Вниманию заинтересованного читателя здесь представляются некоторые моменты ритуалов почитания предков, ушедших в навь. Это обширная и интересная тема, которую авторы частично осветили ранее в своих книгах: «Время богов и время людей. Основы славянского языческого календаря» (М.: Ганга, 2009), «Ключи к исконному мировоззрению славян. Архетипы мифологического мышления» (М.: Ганга, 2010) и ряде других.
Русское народное мировосприятие ещё в XIX–XX вв. хранило представление как о «светлых, благих», так и о «страшных, вредных» праздниках. «Страшными» праздники называли по той причине, что в такие дни из Иного мира приходили духи, в первую очередь, души усопших предков, и во избежание причинения ими какого-либо вреда живущим следовало соблюдать множество обрядовых запретов. Надо думать, подобное понимание очень и очень древнее. Вообще, праздники во многом отличаются от будней не столько «праздностью», то есть отвлечением от обыденных трудов, но именно тем, что в такие дни действует куда большее количество ритуальных запретов и ограничений, нежели в дни простые.
Все поминальные дни приходятся на «пору безвременья» или «особого времени», совпадая с праздничными неделями или непосредственно предшествуя наступлению ключевых точек солнечного года. Мы полагаем, что поминальные дни у славян в большей степени были связаны некогда с лунным календарём, собственно те, что ныне более известные под белорусским названием «Деды» (это также и обобщённое обозначение усопших родственников, начиная от основателя рода). Обоснование лежит на поверхности: древнейшие формы языческих верований славян связаны с почитанием предков и их обожествлением. Древнейший календарь, скорее всего, был в том числе и лунным (что бы ни говорили «новые романтики» от Традиции, напрочь отрицающие существование почитания Луны или Месяца в славянском язычестве, между тем как именно Лунный Бог у индоевропейцев – либо хозяин, либо проводник мёртвых). Ныне такой зависимости нет, и проследить её следы затруднительно. Поминальные дни частью оказались христианизированы, частью соответствующая обрядность «размазалась» по различным дням года под влиянием церкви.
Сегодня, нравится нам это или нет, мы вынужденно живём по общегражданскому календарю. Лишь те, кто связан с сельским хозяйством (пусть даже является владельцем обычного дачного участка и сажает на нём несколько грядок зелени), склонны учитывать влияние Луны и лунный календарь. Ну ещё, пожалуй, следят за этим «продвинутые» люди, которые обращают внимание на своё самочувствие и его связь с фазами спутника Земли. Если же речь заходит о традиционных праздниках, то мы придерживаемся той точки зрения, что представления о праздниках «сильных» и «слабых» стоит принимать во внимание вне зависимости от своих повседневных занятий.
«Сильным» праздник будет тогда, когда соответствующая лунная фаза придётся на праздничный день солнечного календаря. Так, для Купалы это будет полнолуние, а для Коляды (Корочуна), напротив, новолуние. Чем дальше от даты солнечного праздника будет отстоять соответствующая (подобная) фаза, тем слабее будет событие. В таком случае следует ожидать, что для достижения желаемых последствий для участников обрядового действа потребуется приложить больше усилий.
Можно предположить, что празднование по лунному календарю, предшествующее тому или иному событию солнечного года, всегда связано с почитанием навьего мира. Практически лунные Семицкие (Семиковые, Троицкие) деды ́ — поминальный день, приходящийся на субботу в дни Троицкой (Семицкой недели), тесно связан с Русалиями (когда почитают, в том числе, умерших нехорошей, неправедной смертью), но является своего рода предвестником солнечной Купалы.
Отнюдь нельзя исключить вероятность того, что описанное выше обстоятельство легло некогда в основу длящихся праздников. Ведь обычай предполагает, что праздник должен продолжаться не несколько часов, и даже не один день (сутки), и что готовиться к нему надо начинать самое позднее с кануна, с сочельника. Это соображение напрямую применимо и к Дедам.
Действительно, хорошо известно, что ещё за несколько дней до собственно праздника народный обычай требовал совершения различных ритуализированных действий подготовительного свойства. Здесь речь может идти о ритуальных ограничениях, приготовлении обрядовых напитков или пищи и т. п. Говоря языком современной психологии, можно сказать, что праздник требовал «вхождения» в него, по сути — выпадения из одного мира в другой.
