Продолжаю серию постов об иконографии славянских Божеств для групп СНЯ и РП, начатую с материалов о Велесе и Перуне. Пришёл черёд Марены, которую – довольно неожиданно для меня – голосование вывело на следующее место после Велеса и Перуна.
Отмечу, что в русскоязычной науке уже больше столетия существует устойчивый скепсис насчёт её статуса как Богини. Из крупных академических российских учёных XX в. в качестве Божества её рассматривали только Вяч.Вс. Иванов и В.Н. Топоров, а также Б.А. Рыбаков – все трое известны весьма спорными гипотезами и большИм, иногда чрезмерным доверием к источникам, включая порой и поддельные. Тем не менее, я поддержу это меньшинство – в том числе и потому, что в западнославянской науке распространено, напротив, положительное мнение о божественном статусе Марены. Всё это требует особого рассмотрения, но начну я с имени, и вот почему.
Индийская богиня Кали, грозная ипостась Парвати
Существует такое понятие, как магия звука. Сущность её заключается в твёрдой уверенности в следующей формуле: «правильное называние вещи/явления создаёт его/приводит в активное состояние». Вот, скажем, в праиндоевропейском языке слово «медведь» звучало примерно как *артко. Отсюда латинское ursus – медведь (и, кстати, имя Урсула), валлийское (кельтская ветвь) – arth (отсюда Артур) и т.д. Но славяне не хотели называть медведя правильным именем «всуе» – знали, что оно может призвать этого самого страшного и сильного обитателя лесов. И придумали ему прозвище – ведающий (где) мёд. Но прошли века и уже это слово стало табуированным – а его эвфемизмы типа «мишка», «косолапый», «топтыгин» и т.д. вошли в поговорки, сказки и вообще культуру.
Теперь посмотрим на происхождение имени Марены (вариант – Мара). «Праслав. *sъmьrtь наряду с *mьrtь (в чешск. mrt, род. п. mrti ж. “отмершая часть чего-либо, мертвая ткань на ране, бесплодная земля”) родственно лит. mir̃tìs, род. п. mir̃čiо м., лит. mirtìs, род. п. mirtiẽs ж. “смерть”, латышск. mir̃tе “смерть”, др.-инд. mr̥tiṣ ж. “смерть”, лат. mors, род. п. mortis – то же, готск. maúrþr “убийство”», здесь же англ. murder (Фасмер III. С. 685–686). Итак, её имя – это правильное название гибели, а в славянских языках ещё и холода и темноты – мороз, мрак. Мор, мёртвый и смерть – вот что означает её имя уже в праиндоевропейском. Недаром тот же кельтский Артур был убит персонажем по имени Мордред, а приспешник Моргота Саурон жил в Мордоре (Толкин был профессором лингвистики и специалистом по средневековой мифологии). Думаю, в этом отношении наиболее правильное звучание её имени – Морена, через «о». «Мантрой», звуковой формулой, которая противостоит корню «мор», является фонема «жи-», также представленная ещё праиндоевропейской лексемой, получившей развитие в словах типа лат. vita, греч. биос, кельт. biu и т.д. С этого момента я буду писать её имя в сокращении, словно через титло (советую ознакомиться, кто не в курсе): М-на. И теперь перейду к разбору источников.
Русский лубок. Около 1760 года. "Яга-Баба едет с коркодилом дратися на свинье с пестом"
Можно с большой уверенностью взять за правило следующую методику: если какой-либо славянский теоним (имя Божества) впервые встречается в источниках не позднее XIII в., это Божество скорее всего действительно было почитаемо славянами до христианства, и напротив, лишь очень немногие, впервые упомянутые в XIV в. и позднее, действительно существовали в славянской мифологии. М-на относится к тем редким Божествам, которые до XV в. не упоминались.
