На основании идеи белорусского исследователя славянского обычая Г.Э. Адамовича о реконструкции «булавных» состязаний, распространённых – по его мнению – на землях Древней Руси, мы предполагали обнаружить фольклорные основания для этого построения.
В части этимологии слова «булава» находим: «була́вка, укр. булава́ «булава, жезл», польск. buɫawa «булава, гетманский жезл». Производное на -ava (-avъ от слав. *bula «шишка, набалдашник», словен. búla «шишка, желвак», чеш. boule «шишка», польск. buɫa «ком», bula «пузырь», сербохорв. бу́љити, избу́љити «выпучивать глаза, таращиться». Родственно гот. ufbauljan «надувать, делать надменным»». Синонимом «булаве» М.Фасмер указывает в том числе «палицу».[1]
И.Срезневский трактует «булаву» как
«деревянный или металлический жезл с шаром или яблоком на конце»[2]
Слово «палица» в былинах идентично таким, как: «дубина», «боевая булава», «палоцка буевая».[3] «Булава – палица; дубина с утолщением».[4] Палицу куют, ею хвастают, подкидывая, ею машут, бьют, палицу-булаву метают.
Булава и палица изготовлены из металла, чаще – булат, железо или свинец.
Так в колыбель к себе былинный Волх[5] просить положить:
«… По праву руку – палицу,
А и тяжку палицу свинцовую,
А весом та палица в триста пуд»
Реже палицу выламывают из дерева. Не исключено, что в архаичном варианте, когда палицей управлялся бог-громовержец, она могла пониматься каменной. «Яблучко» – шар – образует головку булавы или палицы.[6]
В.Я. Пропп склонен отнести булаву и палицу к древнейшему, архаическому оружию, «не требовавшему высокой техники изготовления».[7] Это мнение согласуется с древнерусской летописной традицией.
В царствование бога ремесла Сварога:
«В год 6622 (1114)… спадоша клеще съ небесе нача ковати оружье преже бо того палицами и камениемъ бьяхуся…»[8]
Обозначим варианты использования этого грозного оружия на примере былин и сказок, чтобы представить, какого рода упражнения могли бы использоваться при тренировке в овладении им.
Бей с размаху в голову сильнее да точнее!
«Святогор едет по горам или по чистому полю и иногда, сидя на своем коне, спит. Илья, видя незнакомого богатыря и принимая его за нарушителя границ, или по другим причинам, со всего размаха ударяет его своей булавой по голове. К изумлению Ильи, этот богатырский удар не оказывает на Святогора никакого действия. Он не просыпается и не оглядывается и только после третьего раза замечает Илью…»[9]
Нагонил он руського бога́тыря,
Вынял он палицю буёвую,
Ударил богатыря палицёй буёвоей.
Говорит Святогор таково слово:
«Ветру нет, а шишки падают».
10 Другой раз старой его ударил
Своей же да палицёй буевоей,
Повернулся Святогор да назад —
Едет за ним руськой богатырь
И бьет его палицей буевоей.[10]
Тот же В.Я.Пропп примечает в другой известной былине:
«Алеша [Попович] прикидывается тугоухим и зовет Тугарина поближе якобы для того, чтобы лучше расслышать его ругательства, а когда Тугарин приближается, он наносит ему булавой такой удар по голове, что голова отваливается. Это напоминает Добрыню, отшибающего змею хоботы»[11]
Бросил его Добрыня на мать сыру землю́,
Ухватил он палицу буё́вую,
Палицу буёву шестьдесят пудов,
Начал лупить змею палицей буёвою…[12]
Былинный Чурила упражняется на посылаемых за ним дружинниках стольнокиевского князя:
Как выходит Владимир на широк двор,
10 На заднее переное крылечико
И зрел-смотрел в поле чистое,
Ко матушке ко Сороге ко реке.
Как от матушки от Сороги от реки
Идет с поля толпа – сто молодцев:
15 Булавам-то головы переломаны,
Кушакам-то буйны завязаны <…>[13]
Так справляется он умело и с двумя сотнями, и с тремя.
И ещё один пример:
«А и спишь ли, Василий, или так лежишь?