Сходным же образом предполагался и «выход» из праздника. Если читатель задаст себе труд внимательно изучить народный календарь примет и обычаев (пусть даже церковный или «двоеверный», этнографический), он с лёгкостью обнаружит такие дни. На конец октября – начало ноября приходился поминальный праздник, известный белорусам как Осенние Дзяды. Сейчас он официально соотносится лишь с субботой, предшествующей 8 ноября (дню великомученика Дмитрия Солунского). По церковному преданию обычай поминания введён якобы по предложению Сергия Радонежского с XIV века.
На деле же праздники проходили и в четверг, и в пятницу, и в субботу, прежде всего по причине постепенности вхождения в «иную реальность». Однако именно суббота в западноевропейской традиции посвящена богам времени и предков, например, римскому Сатурну (Сэтиру), которому у славян имеется отчётливая параллель в образах богов Кродо, Сытиврата и, возможно, Стрибога. В Западной Европе пятница посвящена «богине ванов» Фрейе, которой достаётся половина душ умерших (вторая – Одину), однако отечественная этнография даёт множество оснований сделать то же самое и на славянском материале, связав её с Макошью-Ягой – славянской Гекатой, хозяйкой Перекрёстка миров, которого не минует никто… Ни по пути Туда, ни по пути Обратно.
Наряду с всеобщим поминовением усопших предков, на Дмитровские Деды славяне поминают и всех воинов, павших за Отечество. На Дмитровские деды принято поминать всех усопших, в том числе чужих или оставшихся без потомков: «Покойнички на Русь Дмитриев день ведут – живых блюдут» (русская пословица).
По языческим воззрениям, Деды специально в этот день выходят из Ирия, чтобы вновь уйти туда, появиться на краткое время Коляды (Рождественские Деды) и исчезнуть до Дедов Среченских, а то и до самой весны. И всё же именно поздние Осенние деды ́ считались едва ли не самыми важными из всех поминальных праздников. Впрочем, обычай упоминает до этого «осенних» Спасовских дедов. Их праздновали в субботу перед церковным праздником Успения Богородицы. Это неслучайно, поскольку эти дни самым непосредственным образом связаны с праздниками урожая конца лета — начала осени («Бабьего Лета»), а «вспомогателями» в деле взращивания и сбора плодов были именно предки, черты которых — пусть и почти позабытые — прослеживаются даже в облике существ, которых мы ныне на южнославянский лад называем русалками.
Основное место в обрядности позднего осеннего периода занимают ритуальные пиры. Они достаточно разнообразны (надо думать, в них заложено стремление обеспечить плодородие на следующий год, хотя основные магические усилия в этом смысле ещё впереди); обрядовые пиршества в прошлом и вплоть до недавней поры носили коллективный братчинный характер.
У литовцев и по сей день известны дни поминовения усопших осенью («время Велса», соответствующего нашему навь-богу Велесу). Велсу был посвящён месяц октябрь — Walla Manes. «...У литовцев, пока они пребывали во тьме язычества, существовало унаследованное от предков священное празднество и обычай: в начале октября месяца, после сбора урожая, отправляться с женами, детьми и домочадцами в леса, почитавшиеся священными, и приносить в течение трёх дней отчим богам быков, баранов и прочих животных в жертву и полное сожжение, а после жертвоприношений и священнодействий проводить эти три дня в празднествах, играх и плясках, предаваясь пиршествам и пьянству; и это празднество было главным и важнейшим, от которого никому нельзя было уклониться», — сообщает польский автор XV века Ян Длугош о нравах современных ему балто-славян Великого княжества Литовского и Русского.
Для сравнения уместно вспомнить белорусский и великорусский обычай осенью приглашать к столу «дзядоў/дедов» (т. е. предков). Уважение и даже обожествление прародителей, как основателей рода, так и недавно ушедших в Иной мир к Его властителю, присуще всем индоевропейским народам и, впрочем, не только им. В какой-то момент понимание одухотворённости окружающей Природы и мира слилось в сознании людей с почитанием предков, которые были незримыми покровителями всех дел человека, направленных на преобразование окружающего, на сотворение Космоса из Хаоса. Нечто подобное сделал в начале времён ставший легендою Первопредок. Именно это — только на ином уровне бытия — делали его потомки. Если они действовали правильно, им были обеспечены благоволение и поддержка душ умерших (читай: богов), если же нет, их начинали преследовать неудачи, которые надлежало воспринимать не столько как наказание, сколько как подсказки, уроки…
Поминальная трапеза на Деды, как и на большинство прочих праздников, строго регламентирована, и в эту пору особенно обильна. В числе обрядовых блюд непременные кутья, кисель с сытою и молоком, блины, а также пироги, коржи, кныши, лепёшки, каша, жаркое, яйца всмятку, калачи и сытники.