Первое упоминание этой Богини принадлежит поляку Яну Длугошу, тому самому автору, на которого так по-разному смотрят представители отечественной и западнославянской науки. Длугош в одном месте своей «Хроники Польской» (см. источники в конце поста) даёт список польских Божеств, который требует самого тщательного рассмотрения и комментариев, и действительно не может быть принят целиком. Он довольно велик, рассматривать его целиком здесь не станем. Вот что конкретно он сообщает о М-не у поляков (написание в русских переводах Марзиана, Мажана) в 1-й книге: «Церера, или Марзиана, были у них в величайшем почёте и уважении». Особо она почиталась «колонами и земледельцами, наперебой приносящими ей в жертву зёрна пшеницы». Эта «Церера представлялась матерью и богиней плодов, в сеянии которых нуждался край». Во 2-й книге Длугош упоминает её в последний раз уже в связи с крещением Польши: «..хотя и произошло тогда это крушение и потопление ложных богов и богинь, в некоторых польских деревнях идол <…> Марзианы, несмотря на то, что его подняли на высоком дереве, сбросили в болото в воскресенье великого поста и утопили, возрождался и восстанавливался до того дня, когда этот древнейший обычай окончательно не вышел из употребления у поляков». В принципе, это вся конкретная информация о Богине. Все позднейшие авторы, опиравшиеся на Длугоша, не добавили к этим сведениям ничего ценного (Мансикка, 115–120), иногда лишь повторив их (Стрыйковский, Бельский и т.д.). Поэтому только их мы можем использовать вплоть до той поры, пока этнографы не зафиксировали М-ну уже как обрядового персонажа, в виде чучела изготавливаемого к празднику (с этим именем – обычно к весеннему), в ходе которого это чучело сжигается, разрывается или топится (также иногда под изначально римским именем Марины, Маринки).
Н.М. Кочергин. Старуха Лоухи. Иллюстрация к "Калевале", 1957 год
Итак, М-на здесь прямо названа Богиней, сравнивается с римской Церерой, и предстаёт покровительницей земледелия, аграрного плодородия. Российская наука считает, что Длугош назвал уже здесь Божеством обрядового персонажа, и его слова о регулярном затоплении «идола» (возможное осмысление чучела) М-ны есть ни что иное как описание обычая вроде Масленичного, когда с концом зимы уничтожается чучело. Дескать, Длугош не Богиню зафиксировал, а таким образом придумал объяснение этому обычаю, спустя несколько столетий зафиксированному также этнографами. Это, конечно, возможно.
В целом параллели Длугоша славянских Богов с римскими вызывают у исследователей разную реакцию. Для кого-то они случайны, основаны на созвучиях и фантазии Длугоша. Для других, как, скажем, поляка А. Гейштора в этих отождествлениях есть несомненный смысл (Гейштор, 176–184). Я полагаю, что в данном случае имеет смысл разобраться с этой параллелью, что я и сделаю ниже. Любопытно также, что личное имя «Марена» зафиксировано в нескольких новгородских берестяных грамотах второй половины XII в., в документах западной Руси XIV в. и т.д. (Зализняк, 313–314).
Имя Масленичного чучела «М-на» фиксируется у всех современных западнославянских народов – а также в местах, где происходило с древних пор взаимодействие с ними у других славян – южных (Словения) и восточных (Украина, западная Россия). Практически повсюду её образ связан именно с весенней обрядностью. В таком ключе М-на логично представляет собой образ, связанный с зимой. Но если поверить Длугошу, то почему он тогда сравнивает её с Церерой?
Васнецов В.М. Баба-Яга. 1917. Третьяковская галерея, Москва
Известен греческий миф о происхождении зимы. Любимую дочь Деметры (дословно греч. «Земля-Мать», у римлян – Церера) Персефону (римская Прозерпина) похищает влюблённый в неё Аид/Плутон.
Деметра впадает в печаль, отчего поля и сады перестают давать урожаи – начинается первая зима. Зевс вмешивается и велит Аиду возвращать Персефону матери, «но Персефона третью часть каждого года была принуждена оставаться у Плутона» (Аполлодор, «Библиотека», I.5). Таким образом, с радостью или печалью Земли-Матери от разлуки с дочерью чередуются зима и лето. Несомненно, Длугош знал этот миф.