Твою дружину хорабрую
195 Мужики новогородские
Всех прибили, переранили,
Булавами буйны головы пробиваны»[14]
В былине о Василии Буслаеве речь идёт о знаменитых схватках «крещёных» новгородцев на мосту через Волхов, понимаемых как Перуново проклятие:
«Когда, однако, новгородцы были крещены, и стали христианами, они бросили идола в Волхов. Как они рассказывают, идол поплыл против течения, и когда он подошёл к мосту, то раздался голос: “Вот вам, новгородцы, на память обо мне”, и на мост была выброшена дубина. Этот голос Перуна и впоследствии слышался в известные дни года, и тогда жители сбегались толпами и жестоко избивали друг друга дубинами, так что воеводе стоило большого труда их разнять. По сообщению достоверного свидетеля – барона фон Герберштейна, подобные вещи происходили и в его время. Теперь ни о чём подобном не слышно…»
– отмечает Адам Олеарий в книге «Описание путешествия в Московию» (1636-1647 гг), и ссылается на сочинение Сигизмунда Герберштейна «Записки о Московитских делах», жившего в 1517 и 1526 гг. на Руси
Так называемые «палицы Перуна» – деревянные, с наконечниками из олова, долгое время хранились в Борисоглебской церкви Новгородского кремля, пока в 1652 г. митрополит Никон не распорядился прилюдно сжечь языческие орудия, чтобы никто уже ими «не мог тешить дьявола». День памяти первых русских святых Бориса и Глеба установлен 24 июля (3 августа). Убиение же, по преданию, случилось в мае месяце. Если прав Б.А. Рыбаков, видящий в этих датах стремление заменить какие-то праздники земледельческого цикла, то вовсе и не удивляет близость дня памяти святых князей к Перунову дню (20–21 июля). Отсюда, быть может, и обычай сохранять Перуновы палицы именно в Борисоглебской церкви. Но это, конечно, лишь предположение.[15]
Таким образом одним из упражнений с палицей или булавой было нанесение удара по предмету, находящемуся над землёй на высоте человеческого роста (головы).
А брал булаву в полтретья пуда,
Бил молодца по буйной голове…[16]
Этот предмет либо необходимо было разбить, либо проломить, не выпуская оружия из рук. Такого рода упражнение выполняли как пешим, так и на коне.
Например:
«… сотворив себе знамение клятвенное, вынимает свою палицу булатную, напущается на рать силу великую. Сколько бьет, а вдвое конем топчет; куда он не поедеть – улицы, куда не поворотится – слободы, и побил всю силу татарскую…»[17]
Бросай к облакам выше да смоги поймать ловчее!
Ездил Сокольник по чисту́ полю́,
Своима утехами забавляетсе:
Подкидыват свою палицу буё́вую,
15 Палица была девяносто пудов,
На полёте-то палочку подхватыват,
На землю ей не ураниват…[18]
Выезжал да стар казак да ко цисту́ полю:
А синё морё да сголыбалосе,
А мать сыра земля да дрожучи дрожит,
15 А во чисто́м поли́ курева́ стои́т.
Уж как кидал-бросал он ведь
палицу вверх под о́блако,
Не сыпущал он ведь палицы во сыру землю,
А примал он палицю на белы руки́.[19]
Таким образом, булаву или палицу бросают вверх, кто выше подкинет да сумеет поймать одной рукой, не уронив. Например, в известной былине «о бахвальщике и заставе богатырской» Сокольник – сын Ильи Муромца – демонстрирует своё искусство перед Добрыней:
30 Видит он: нахвальщик в поле тешится —
Саблю вострую выметыват,
Булаву́ бросает он под облако,
Принимает одною́ рукой
Ту була́ву стопудовую,
35 А другою – саблю вострую…
В дальнейшем изложение таково, что не вполне ясно, это ли снова Сокольник-бахвальщик кидает булаву ещё выше, и удаль его видит выехавший вместо Добрыни Илья Муромец, или, напротив, «старый казак» показывает, что он сильнее поединщика, метая палицу выше булавы сыновней и принимая бой.
Тут садился Илейко на добра коня,
Он поехал на нахвальщика.
