Я (...) практикую славянское язычество с весны 2001 года. За это время я успел прочитать и осмыслить многое, так или иначе касающееся языческих верований славян и других народов, и, в итоге, пришёл к мысли о том, что я не могу практиковать славянское неоязычество том виде, в котором оно есть сейчас. Реконструкции этнической религии славян, существующие в настоящее время, для меня неприемлемы.
Следовательно, мне необходима иная, отличающаяся от них, реконструкция. Незадолго до мартовского полнолуния 2018 года я окончательно осознал, что мне нужно сделать для создания такой формы современного язычества славян, и как эта новая форма приблизительно будет выглядеть. (...)
Причина, по которой меня не устраивает современное славянское язычество, заключается в том, что оно, как это ни прискорбно, «славянским» может быть названо только с очень большой натяжкой. К славянской традиции и реальным верованиям наших предков всё это имеет довольно отдалённое отношение. И я говорю вовсе не только о «староверах-инглингах», «ракомольцах» и прочих фантазёрах — к сожалению, и у тех, кто пытается реконструировать славянское язычество (а не выдумать его) дела обстоят немногим лучше. Виной тому — три вещи.
Первая — скудость источников. Несмотря на то, что о славянском язычестве написаны многие тома научных исследований, мы в действительности знаем очень мало о вере наших предков. Особенно плохо сохранилось то, что является основой любой религии — представления о богах.
Позволю себе процитировать Максима Сухарева, довольно известного в неоязыческой среде исследователя и художника:
«Про славянские божества нам ДОСТОВЕРНО известно не так уж много. (…) Поскольку я занимаюсь исследованиями данного вопроса вот уже двадцать лет — я берусь судить. Таково, в общем и целом, состояние источников по славянской мифологии. Бесконечно можно переливать из пустого в порожнее, например, на тему того, был бог Хорс богом солнца или богом луны, был ли Сварог самостоятельным божеством неба, либо лишь одним из эпитетов Перуна, Мокошь — это то же самое, что Мать Сыра Земля или нет, и прочая и прочая... Наукой накоплены десятки доводов и контрдоводов, порою весьма остроумных, в пользу КАЖДОЙ из версий. Но, повторюсь, состояние источников таково, что большинство доводов — даже в пользу совершенно противоположных точек зрения — имеют примерно равную доказательную силу. То есть могло быть так, а могло быть и эдак»1
Вторая причина плачевного положения дел в славянском неоязычестве — опора на научные теории. Вполне естественно, что люди, стремящиеся возродить веру предков, обращаются к многочисленным научным трудам, посвящённым этой теме, и пытаются воссоздать славянское язычество на их основе — где ещё искать сведения о древней религии славян? Проблема в том, что в работах учёных содержатся не только факты, но и теории, гипотезы, а то и откровенные домыслы — и всё это, вместе взятое, закладывается в фундамент неоязычества. Естественно, возводимая на таком фундаменте конструкция имеет к религии славян отношение, скажем так, весьма опосредованное. Что вовсе не мешает современным «волхвам» с умным видом пересказывать теории, к примеру, Б.А. Рыбакова в стиле «а-ля рюс», выдавая их за «Веру Предков наших». «Древние славяне верили, что (...)» — и далее по тексту.
Хочу обратить внимание читателей на то, что автор этих строк вовсе не испытывает какой-то личной неприязни к покойному академику Б.А. Рыбакову. Напротив, я его уважаю за его вклад в историческую науку. Просто так сложилось, что именно работы Б.А. Рыбакова были, пожалуй, наиболее популярными и доступными научными трудами о верованиях древних славян на заре становления славянского неоязычества — и потому существенно повлияли на последнее. К сожалению, в книгах академика содержатся как явно спорные теории, так и откровенные «ляпы», благополучно унаследованные современным родноверием.
Приведу пару примеров. В современном славянском неоязычестве широко распространено мнение (почерпнутое из работ Б.А. Рыбакова), что Рожаницы — это Мать и Дочь, богини Лада и Леля.
Однако, пишет Л.С. Клейн, «Спутницы Рода Рожаницы ни разу в источниках не названы по имени и ни разу не сказано, что это мать и дочь»2
Кроме того, множество сведений о Рожаницах есть в славянской этнографии.
