Если мы примем известную точку зрения, что каждый человек уникален, индивидуален и восхитительно неповторим, то все законы, порядки, морали, традиции и обряды совершаются вопреки индивидуальности. Всегда. В 21-ом веке наметилась тенденция не считать человека полноценной личностью, если он следует правилам и нормам общества. Если человек не плюётся хотя бы словами в социальные и моральные устои, не выделяется из «стада», он — обыватель. Нет никакой пользы от внешней свободы, если внутренняя находится в оковах собственного невежества.
Но обыватель, демонстративно громко заявивший о своей личной неповторимости, словно автоматом выбывает из «человеческого стада». Не берусь высчитывать процентное соотношение, но определенная часть славянских новоязычников стремится именно к этому — поиску своей индивидуальности, своего личного пути в язычестве. И вот появляется удивительный, «одухотворённый» персонаж, играющий словами о поисках высшего знания, который плевать хотел на мещанские установки и мнения недостойного, недоросшего до сказочных высот прозрения «стада». Человек «стада» выбирает то, что диктует ему рассчетливый ум, не беря в расчёт желания души и сердца.
Последователи мистико-философских течений ставят приоритетом именно внутренне слышание души, отметая то, что диктует заблудившийся ум. Социум философски воспринимается как некий великий диктатор. Общество воспитывает своего человека, навязывает личности формы поведения, ярлыки, диктует свои культурные, моральные, поведенческие установки. Само собой, возросшая над общественными моралями личность, не согласна быть «правильной», «полезной», «удобной» и «подчиненной» игрушкой. И непотакание своим чувствам и не менее обманчивым, чем разум ощущениям становится словно изменой своему внутреннему «настоящему» миру. Собственные представления и чувства являются своего рода индикатором, отражающим приемлемое и неприемлемое в сфере духовности. Язычник начинает искать Истинной Воли. Истинная Воля в языческом оккультизме — это якобы и есть то призвание и смысл жизни, которые человек пытается найти. «Хочу» восстаёт против «надо».
Безусловно, архаичное мифологическое мышление полность противоречит всем канонам и схемам построения современного социума. Но оно же полностью не годится и под описание поисков этой самой Истинной Воли. Традиционное язычество — это своя достаточно строгая иерархия, подчинение законам социума, обрядовый порядок. Да, он тоже связан с интуитивным, чувственным аспектом, но совершенно иного порядка. И утверждение того же Кроули: «Твори свою волю: таков да будет весь Закон» вообще не может быть соотнесено с принципами языческого традиционализма.
Традиционное язычество — это не вольница, а узы. Выполнение некоего обряда, совершение определённых ритуальных действий — это и есть следование самому себе, совмещение своего пути с общим курсом следования поколений предков. Обряд подтягивает, проверяет эти узлы на прочность, крепит и подтверждает неделимую связь с предками. В язычестве только тот по-настоящему является самим собой, кто чтит, помнит и следует древним нерушимым принципам. Следование своему пути — это и есть следование образцам и преемственность путей предков. Разумное, достойное, целесообразное и связанное с божественными проявлениями силы поведение согласно принятым обычаям никак не соответствует мистико-оккультному «творению своей Воли». Любой обряд — это подтверждение, печать согласия с древними нормами и принципами. Это и есть проявление личного в традиционном. Новоязыческий оккультизм же требует перепрограммирования личности, ищет выхода на новые уровни сознания, против которого всё прочее традиционное — мелочно и мелко.
Понятно, что в современных реалиях язычеству не избежать реконструктивизма. Но абсолютный отказ от него, побег в личное видение порождает разнообразие форм и трактовок с привязкой к древним верованиям.Это даёт волю творчеству в сфере духовности, допускает практически любую вольность. Но в том то и дело, что личности человека близко именно понятие и принятие личной воли. Ceмaнтичecки oнa cвязывaeтcя c «жeлaниeм», «удoвoльcтвиeм», «прocтoрoм». Свобода же обычно регламентируется правовым полем, законностью, обязательствами, cocтoяниeм нрaвcтвeннoгo coзнaния, тoгдa кaк в прoявлeнии мыcлeй, чувcтв и жeлaний в oтнoшeнии других явлeний чeлoвeк нe cвoбoдeн. Пo мнeнию ряда философов, cвoбoдa зaключaeтcя в дoбрoвoльнoм пoдчинeнии иcтoричecкoй нeoбхoдимocти чeрeз ee пoзнaниe. И в этом нет отрицания cвoбoды духa и мыcли.
В руccкoм мeнтaлитeтe вoля — этo бeзгрaничный прocтoр для личнocти, для пocтупкoв, oтcутcтвиe ограничений. Воля — это готовность действовать вопреки, oтрицaниe любoго внешнего воздействия, табу, норм и предписаний с одновременным достижением внутренней гармонии. А обретение свободы не выходит за рамки неких установленных норм и правил, свобода — связана с ощущением принятия ответственности.
Традиция — это привычка многих поколений предков. Это понятие подразумевает наличие и участие группы людей, коллектива, социума, т.е. не единицы, не личности. Языческая традиция тоже невозможна для одного человека в отрыве от других. Не существует понятия «традиция» в каком-то смысле применимого к одному человеку. Ну не бывает «моего язычества», «моей личной традиции». Говоря о язычестве, мы вспоминаем укоренившиеся общественные твердыни, повторяющиеся циклы, сформированные и эффективные внутриобщественные связи. Традиционное язычество — это не личное дело каждого. Если мы следуем только по пути личного «хочу» в язычестве, мы теряем преемственность заведённого порядка. Вставая на путь личных поисков духовного пути в рамках язычества, отбрасывая общественное как недостойное, глупое или обременительное, мы из традиционного язычества неизменно выпадаем. Поиск и сотворение своей личной Воли имеет место быть, но не может иметь прямого отношения к любой этнической духовной традиции как таковой.