Выезжает он на гору Сорочинскую,
Он глядит в трубу серебряну,
55 И увидел старо́й да тут нахвальщика.
Булаву бросал он выше облака,
Саблю вострую выметывал.[20]
Последнее нам представляется логически более верным.
Метай, выцеливая (Разрушение «хоромин»)
В былинах случается, что оскорблённый герой бросает булаву или палицу в дом обидчиков, это могут быть и родительские хоромы, от удара вылетают окна:
А ишше это же Хотенушку за беду стало,
За великую досадушку ему показалосе:
Он шиб-де-ка палицей свуей буёвою,
Он шиб-де-ка нонице во высок терем,
100 Он шиб-де-ка терем-от по окошечкам…[21]
Чья палица прочнее да увесистей?
Народная сказка, как и былина, уравнивает богатырскую палицу и булаву (палица-буявица, прут, булава, куцаба, палка, дубина), это синонимы.[22] «Булава́, ж. Уменьш. булавица. То же, что палица»[23]. Понимание булавы, как тяжёлой, вероятно железной палки, обнаружим даже в сказке о хитрой лисе и глупом волке:
«Ліска, ўбачыўшы, што кумаў хвост прымёрз, пабегла ў сяло даць знаць, каб воўка ішлі біць. Людзі, пачуўшы, што крычаць на воўка, пабеглі зараз з кіямі, з булавамі біць воўка...»[24]
Т.е. булава – распространённое народное оружие, имевшееся всегда под рукой в доме. Конечно, у богатырей булавы были боевые, особенные, на заказ. Но широкое бытование палиц или булав должно было породить неизбежно и соответствующие состязания.
Вот уже следы характерного былинного испытания удали и силы героя, а также описание традиционного испытания прочности булавы, сохранённого уже в украинской сказке о Покатигорошке:
«Гаворыць ён айцу: «На́ цябе гэта жалезо, несі до каваля і здзелай мне булаву сяміпудаву». Айцец яму славесно не гаворыць, а толькі ў думке думаець: «Даў мне гасподь дзеціще не так, як людзям; я ж давёў яго да средственнаго разуму, а ён цяпер із мяне кпіць!» Можэць лі то быці, штобы з шпількі была булава сяміпудава». Айцец, імеўшы бальшую сумму – залатую, сярэбраную и бумажную манету, паехаў ў горад, купіў жалеза сем пудоў и даў кавалю дзелаць булаву. Здзелалі яму булаву сяміпудаву і прывозяць дадому. Пакацігарошак выходзіць з горніцы, бяроць сваю булаву сяміпудаву, і слышыць нябесны штурм, і пущаець яну за аблакі. І прыходзіць ён ў сваю горніцу: «Матка, на ў мяне ў галаве паіщы перад паходам, а то мяне бруд заесць, бо я млад юноша…»
Вод, ўстаўшы із маткіных кален, выходзіць ён на двор і відзіць нябесны тучы. Упаў ён да сырой зямлі правым ухам і, ўстаўшы, клічець свайго айца: «Бацька, падзі сюды, сматры, што шуме і гудзе, мая булава да землі ідзе». Паставіў ён калено проціў сваей булавы; ударыла яго булава па калені і пераламалася папалам. Ён рассердіўся на свайго айца: «Ну, айцец, адчаго ты мне не здзелаў булавы з гэтаго жалеза, што я табе даў; а калі б ты здзелаў, то яна не сламілась бы, толькі сагнулась бы! На ж табе гэта самае жалезо, ступай дзелай; свайго не прыкладай». Кавалі ўкінулі жалезо ў агонь і зачалі малатамі біць і цянуць і здзелалі булаву сяміпудаву; шчэ асталася»[25]
Булавы в сказках опять-таки различаются по весу и конструкции.