Это божества (или духи) судьбы, и их вовсе не обязательно две:
«Хорутанские словенцы не только в нижней Краине, но и в Каринтии, а вероятно и в других краях, остаются при уверенности, что всякий человек, как только родится, получает себе звезду на небе и свою Роjeницу на земле, которая прорекает ему судьбу. Вместе с тем они рассказывают, как мне самому случалось слышать, что чуть родится дитя, три или две Роjeницы входят в избу — Бог знает откуда и как, и определяют судьбу младенцу; их видит иногда родильница, когда они уже уходят, и если светит сквозь окно месяц, то в луче месячном видны ясно их радужные покровы. (…) У болгар Роженицы известны под именем Орисниц=оризниц. Эти девы-духи являются после рождения младенца — и предназначают ему судьбу его счастливую и несчастную. Их две или три; одна из них старшая, которая и произносит слово судьбы. Приходят они иногда и к взрослому человеку с предсказанием какого-нибудь счастия или несчастия. Всех их много; живут они в небе, всегда юны и прекрасны собою»3
Второй пример. В текстах славянских неоязычников можно найти упоминания о «славянских мифах», согласно которым бог Сварог подарил людям кузнечные клещи и установил моногамию.
Источник этих представлений — ошибочная трактовка академиком Б.А. Рыбаковым сведений из Ипатьевской летописи:
«И после потопа и после разделения языков начал царствовать сначала Местром, из рода Хама, после него Ермия, затем Феоста, которого и Сварогом называли египтяне. Когда царствовал этот Феост в Египте, в годы правления его упали клещи с неба, и начали ковать оружие, а до того палицами и камнями бились. Тот же Феоста закон издал о том, чтобы женщины выходили замуж за одного мужчину и вели себя воздержанно, а кто впадёт в прелюбодеяние, тех казнить повелевал. Поэтому и прозвали его бог Сварог. Прежде же женщины сходились с кем хотели, точно скот. Когда женщина рождала ребёнка, она отдавала его тому, кто ей был люб: «Это твоё дитя». Тот же, устроив празднество, брал себе ребёнка. Феост же этот обычай уничтожил и повелел одному мужчине иметь одну жену и женщине за одного мужа выходить, если же кто преступит этот закон, да ввергнут его в печь огненную. Того ради прозвали его Сварогом и чтили его египтяне»4
Эти «славянские мифы» к славянам никакого отношения не имеют, поскольку представляют собой перевод текста сирийца Иоанна Малалы, писавшего о египтянах и древнегреческих богах. В цитате выше жирным шрифтом выделены славянские вставки, всё прочее написал Малала. Подробнее об этом можно прочитать в статьях С. Каменева «Славянские вставки в переводе Иоанна Малалы и мифотворчество» и О.В. Кутарева «Древнерусский Дажьбог, сербский Дабог и греческий сын Гефеста Гелиос».
Однако проблема вовсе не исчерпывается укоренившимися в родноверии явно ошибочными теориями покойного академика. Проблема в том, что ложной может оказаться любая научная теория. Замена построений Б.А. Рыбакова на «более научные» ничего не даст.
Снова процитирую Максима Сухарева:
«(…) многие люди, начитавшись мал-мала «научного» по славянской мифологии, начинают критиковать современное родноверие за его новодел, подразумевая, что где-то там, на соседней книжной полке, может — есть нечто отличное от него, Достоверное. Надо только это нечто найти, прочитать, изучить... еще чуть-чуть и... Когда обнаруживается, что его — Достоверного — просто вообще НЕТ — многие ломаются. Уходят в православие, в «народную культуру» и прочее»5
Нет смысла менять шило на мыло. Глупо считать «верой славян» чьи-то теории — пусть даже самые что ни на есть научные и убедительные.
Третья беда славянского неоязычества — заимствования из родственных традиций. Проще говоря — выдача чужого за своё. В ситуации, когда сведений о вере предков очень мало, многие люди идут по этому пути, оправдывая себя рассуждениями об общих корнях, Кто-то реконструирует образы и функции богов, постоянно ссылаясь на индоевропейские параллели (классический пример такого подхода — книга Иггельда и Велемудра «Боги славян. Язычество. Традиция», но его используют и многие другие авторы — скажем, тот же О.В. Кутарев). Естественно, результат такой реконструкции представляет собой, по сути, очередную научную теорию — и не более того. Если же принять его на веру и применять на практике — получим некое абстрактное общеиндоевропейское язычество, выдаваемое за славянское.
Кто-то поступает проще — берёт неславянское язычество, вносит косметические изменения и называет результат «славянской верой». Очень много такого в творчестве Велеслава Черкасова — мантры-«колославы», майя-«маята» и прочий шиваизм «а-ля рюс». Я с глубоким уважением отношусь к шиваизму, но не вижу смысла выдавать его за славянское язычество.
Должен сказать, что многие ошибки славянских неоязычников — это и мои ошибки тоже. Было время, когда я считал подлинной «Велесову книгу» — в своё оправдание скажу, что тогда этого мнения придерживались очень многие неоязычники. Довольно долго я был в восторге от работ Велеслава — хотя один мой знакомый ещё в начале 2000-х годов сказал мне, что не видит смысла читать Велеслава, потому что его книги — это переложение индийских учений на славянский лад, и лучше уж тогда изучать индуизм. Было время, когда я сам, подобно «волхвам», пересказывал людям научные теории (хорошо хоть хватило ума не называть себя «волхвом») и практиковал религию, построенную на основе этих теорий. Разочаровавшись в родноверческом «мэйнстриме», я принял участие в проекте «Славянское новоязычество», ставящем своей целью создание более научной реконструкции славянского язычества. Но всё это в прошлом. Я увидел другой путь и хочу рассказать о нём.
