского в составе Речи Посполитой. К XVIII веку высшие слои общества в балтских регионах ВКЛ перешли на польский, а литовский использовался крестьянством и мелкой шляхтой. А в XIX веке на смену полонизации пришла русификация. При этом западные районы современной Литвы с XIII века находились под контролем различных немецкоязычных государств. Процессы германизации в этом регионе были очень жесткими — распространенный чуть южнее родственный литовскому прусский язык полностью вымер к началу XVIII века.
Латышский язык складывался на основе языка латгалов и других балтских племен на территории современной Латвии, которая уже с XIII века постепенно завоевывалась немецким Орденом меченосцев. На протяжении нескольких столетий немецкий в Латвии был языком знати и духовенства, а латышский — языком сельского населения. Даже создателями латышской письменности в XVI веке были немецкоязычные священники, которыми двигало желание сделать религиозные тексты понятными для сельских жителей.
После присоединения территорий современных Литвы и Латвии к Российской империи они столкнулись с политикой русификации, схожей с той, через которую проходила в то же время Беларусь. В языковой сфере это выражалось, например, в запрете использовать латинский алфавит для печати книг на латышском языке. В Латгалии (восточный регион Латвии, входивший во времена Российской империи в состав Витебской губернии) с 1865 года латышские книги должны были выходить только кириллицей.
Две версии молитвослова на литовском языке, изданных в 1864 году (на латинице) и в 1866 году (на кириллице).
За Латгалией насильственная русификация «накрыла» Литву, а в 1875—1882 годах пришла и в другие регионы Латвии и Эстонию, где в школах в обязательном порядке вводился русский язык (на полный переход к русскоязычному образованию давалось пять лет). За разговоры на латышском языке в школах Латвии дети наказывались и унижались. Одновременно увеличилась миграция на эти земли из России — русские приезжали на должности полицейских, судей, учителей, чиновников. После перерыва, связанного с существованием независимых государств Литвы, Латвии и Эстонии в межвоенный период, русификация вернулась в эти страны (когда в 1940 году их захватил Советский Союз).
В результате к 1989 году 42,1% населения Латвии считало родным языком русский — при том, что 34% называли себя этническими русскими (и 52% — латышами). При этом в той или иной степени русским языком владели 81,6% жителей Латвии — а латышским только 62,4%.
После Люблинской унии 1569 года южная часть ВКЛ (в отличие от нынешних белорусских и литовских земель) перешла в состав Королевства Польского, из-за чего полонизация территории современной Украины происходила еще более интенсивно, чем в Беларуси и Литве. После Переяславской рады 1654 года и более поздних разделов Речи Посполитой Украина оказалась разделенной между Российской империей и владениями австрийских Габсбургов. В восточной части страны русификация и насаждение русского языка мало отличалось от тех же мероприятий, что происходили в Беларуси.
В Украине запрещалось печатать, ввозить из-за границы и распространять книги на украинском языке, русский язык насаждался в учебных заведениях. В западной части страны ситуация была сложнее: попытки австрийских властей играть на противоречиях между польским и украинским населением на землях Галиции имели для украинского языка положительное значение. В эпоху австрийского просвещения (правление императора Иосифа II в 1765—1790 годах) здесь формировалась украинская интеллигенция. В период австрийского владычества во Львовском университете создавались украиноязычные кафедры (филологии и богословия), в Галиции печаталась украиноязычная литература.
После Первой мировой войны и распада Российской империи и Австро-Венгрии Украина оказалась разделенной сразу между четырьмя государствами (СССР, Польшей, Чехословакией и Румынией), и положение украинского языка в них было очень различным. А когда страна целиком оказалась в составе СССР в 1945 году, украинский язык здесь шел примерно по тому же пути, что и белорусский в БССР. Его «оплотом» оставалась сельская местность и небольшие городки, а население столицы и других крупных населенных пунктов постепенно становилось все более и более русскоязычным.
Разделы Речи Посполитой. Графика: Halibutt, CC BY-SA 3.0, commons.wikimedia.org
Польский язык в своей истории также сталкивался с ситуацией организованного и сильного давления со стороны захватчиков. После разделов Речи Посполитой и наполеоновских войн этническая территория Польши оказалась разделена между Россией, Пруссией (позднее Германией) и Австрией. Во всех этих трех странах польский язык вытеснялся из употребления. Правда, три империи, конкурируя между собой, стремились использовать «польскую карту», время от времени «переманивая» поляков из стана противников на свою сторону. Тем не менее, поступательное движение в сторону русификации и германизации наших западных соседей продолжалось все это время.