Царенко Иван, Поваренко Иван и Сученко Иван
«…взяли купили железа, сделали себе по булаве – каждая булава в девять пудов, и погнали коней…»
Спасая царевну от змея, главный герой совершает подмену, чтобы заполучить более тяжёлую булаву, причём из его действий ясно видно, что булава может обладать длинной рукоятью, её ставят в угол:
«Здравствуй, Иван Сученко! Чего ты пришел?» – «За тобою; хочу тебя у змия отнять». – «Куда тебе отнять! Мой муж дюже сильный, с двенадцатью головами!» – «Я и с одною, а его повоюю, коли бог поможет!» Входит в горницу, а там двенадцатиглавый змий дрыхнет: как змий вздохнет, так весь потолок ходоном заходит! А его сорокапудовая булава в кутку стоит. Иван Сученко свою булаву в куток поставил, а змиеву взял; размахнулся, как ударит змия – пошел гул по всему двору!»[26]
Рукоять именуется «чивье»:
«Не две горы вместе скатаются, то Тугарин с Алешей съезжалися, палицами ударились – палицы по чи́вьям поломалися».[27]
Палица/булава может иметь внутреннюю полость, то есть не быть цельнометаллической, и лопаться при сильном ударе (у Покатигорошка она выше переломилась пополам):
«Буря-богатырь разошелся, боевой палицей размахнулся – и сразу снес три головы; в другой разошелся – змей его сшиб. Богатырь кричит: «Стой, чудо-юда! Уговор был: лежачего не бить». Чудо-юда дал ему справиться; тот встал – и сразу три головы полетели, как кочки. Начали они биться, несколько часов возились, оба из сил выбились; у змея еще три головы пропали, у богатыря палица лопнула»[28]
Кстати, в былинном сюжете о поездке Ильи Муромца к слепому отцу Святогора, тоже Святогору по имени, но старшему. Великан предупреждает Муромца о крепком рукопожатии, характерном для его отца, и советует вместо руки протянуть слепцу «буёвую палицу», которую тот и сплющивает:
Попросил Святогор у Ильи Муромця
Его праву рученьку:
«Дай, говорит, мне праву рученьку,
195 Каков ты богатырёк, я попробую».
Дал ему старой палицю буёвую
Вместо своей да правой руценьки,
И пережал у его Святогор палицю буевую.
Говорит Святогор да таково слово:
200 «Можешь ты воевать, доброй молодец,
Засчишшать свою Россиюшку»[29]
Палица исторически может иметь и острые грани, и в условиях реконструируемых соревнований такое, конечно, недопустимо.
Но справедливости ради укажем и на это обстоятельство:
«Вот тебе, Усыня, жена!» Богатыри ее вытащили и опустили веревку на низ; Ивашко привязал другую сестру: «Вот тебе, Горыня, жена!» И ту вытащили. Привязал меньшую сестру и крикнул: «А это моя жена!» Дубыня рассердился, и как скоро потащили Ивашку-Медведка, он взял палицу и разрубил веревку надвое».[30] «Иван, русский богатырь, промах дал, не сдержал в руке боевую палицу, пала она острием наземь и ушла в глубину на три сажени…»[31] «Змей … бросился на царевича – хочет совсем проглотить его; но царевич приостерегся, махнул палицей и за один раз отсек змею три головы»[32]
Не выпускай оружья вражьего из рук!
Выше упоминалось о характерном былинном состязании, подбросить булаву как можно выше и суметь поймать её.
В сказках встречается такой же вид соревнования:
«Давайте выбирать бо́льшего брата! Вон, говорит, заедемте в кузницу, скуемте по вру́чею“. Оны сковали по палице-буевице, чтобы биться. „Ну вот, говорит: давайте кидать вверёх, кто выше кине и перейме, тот и будет бо́льший брат“. Оны стали кидать, те кинули невысоко и не переняли, а он кинул, говорит: „Теперь пойдемте чаю попить, потом переймем“ (высоко кинул). Попили чаю, напились, и потом вон переня́л. Сказали теперь: „Ты будешь бо́льший брат, мы будем слушать тебя“»[33]
В сказках находим мы указание и ещё на один возможный вариант соревнования – несмотря на все попытки противника вырвать палицу или булаву из рук, надо суметь удержать оружие в руках:
«Скоро Вихрь прилетит, – говорит царица Ивану-царевичу. – Садись ко мне под порфиру, чтоб он тебя не увидел. А как Вихрь прилетит да кинется меня обнимать-целовать, ты и схвати его за палицу. Он высоко-высоко поднимется, будет носить тебя и над морями и над пропастями, ты смотри не выпущай из рук палицы…»
<…> налетел Вихрь, ударился о землю, сделался добрым молодцем и входит во дворец; в руках у него боевая палица. «Фу-фу-фу! Что у тебя русским духом пахнет? Аль кто в гостях был?» Отвечает царица: «Не знаю, отчего тебе так сдается». Вихрь бросился ее обнимать-целовать, а Иван-царевич тотчас за палицу. «Я тебя съем!» – закричал на него Вихрь. «Ну, бабка надвое сказала: либо съешь, либо нет!» Вихрь рванулся – в окно да в поднебесье; уж он носил, носил Ивана-царевича – и над горами: «Хошь, – говорит, – зашибу?» и над морями: «Хошь, – грозит, – утоплю?» Только нет, царевич не выпускает из рук палицы».[34]
* * *
Итак, на основании фольклорного материала достоверно реконструируется несколько упражнений, могущих послужить основой для восстановления соревнований в части «булавного искусства». Вероятно, такого рода состязания у славян календарно могли приходиться на дни, соотнесённые с культом бога Перуна.