Начиная с осенних Дедов и до Коляды обрядность, особенно поминальная, носит преимущественно домашний характер. Даже коллективные действия проходят в дому или в общинной избе, но чаще они объединяют членов одной семьи, родичей. Не в последнюю очередь это, конечно, следствие погодных условий, но любопытно сравнить их с западноевропейским поверьем о том, что в ночь Самхейна и вообще в ночи разгула Дикой Охоты не следует покидать освещаемое огнём пространство.
Это время поклоняться огню домашнему, который один только и может согреть в холодные дни, ведь пламень домашнего очага (печь связана с материнским чревом и Нижним миром) является посредником между живыми и мёртвыми…
Для поминовения усопших в северной полосе зоны рискованного земледелия (то есть там, где невозможно выращивание винограда) издревле использовали крепкие (возможно, «горькие») напитки, в первую очередь — «горелку» (украинск. горiлка). М. Фасмер справедливо возводит название напитка к «горению»: «Образовано аналогично польск. форме gorzaɫka, ср. чеш., слвц. páIenka от páliti; под влиянием нем. Branntwein “водка” от brennen “жечь” и Wein “вино”, потому что этот напиток первонач. приготовлялся из вина».
Относится ли название «горiлка» к способу приготовления, собственному горению напитка или к обжигающему действию на слизистую оболочку рта, однозначно сказать трудно. Можно даже допустить, что понимание Того Света как пекельного или огненного царства или прохождение тела и мертвеца в буквальном и переносном смысле чрез огонь (в период преобладания в похоронном обряде кремации или прижигания-припекания трупа) обусловили в конечном счёте выбор горячительного (горького) напитка.
Принимающие участие в страве (поминальном пире), а затем на Дедах, таким образом, как бы прикасались к потустороннему миру и его огню. Неудивительна в таком случае и этимологическая связь между словами «горе», «горечь» (утраты) и «горение». Опять же у Фасмера: «Гор́ е укр. гор́ е, ст.-слав. горе, сербохорв. го̀ра “падучая болезнь”, словен. gorje ̑ “горе, плач”, чеш. hoře – то же, др.-польск. gorze. K горе ́ть. Ср. др.-инд. c ̨ṓkas “пламя, жар”, так-же “мука, печаль, горе”, нов.-перс. Sōg “горе, печаль”… Менее вероятно сравнение с гот. kara “жалоба, скорбь”».
Водка в погребальной обрядности служила ритуальным угощением не только родичам покойного, но и тем, кто принимал участие в подготовке похорон, включая самых бедных и неимущих членов сообщества. Разумеется, горячительное в немалой степени способствовало также снятию барьеров и раскрепощению сознания, это было необходимо, чтобы быть за одним столом с незримым покойным. Аналогичные или сходные обычаи зафиксированы и на Русском Севере, на Смоленщине, и у белорусов и сербов. На поминках после погребения (а также на Дедах) «водку», которая у разных славянских народов именуется по-своему, предлагают покойному и предкам, затем льют на скатерть, на поминальный стол, или на пол, или даже на саму могилу, отливая от своей чарки или ставя отдельную (Славянские древности, 1995, т. 1, с. 393).
При этом не стоит забывать, что на любых дедах число опрокинутых чарок не стремилось к бесконечности, а было как раз строго регламентировано и нечётно (а всё нечётное мира Этого в мире Ином становилось вновь чётным, то есть счастливым).
«Зимние» деды ́ имеют названия: мясоедные, пoстовые, среченские, масляные, навские. Разброс имён праздников и близость к посту, который не мог не повлиять на перенос сроков празднования, побуждает предполагать, что некогда существовал один поминальный день, неким образом связанный с февральскими или мартовскими празднествами по случаю окончания зимы. Сейчас одновременно известны Среченские деды ́ (13 февраля по новому стилю), Дедовская поминальная неделя (предпоследняя неделя Мясоеда перед Великим постом), собственно Масляные деды ́. Не менее значимыми днями поминовения, чем Деды Осенние, являются Вешние деды — Красная Горка. Параллелью этой обрядности в Западной Европе, видимо, следует считать Белтейн и его аналоги (тогда как Осенним Дедам наиболее близок Самхейн). В народном календаре всех народов Ев- ропы с древнейших — дохристианских — времён есть этот великий праздник на первой неделе мая — примерно посередине между весенним равноденствием и летним солнцестоянием
Красная Горка связана с естественными солнечными природными циклами. Но, как и многие другие такие праздники, она в позднейшие времена состыкована с христианским календарём, скомпонованным из солнечного римского и лунно-солнечного иудейского. Как следствие, празднование начала весны объединилось с преддверием Великого — предпасхального — поста и стало Масленицей. К летнему солнцестоянию приурочен день памяти Иоанна Крестителя. Красную же Горку соотнесли с первым воскресеньем после Пасхи. Лучшее же свидетельство языческого происхождения этого праздника — его греческое название: Антипасха.
