Полная и всесторонняя картина традиционной культуры любого народа может возникнуть только при кропотливом и достоверном изучении всех её проявлений. Составляющие этнической культуры находятся в тесной связи друг с другом. Они не только сочетаются в некоторых своих формах, как, например, вокальные традиции с инструментальной музыкой, но и влияют друг на друга, формируют и взаимно сохраняют характерные особенности, как, например, мужской боевой танец и рукопашный бой.
Картина любого из проявлений народной культуры не может быть признана достаточно полной, если какой-либо компонент выпал из поля зрения исследователя, и таким образом, разрушилась логика изучаемой этнической культуры, утратился динамизм и жизненность. Единое этнокультурное поле рассыпается на множество локальных форм, изучение которых в отрыве от взаимодействия и взаимовлияния приводит к искажению представлений об исследуемом материале и влечёт за собой неизбежные ошибки в выводах и заключениях. При очевидных, несомненных успехах отечественной этнологии в изучении традиционной культуры восточных славян, приходится отмечать, что существует ряд пробелов. Наиболее проблемными считаются порубежные дисциплины, такие этнопсихология, этноботаника, этнозоология, мифологическая топография и т.д. В ряду этих проблемных направлений находятся темы исследователей, работающих в области изучения традиционных форм самоорганизации восточных славян.
Динамика развития восточнославянской культуры, как и у большинства индоевропейских народов, находится в известной зависимости от оппозиции мужского и женского в обычае и ритуале. Проявлениям женской восточнославянской культуры повезло больше, в том смысле, что на них раньше был обращён пристальный взгляд большинства исследователей. Вероятнее всего это произошло потому, что женская культура обладает рядом очень ярких выразительных форм, как-то: вышивка, костюм и др. Может быть, мужская культура, особенно в её боевом выражении, не привлекла должного внимания учёных из-за того, что её сохранность уступала сохранности женской культуры. Политика советского государства, направленная на реструктуризацию традиционных социальных форм, тоже внесла свою лепту в выведение мужских бойцовских артелей за рамки исследовательского интереса. Как правило, подобные объединения объявлялись "пережитками" и антисоциальным явлением.
С точки зрения государства, проявления мужской бойцовской культуры были "хулиганством" и таили в себе некоторую опасность, так как наряду с "законными" государственными структурами возникали и "незаконные" – народные. Тем не менее, государству пришлось со временем создавать аналоги народных объединений, общество не могло обойтись без возрастных и внепрофессиональных группировок, так появились октябрятские, пионерские и комсомольские организации, повторяющие во многом формальную структуру "бесед" и "артелей", но с абсолютно иной идеологией и обрядностью. Подобные процессы происходили и в других странах, например, в Китайской народной республике. Там традиционное боевое искусство, все обычаи мужских бойцовских объединений были объявлены пережитками буржуазного общества и анахронизмом, что, как и у нас, привело к табу на исследование в этой области и к почти полному исчезновению ушу. В Японии на острове Окинава, в первые годы реформ Мэйдзи (1868) карате было строго запрещено. Лишь к двадцатым годам двадцатого века карате проникло в Токио и начало рассматриваться государством в качестве полноправной составляющей японской культуры, сделалось предметом исследования культурологов (1). Бразильская борьба капоэйра до середины нашего века находилась вне закона. Вместе с запрещением борьбы на нелегальное положение отправлялась и вся субкультура, порождённая средой носителей боевого искусства.
Общеизвестно, что у восточных славян издревле существует обычай разнообразных рукопашных состязаний с оружием и без. Этим проявлениям мужской культуры всё же уделялось некоторое внимание фольклористов и этнографов, но практически никем не ставилась задача изучить ту среду, которая порождала всё это многообразие, среду "партии" или "артели" кулачных бойцов.
Термин "артель кулачных бойцов", который употребляется в работе, является, в некоторой степени, условным, так как бои проходили не только на кулаках, но и на ножах, железных тростях, с применением огнестрельного оружия. Мы вводим этот термин потому, что кулачный бой является непременным атрибутом бойцовской обрядности, даже там, где регионально отсутствовали какие-либо другие виды состязаний. К тому же кулачный бой, т.е. бой голыми руками, является самой древней формой конфликта. Именно к нему, к безоружному бою, восходят все двигательные и иные традиции этнического боевого искусства.
Нам кажется, что термин "бойцовская артель", наряду с определением "артель кулачных бойцов", наиболее точно формулирует суть и назначение изучаемого нами древнейшего социального образования. Термин "рукопашники" мы сочли уместным употребить потому, что многие бойцовские обряды проводились с применением оружия, а не только на кулаках. Устойчиво повторяющийся ряд боевых ситуаций требовал сочетания в бою смежных навыков: боя руками и ногами, борцовской техники с фехтованием, одновременного владения ножом, палкой, кистенём и пр. Именно такое сочетание разных техник и принято называть рукопашным боем. Мы отдаём себе отчёт, что этот термин не использовался в среде кулачных бойцов, как определяющий боевые характеристики члена артели. Были в ходу термины: "боец", "дракун", "резак", "оторви голова" и другие. Мы предлагаем использовать формулу "кулачный боец – рукопашник" не как деревенское самоназвание, а как условный термин, наиболее точно описывающий характер обрядовых и прикладных действий деревенской бойцовской артели.
Мы применяем в работе термин "родовая дружина", используя слово "родовая", мы не подразумеваем, что все члены этого общества являются родственниками, так же мы не имеем ввиду, что эта социальная организация принадлежит общественной формации родового строя. Мы ввели этот термин для передачи характерных социальных отношений в бойцовской среде, когда все её члены находятся в условном родстве. Использование этого термина также даёт нам возможность передать "локальность", "первичность" этой бойцовской структуры. Мы остановились на варианте "родовая дружина", так как иные термины: "локальная дружина", "поместная дружина", "родственная дружина" и т. п., не только не передавали необходимый нам ряд значений, но более того, искажали смысл.
(Из кандидатской диссертации Г. Н. Базлова. МГУ. Истфак. Кафедра этнологии. 2002 г. С. 6, 7, 8, 9.)
1. Гичин Фунакоши. Каратэ-до. Мой образ жизни. – "Феникс», Ростов-на- Дону, 1999. С. 35.
2. Лебедев А. А. К истории кулачных боёв на Руси. РС.Т.155. СПб., 1913. №7. С. 103 123 . №8. С. 323-340.