Польский язык вытеснялся из школ, где заменялся русским и немецким, из сфер администрации и судопроизводства. Параллельно с искоренением языка искажалась и история — в частности, на оккупированной Россией территории использовались учебники, прямо фальсифицирующие историю Польши. Наконец, как и в Беларуси (которую называли Северо-Западным краем), с конца 1880-х годов в Российской империи целенаправленно уничтожалось даже название страны — Царство Польское было переименовано в Привислинский край.
Эти примеры соседей Беларуси — лишь малая часть общей картины. В похожую ситуацию попадали и многие другие языки. В сложном положении очень часто находятся наречия народов, не имеющих собственных независимых государств — например, карельский, корякский, бурятский языки в России, верхне- и нижнелужицкий языки в Германии, уэльский и гэльский языки в Великобритании.
Ареалы распространения некоторых разделены сразу между несколькими государствами — как когда-то польский, украинский или (в 1922—1939 годах) белорусский. К их числу относятся родственные курдские языки (Курдистан разделен между Сирией, Ираном, Ираком и Турцией), саамские языки (Швеция, Норвегия, Финляндия, Россия), баскский язык (Испания, Франция). Наконец, существуют древние говоры коренного населения стран, постепенно сменяемые языками более поздних пришельцев — например, коптский язык («потомок» языка древних египтян) в арабоязычном Египте или науатль (язык ацтеков), неспеша вымирающий в преимущественно испаноязычной Мексике.
А спасти язык можно? И насколько «живым» он должен для этого оставаться?
Здесь ответ однозначный — спасти можно.
Даже те из языков, которые в какой-то период начинали умирать, часто удавалось реанимировать и вернуть к полноценной жизни. Белорусский знают миллионы человек, и значительная их часть использует его в повседневной жизни. Целенаправленное вытеснение языка продолжается на наших глазах, но пока он еще очень далек от той стадии, которую можно было бы назвать необратимой.
Тем более что как минимум единожды язык удалось спасти, вытащив практически «с того света».
Дорожный указатель в Израиле на иврите (сверху), арабском и английском языках. Фото: Sir kiss, Public Domain
Речь идет об иврите — историческом языке евреев и государственном языке Израиля, который перестал быть разговорным еще в конце II — начале III века нашей эры. Почти две тысячи лет он существовал в качестве религиозного, поэтического и научного языка (примерно как упоминавшиеся выше латынь или санскрит), чтобы в XX веке после восстановления еврейской государственности стать полноценным официальным языком и средством повседневного общения миллионов жителей Израиля.
Для воскрешения иврита понадобилось сочетание двух факторов: целенаправленной и твердой государственной политики и желания самих граждан Израиля. Важно, что возрождение языка началось общественными деятелями еще до восстановления еврейской государственности. Первую половину пути иврит прошел еще в годы, когда земли Израиля принадлежали Османской империи и были подмандатной территорией Великобритании. В 1890 году уроженец Беларуси Элиэзер Бен-Йехуда основал «Комитет языка иврит», который занимался нормированием иврита, составлением словарей, а также выпускал на нем СМИ и другие издания. Благодаря этому уже в 1922 году, за 26 лет до обретения Израилем государственности, иврит стал одним из официальных языков британской Палестины.
Израильское государство, возродившись, поддержало запрос общества, сделав иврит государственным языком, создавая школы с преподаванием на иврите, переводя на него документооборот, используя в армии и подталкивая к изучению иврита тех жителей, которые не особо охотно это делали — например, арабов.
В итоге сейчас на некогда мертвом иврите говорит большинство 8,3-миллионного населения ближневосточной страны и около миллиона человек в других странах мира.
Из ситуации, схожей с нынешней белорусской, в начале XX века удалось «откачать» чешский. Многовековое пребывание Чехии под властью Священной Римской империи и позднее Австрии обернулось для национального языка серьезными проблемами — сейчас считают, что он выжил в это время чудом. Его искореняли из сферы государственного управления, литературы, школ и университетов, книги на чешском языке сжигали. Он превратился в средство общения крестьян, часто неграмотных — тогда как знать и горожане использовали немецкий. Но в конце XVIII века мог пасть и крестьянский «бастион»: в 1774 году австрийская императрица Мария Терезия ввела общедоступное начальное образование на немецком языке для детей от 6 до 12 лет. Немецкий язык требовался для поступления в средние школы и университеты.
Тем не менее новая австрийская политика германизации в этот период отличалась от русификации белорусов и украинцев в соседней России. В частности, начальные школы в Чехии обучали и чешскому языку — а немецкий язык насаждался как средство приобщения чехов к достижениям эпохи Просвещения. Идеи Просвещения в свою очередь будили в чехах интерес к родным культуре и языку. В таком противоречивом контексте начинали свою деятельность активисты, возрождавшие литературный чешский язык.