Определить точно то или иное положение солнца без специальных астрономических навыков довольно сложно: близ максимумов и минимумов скорость изменения продолжительности дня наименьшая. Видимо, в том числе и поэтому Красная Горка изначально тянулась не один день — связанные с нею ритуалы занимали подчас целую неделю.
На середину праздничной недели приходится Радуница (Радоница) — собственно день поминовения предков (в православии это девятый день после Пасхи). В старину считалось, что предки — Деды — вложили в живущих саму силу жить. Славяне хоронили родичей в курганах, а потом, как и степная — скифская — часть их предков, на этих насыпях творили тризну — похоронное празднование — и совершали последующие ритуалы в честь усопших. Возможно, именно поэтому дни этих ритуалов названы «горкой». Впрочем, естественно праздновать приход весны и приход несущих жизненную силу-ярь душ предков на высоких — близких к Небу — местах.
Радуница (Вешние Деды) — весенняя тризна, поминовение предков, следящих из мира мёртвых за неизменным возрождением мира живых. Это радость за пращуров, ушедших в лучший — по североязыческим и двоеверческим представлениям — мир. Не зря название этого дня восходит к корню «рад», от которого происходит имя бога солнечного света у западных славян (и, вероятно, вятичей) — Радегаст, Радогощ.
Красный цвет — традиционный для древнеславянской символики цвет жизни, идущий от окраски крови. Поэтому праздник в честь жизни, продолжающейся даже сквозь смерть, естественно назван Горкой Красной. Радуница — праздник всенародный. Когда славяне перестали насыпать курганы, а стали класть мёртвых в могилы в ровной земле, на кладбище выходила вся деревня. На могилах прибирались, приносили еду — кутью, пироги, калачи, блины, сырники, крашеные яйца — и питьё — вино, пиво, канун (род браги) и т. д. Всем этим делились с Дедами — яйца, блины и прочие угощения крошили на могилах, поливали питьём…
По могиле катали яйца, которые ещё у древних европейцев было символом жизни и возрождения. Катание яйца с кургана (аналога Мировой Горы) символизировало зарождение вышними Богами душ в мире явьем. Бить эти скатившиеся родовы яйца на могилах предков — значило помогать Дедам возродиться в будущем, в новых поколениях.
После нескольких веков борьбы с многочисленными признаками двоеверия христианская церковь предпочла дать подобным ритуалам новые толкования («Христово яичко» на Пасху), которые согласуются (иной раз, правда, только внешне) со своими догматами.
Однако, не все древние ритуалы церковникам удалось состыковать с христианством. Например, скептическое раннехристианское отношение к женскому началу, унаследованное от традиции ближневосточных пустынь, породило немало конфликтов вокруг женских праздников, в том числе и близких к Красной Горке. Например, древнегерманский ночной сбор женщин (более старые и опытные советовали молодым, как найти жениха и обрести мужа) породил христианскую легенду о шабаше ведьм на горе Броккен (собственно, она же и есть Лысая, или Красная гора) в ночь с 30-го апреля на 1-е мая, накануне дня святой Вальпургии. При этом древний кельтский праздник выборов королевы Мая в эту же ночь, также связанный с идеей вечного продолжения рода и начала поры свадеб, особого неодобрения местного духовенства не вызвал. На Руси Красная Горка, когда уважили пробудившихся духов предков, также открывает сезон свадеб — у крестьян в это время основные полевые работы ещё не начаты, так что есть немного времени для гуляний … Но это, как говорится, уже совсем другая история.
Ермаков Станислав Эдуардович – соучредитель научно-исследовательского общества «Северный ветер», профильный специалист в области изучения нематериального культурного наследия.
Гаврилов Дмитрий Анатольевич (волхв Иггельд) – официальный представитель Совета Круга Языческой Традиции в Консультационном совете языческих объединений, член Pagan Federation International.