В то же время, именно там, в хтоническом, зимнем, подземном начале в царстве Аида и пребывает причина плодородия. Она является Земле-Матери и вызывает у ней радость, а у мира – весну. Чтобы семя взошло, дало урожай, его надо «похоронить», зарыть в землю. Эту-то парадоксальную особенность и обыгрывает миф и обряд захоронения ряда умирающих и воскресающих божеств, типа той же Персефоны, Аттиса, Адониса, Осириса; «из числа убиваемых и воскресающих божеств не составляет исключения и Христос» (Пропп, 109–110). В таком ключе надо понимать М-ну Богиней, обеспечивающей переходы жизненных сил из нашего мира в Тот, и обратно; её аналог и одновременно антипод Ярило. Поэтому с образом см-ти так логично смотрится коса или серп: это символ не только обрезания связи и лишения жизни, но и символ, восходящий к плодородию, к тому самому материнству по отношению к урожаю и плодам. Здесь М-на действительно сходна с Церерой.
Геката. Современное изображение античной греческой богини тьмы
Шикарный философский образ этого осмысления есть в индийских Ведах. В «Брихадараньяка Упанишаде» (I.2) говорится, что См-ть была ещё до появления изначальных вод хаоса, и чтобы ей было чем питаться.. именно ОНА СОЗДАЛА ВСЁ ЖИВОЕ. Вообще, если ищете языческой философии высшего сорта, читайте Упанишады.
В отличие от Осириса и Иисуса – М-на не воскресающее Божество, да и имя её акцентирует внимание всё же не на рождающем начале (ср. народную сказку «Марья Моревна»). В этом отношении М-на сходна также с германской хозяйкой подземного загробья Хель: «великаншу Хель Один низверг в Нифльхейм и поставил её владеть девятью мирами, дабы она давала приют у себя всем, кто к ней послан, а это люди, умершие от болезней или от старости. Там у неё большие селенья, и на диво высоки её ограды и крепки решётки. Мокрая Морось зовутся её палаты, Голод – её блюдо, Истощение – её нож, Лежебока – слуга, Соня – служанка, Напасть – падающая на порог решётка, Одр Болезни – постель, Злая Кручина – полог её. Она наполовину синяя, а наполовину – цвета мяса, и её легко признать потому, что она сутулится и вид у неё свирепый» («Младшая Эдда». «Видение Гюльви», 34). Хотя у славян не сохранился образ загробной хозяйки в чистом виде, можно не сомневаться, что они также знали мотив 9 подземных миров (он настолько древний, что преобладает в исконных мифах также китайцев, индейцев, ср. «девять кругов ада» у католиков и т.д.); однако потусторонний мир в славянском фольклоре «переродился» в лесную дикую чащу. Там, в избушке на курьих ножках, обыгрывающую домовины (домики на пнях, в которые хоронили ум-ших), живёт Баба-Яга, чей образ, думается, можно использовать для иконографии М-ны как Богини. Есть свидетельства, что иногда уничтожаемое весной чучело также назвали Ягой-Бабой.
Иллюстрация Радзивилловской летописи: 1092 год, "навье бьють полочаны" ("мертвецы бьют полочан")
Как и скандинавская Хель, Яга половинчата: у ней одна нога костяная (ср. пост серии о Велесе). Всё в её царстве наоборот – типичный и для славян мотив, и в то же время она ориентируется по обонянию («фу-фу-фу, русским духом пахнет»), в то время как многие персонажи Того мира слепы (вспомним гоголевского «Вия»). Крайне любопытен – и снова протягивает связь к зерну – ступа, в которой Яга летает. Было бы логично, основываясь на индоевропейском материале, и сравнивая с тем же Аидом и Хель, предполагать у ней на службе псов – типичных стражей загробья и психопомпов, но в русской культуре случился реверс, вероятно, из-за почтительного отношения к собаке и «колдовского» статуса кота – в сказках у Яги обычно живёт большой чёрный кот (вспомним булгаковского Бегемота), и особенно сюда подходит образ кота Баюна. Конрад Бото, описывая в 1492 г. мрачного славянского Бога Флинца (вероятно, фантазируя, но совпадение любопытное), изображает на левом его плече вздыбившегося льва. Некоторые думают, что этот Флинц мог быть взят из фольклорных образов Полабья, скажем, от того же Велеса, но это маловероятно.