Опубликовано: Гаврилов Д.А. Фольклорные основания реконструкции древнерусского булавного состязания // «Родноверие», №1(6), 2012.
[1] Фасмер М.Р. Этимологический словарь русского языка. – М.: Прогресс. 1964–1973.
[2] Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Санкт-Петербург, 1890–1912, 1893. т.1. с.191.
[3] Словарь (архаические, диалектные и другие малопонятные слова и выражения) // Былины: В 25 т. / РАН. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). – СПб.: Наука; М.: Классика, 2001–… – (Свод рус. фольклора). Т. 2: Былины Печоры: Север Европейской России. – 2001. – С. 583–630.
[4] Словарь устарелых, диалектных и других малопонятных слов, встречающихся в «Сборнике Кирши Данилова» // Древние Российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. – М.: Наука, 1977. – 2-е дополн. изд. – (Лит. памятники). – С. 470–484.
[5] Волх Всеславьевич // Былины: Сборник. – Л.: Сов. писатель, 1986. – С. 89–94.
[6] Словарь / Сост. А. А. Горелов // Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899–1901 гг. с напевами, записанными посредством фонографа: В 3 т. – СПб.: Тропа Троянова, 2002–2003. – (Полное собрание русских былин; Т. 2). Т. I. Ч. 1: Поморье – Ч. 2: Пинега. – 2002. – С. 693–696.
[7] Пропп В. Я. Русский героический эпос. – 2-е изд., испр. – М.: Гос. изд-во худож. лит., 1958. – 603 с. С.371.
[8] Ипатьевская летопись (ПСРЛ, Т. II). – М.: Языки Русской Культуры, 1998. – 648 с.
[9] Пропп… С.83.
[10] Святогор и Илья Муромец: [Былина] № 3 // Былины: В 25 т. / РАН. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). – СПб.: Наука; М.: Классика, 2001–… – (Свод рус. фольклора). Т. 1: Былины Печоры: Север Европейской России. – 2001. – С. 158–163.
[11] Пропп… С.271.
[12] Про Добрыню: «Значит прежде Казань дак слободой стоял…» // Былины Печоры и Зимнего Берега: (Новые записи) / АН СССР; Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1961. – С. 144–148. – (Памятники рус. фольклора).
[13] Чурило Пленкович // Былины: Русский героический эпос / Вступ. ст., ред. и примеч. Н. П. Андреева. – [Л.]: Совет. писатель, 1938. – С. 351–355.
[14] Василий Буслаев // Былины: Русский героический эпос / Вступ. ст., ред. и примеч. Н. П. Андреева. – [Л.]: Совет. писатель, 1938. – С. 390–397.
[15] Гаврилов Д.А., Ермаков С.Э. Древние боги славян. – М.: Вече, 2011. – 320 с. – С.195.
[16] Из манастыря Боголюбова старец Игр[ен]ищо // Древние Российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. – М.: Наука, 1977. – 2-е дополн. изд. – (Лит. памятники). – С. 176–178.