Типичным их представителем был создатель «Грамматики чешского языка» 1809 года Йозеф Добровский, с детства говоривший по-немецки, но усвоивший чешский от одноклассников в гимназии. Постепенно (еще в последние десятилетия нахождения Чехии в составе Австро-Венгрии) почти забытый вне сельской местности чешский превращался в литературный язык культурной элиты страны. Создание независимой Чехословакии, в которой он стал одним из государственных, закрепило эту тенденцию (так, чешский был обязательным языком внутренней коммуникации между бюрократией). А результаты Второй мировой войны, после которой сотни тысяч судетских немцев покинули Чехию, еще больше усилили позиции национального языка внутри страны.
Похожим образом происходила «реанимация» и других национальных языков, носители которых добивались государственной независимости — в Польше, Венгрии, Литве, Латвии, Эстонии, Хорватии, Македонии, Норвегии, Финляндии, Украине, Казахстане, Корее, Алжире и многих других. В зависимости от того, насколько сильно зашел процесс унификации внутри империй, в состав которых входили эти страны, различались и отправные точки на пути к возрождению национальных языков. Так, быстрое возрождение чешского языка, например, стало возможным благодаря «мягкой» германизации в ее австрийском варианте, которая, позволив сохранить школьное преподавание на чешском, обошлась с ним гораздо мягче, чем русификация в России поступала с белорусским, украинским или латышским. Но дальнейший маршрут был примерно одинаковым. После получения независимости нация и ее политическая элита приходили к пониманию необходимости возрождения национального языка, этот язык объявлялся государственным, а область его употребления постепенно расширялась.
Каким может быть «рецепт» для возрождения белорусского языка?
Ситуация, в которой оказался белорусский язык после более чем трех десятилетий независимости, выглядит аномальной. За этот период нации, получившие политическую самостоятельность, как правило возрождали свои родные языки и сильно расширяли область их применения. Исключений из этого правила совсем немного. В Европе их только два: белорусский и ирландский языки.
Доля населения районов и городов областного подчинения Беларуси, которая заявила, что обычно разговаривает дома на белорусском языке (чем более синий оттенок, тем больший процент). Данные переписи 2009 года. Изображение: Чаховіч Уладзіслаў, CC BY-SA 4.0
При этом в Ирландии отправная точка для возрождения своего языка была гораздо хуже: к концу XIX века он был близок к полному вымиранию, оставаясь разговорным только в отдаленных сельских районах. Хотя число людей, знающих ирландский, постепенно растет, его повседневное использование остается на очень низком уровне. С другой стороны важность сохранения и возрождения национального языка осознается не только обществом, но и государством. В стране появились молодежные радиостанции, вещающие на ирландском, комедийные шоу высмеивают дежурные отговорки о сложности изучения ирландского языка — и одновременно растет число ирландскоязычных школ. В результате в современной Ирландии ирландскоговорящие люди — это все еще меньшинство, но активное, растущее и молодеющее.
С белорусским языком ситуация обратная. Несмотря на наличие в обществе заметного интереса к родному языку и к расширению области его применения, государство продолжает политику русификации. В Беларуси уменьшается абсолютное и относительное число белорусскоязычных школ, в которых в 2019/2020 годах обучалось уже лишь 10,2% школьников (пятью годами ранее их было 13,3%, а в 1994 году, когда к власти пришел Лукашенко — 40,6%).
Все указывает на то, что главным препятствием на пути к возрождению белорусского языка остается именно проводимая государством политика русификации, которая противоречит ожиданиям и стремлениям значительной части общества. В истории Беларуси были периоды, когда интерес населения к национальным культуре и языку совпадал с движением государства в том же направлении. И за эти краткие периоды белорусизации (первый — в 1920—1929 годах, второй — в 1991—1994) позиции национального языка укрепились настолько, что он сумел сохраниться в гораздо более продолжительные периоды русификации, следовавшие за ними.
Как показывает опыт других стран и самой Беларуси, для возрождения белорусского стране не хватает лишь одного — участия в этом процессе государства, которое пока целенаправленно саботирует белорусизацию и противостоит ей. Когда общество и государство снова начнут двигаться в одном направлении, белорусский язык с очень высокой степенью вероятности займет должное положение достаточно быстро. Для того, чтобы он стал действительно (а не декларативно) государственным, на него постепенно должен переводиться документооборот, его должны понимать и знать чиновники и судьи.
Ну, а пока этого не произошло и суды отказывают белорусскоязычным гражданам вести процесс на формально государственном языке — сохранять белорусский язык придется самим белорусам.