Баба-Яга немного известна лубочной народной живописи. На лубке 1760-х годов она едет сражаться с «коркодилом», сидя верхом на свинье, что также находит скандинавскую параллель (vk.com/wall-27246021_8467, vk.com/wall-27246021_12315). Высунутый язык, символ «пожирания» и хтоничности, отсылает нас к другому индоевропейскому образу: Кали, чьё имя так и переводится: «чёрная». В русской традиции чёрными были бесы, персонажи, связанные с Тем, подземным миром. Например, в «Чётьях-Минеях Дмитрия Ростовского» говорится, что святой Макарий видел «в образе неких малых отроков, черных ефиопов, быстро бегавших туда и сюда, как бы летающих» – бесов, которые насылали людям видения, отвлекающие их в церкви от благочестивых мыслей (Четьи-Минеи, 19 января, I.2) – подобных примеров можно привести массу.
Всё это отсылает меня уже к личному опыту, который я описываю безо всякой радости. Ночью перед см-тью прабабушки, чью болезнь я очень переживал и в которую вкладывал много сил, мне приснилась невысокая негритянка, типичного вида, с плоским носом, чернокожая, не помню, во что одетая, которая прошла рядом со мной, навстречу, слева от меня, причём я знал, что нельзя ей заслонять дорогу, хотя и тянуло. Утром того дня прабабушка ум-ла, и я сразу понял, что этот сон значил.
Для конкурса проектов памятника М-не. Художник — Игорь Кротов
Последняя вероятная черта Того мира – это его богатство. Недаром в мифах и сказках именно оттуда герои получают многие волшебные предметы. В скандинавской мифологии подземье принадлежит свартальвам: дословно, «чёрным альвам» (эльфам). Именно «от чёрных альвов» асы получили все свои важнейшие артефакты, включая копьё и кольцо Одина, молот Тора, волосы Сив, кабана и корабль Фрейра («Младшая Эдда», «Язык поэзии», 43). В греческих мифах, например, шапку-невидимку также изначально подарили циклопы Аиду. Гомер поёт: «Афина / Шлемом Аида покрылась, да будет незрима Арею» (т.е. Аресу, «Илиада», 5.844–845). Псевдо-Аполлодор иногда описывает этот артефакт и как шапку, известную в таком виде и русским сказкам: Персей «голову покрыл шапкой. Надев её, он видел всех, кого хотел, другие же его не видели» (Аполлодор, «Библиотека», II.4). В финской «Калевале» богатая, но злобная «редкозубая старуха» Лоухи – ещё один прекрасный аналог славянской М-не – владычествует в мрачной Похьеле.
Итак, возможная иконография М-ны. Она чернокожа и половинчата. Белое одеяние – атрибут и Богов и злых духов, символ снежного покрова. У ней высунут язык и костяная нога, возможно, плохое зрение. Думаю, что добавить серп (буквой «с», символика старения в отличие от «ɔ» как растущей Луны) – очень логично, хотя и неизвестно ни одного древнего славянского и вообще североевропейского идола с таким атрибутом. Возможно, это старуха, с отвисшей грудью. Руки расставлены по сторонам (желание охватить) в противовес «оберегающей» позе таких идолов, как Збручский, держащих руки на сердце и животе. Волосы распущены, как у неистовой колдуньи. Как и всё загробно-хтоничное, она связана с числом 3 и его производными, в частности, 9 (столько есть подземных миров). В то же время, стоит различать М-ну как Божество (всё-таки, довольно спорное) и как обрядовый персонаж, чьё изображение служит лишь цели уничтожить его в обряде (здесь лучше искать информацию о Масленице, Костроме и т.д.). Не советую очень увлекаться ею без сильной необходимости и особой привязанности, хотя образы, подобные индийской Кали, кельтской Морриган, греческой Гекате и т.д. пожалуй, вместе с образом Бога-Шамана (Велес) являются наиболее сильными в современном язычестве. Вероятна связь её с собаками или же чёрными котами.
П.С. Блин, насколько же всё-таки я не художник)))
(Псевдо-)Аполлодор. Мифологическая Библиотека
Мансикка В.Й. Религия восточных славян. М., 2005.
Гейштор А. Мифология славян. М., 2014.
Длугош Ян. Анналы или хроники славного королевства Польши. (Упоминание Марзианы происходит в 1-й книге в главе «Лех основывает столицу в Гнезно..» и во 2-й книге в главе «965 год»
Зализняк А.А. Древненовгородский диалект. М., 2004.
Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. СПб., 1995.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1986.
Четьи-Минеи Дмитрия Ростовского.