[17] Повесть о сильном могучем богатыри Илии Муромце и о Соловье разбоинике // Былины в записях и пересказах XVII–XVIII веков / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. – (Памятники рус. фольклора). – С. 104–106
[18] Про Сокольника: «Недалёко от города от Киева…» // Былины Печоры и Зимнего Берега: (Новые записи) / АН СССР; Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1961. – С. 136–142. – (Памятники рус. фольклора).
[19] Бой Ильи Муромца с сыном: «Сряжается да обряитсе ужо стар казак да Илья Муромець…» // Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899–1901 гг. с напевами, записанными посредством фонографа: В 3 т. – СПб.: Тропа Троянова, 2002–2003. – (Полное собрание русских былин; Т. 2). Т. I. Ч. 1: Поморье – Ч. 2: Пинега. – 2002. – С. 68–70.
[20] Илья Муромец и Сокольник: [Былина] № 83 // Былины: В 25 т. / РАН. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). – СПб.: Наука; М.: Классика, 2001–… – (Свод рус. фольклора). Т. 1: Былины Печоры: Север Европейской России. – 2001. – С. 421–424; См. также. Илья и нахвальщик // Былины Печоры и Зимнего Берега: (Новые записи) / АН СССР; Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1961. – С. 222–224. – (Памятники рус. фольклора).
[21] Хотен Блудович: [Былина] № 169 // Былины: В 25 т. / РАН. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). – СПб.: Наука; М.: Классика, 2001–… – (Свод рус. фольклора). Т. 4: Былины Мезени: Север Европейской России. – 2004. – С. 383–388.
[22] Указатель предметов // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. – М.: Наука, 1984–1985. – (Лит. Памятники). Т. 3. – 1985. – С. 453–482.
[23] Словарь областных слов // Сказки и легенды пушкинских мест: Записи на местах, наблюдения и исслед. В. И. Чернышева. – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. – С. 315–336. – (Лит. памятники).
[24] Лисичка-сестричка и волк: [Сказка] № 5 // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. – М.: Наука, 1984–1985. – (Лит. памятники). Т. 1. – 1984. – С. 17.
[25] Покатигорошек: [Сказка] № 134 // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. – М.: Наука, 1984–1985. – (Лит. памятники). Т. 1. – 1984. – С. 206–214.
[26] Иван Сученко и Белый Полянин: [Сказка] № 139 // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. – М.: Наука, 1984–1985. – (Лит. памятники). Т. 1. – 1984. – С. 236–241.
[27] Алеша Попович: [Сказка] № 312 // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. – М.: Наука, 1984–1985. – (Лит. памятники). Т. 2. – 1985. – С. 362–364.
[28] Буря-богатырь Иван коровий сын: [Сказка] № 136 // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. – М.: Наука, 1984–1985. – (Лит. памятники). Т. 1. – 1984. – С. 216–225.
[29] Святогор и Илья Муромец: [Былина] № 3 // Былины: В 25 т. / РАН. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). – СПб.: Наука; М.: Классика, 2001–… – (Свод рус. фольклора). Т. 1: Былины Печоры: Север Европейской России. – 2001. – С. 158–163.
[30] Медведко, Усыня, Горыня и Дубыня-богатыри: [Сказка] № 141 // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. – М.: Наука, 1984–1985. – (Лит. памятники).Т. 1. – 1984. – С. 244–248.
[31] Царь-девица: [Сказка] № 233 // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. – М.: Наука, 1984–1985. – (Лит. памятники). Т. 2. – 1985. – С. 185–189.
[32] Сказка о сильном и храбром непобедимом богатыре Иване-царевиче и о прекрасной его супружнице царь-девице: [Сказка из примечаний Афанасьева] № 562 // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. – М.: Наука, 1984–1985. – (Лит. памятники). Т. 3. – 1985. – С. 240–245.
[33] Иван-царевич, Иван-кухаркин и Иван-сучкин // Сказки и легенды пушкинских мест: Записи на местах, наблюдения и исслед. В. И. Чернышева. – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. – С. 11–18. – (Лит. памятники).
[34] Три царства – медное, серебряное и золотое: [Сказка] № 129 // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. – М.: Наука, 1984–1985. – (Лит. памятники). Т. 1. – 1984. – С. 189–195.