Перед тем, как перейти к сути предлагаемого мной подхода, скажу несколько слов о том, как я понимаю сам феномен религии. Религия — это, прежде всего, связь между людьми и богами. Основа любой религии, её ядро — это представления людей о богах (отражающиеся в мифах — рассказах о божественных деяниях). Прочие её элементы (всё, что относится к сфере культа — обряды, праздники и т.д.) менее значимы (мне кажется вполне очевидным, что понимание того, к Кому ты обращаешься, куда важнее чем то, какую именно молитву ты при этом произносишь). Где-то между ядром (теологией и «высшей мифологией») и периферией (культом) находятся представления людей о духах (так называемая «низшая мифология») и об устройстве мироздания.
Несмотря на то, что взаимодействие с многочисленными духами — важная часть традиционной религиозной практики, я всё же полагаю, что почитание духов явно уступает по своей значимости почитанию богов (понятия «боги» и «духи» я использую в их современном значении, хотя прекрасно знаю, что в славянской традиции между ними не было чёткой границы — «богом» могли называть и Перуна, и лешего и даже священное изображение, о чём пишет, к примеру, Б.А. Успенский: «Так, в Рогачевщине (Дмитровского р-на Московской области) «ведро без дна, подвешенное над воротами двора», выступает в качестве «скотьего бога» (...)»6)
То же самое можно сказать и о картине мира — она, безусловно, важна, но, скажем, христианин — это всё-таки тот, кто почитает Христа, а не тот, кто, подобно христианам Средневековья, верит в то, что Земля — плоская.
Предлагаемый мной подход заключается в следующем — восстанавливая славянское язычество, необходимо отказаться от научных теорий и опираться только на достоверные факты. Везде, кроме периферии (культа).
Применив этот метод на практике, мы получим религию, которая в основе своей будет действительно славянской. (...)
Поясню, что именно я подразумеваю под отказом от научных теорий:
1. Отказ от использования данных этимологии. Любая версия происхождения того или иного имени бога (теонима) — не более чем чьё-то мнение. К примеру, этимологий имени «Семаргл» в науке насчитывается, если мне не изменяет память, около полутора десятков. Очевидно, что они не могут дать нам никакой достоверной информации об образе и функциях этого божества. Но даже если версия этимологии всего одна и считается в науке общепризнанной — нет никакой гарантии, что со временем не появится другая и не станет конкурировать с предыдущей.
2. Отказ от сравнительной мифологии. Поиски индийских, балтийских, германских и прочих параллелей — интересное интеллектуальное упражнение и не более того. Если нечто существовало у родственного славянам народа, это совершенно не означает, что у славян было то же самое. Мы можем предполагать это — но и только. Религиозная система, основанная на такого рода предположениях будет «сферическим конём в вакууме» — абстрактным общеиндоевропейским язычеством, имеющим к славянским верованиям очень косвенное отношение.
3. Отказ от калькирования «народного христианства». По сути своей, родноверческий «мэйнстрим» — это калька «народного православия». Образы богов — это образы «народно-христианских» святых, переделанные на языческий лад (к слову сказать, и «славянский родноверческий месяцеслов» — калька с православных святцев, правда, юлианские даты праздников, принятые в РПЦ, обычно заменяются на григорианские — без учёта расхождения между календарями). Эти представления родноверов основаны на научной теории о «замещении» языческих богов христианскими святыми, весьма распространённой в славистике. Предполагается, что почитание Велеса после христианизации слилось с почитанием св. Власия, почитание Перуна — с почитанием св. Ильи и так далее. Следует отметить, что некоторые современные исследователи не считают эту теорию истинной. Но, хотя скорее всего «замещение» действительно имело место, нужно помнить о том, что ложной может оказаться любая теория, а всё, что мы можем извлечь из образов «народно-христианских» святых — лишь наши предположения.
Приведу пример. В родноверческой среде широко распространено мнение (почерпнутое из трудов учёных) согласно которому, Перун «стал» после христианизации св. Ильёй. Когда мы пытаемся вычленить из «народно-христианского» образа св. Ильи языческие элементы, мы сталкиваемся с тем, что в некоторых случаях мы не можем определить, является ли та или иная черта христианской или языческой. Вот, скажем, его колесница — заимствование из Библии или индоевропейская архаика? Неизвестно. Или его связь с образом ворона, встречающаяся в заговорах — исконное это или наносное?
Взгляните на эти тексты:
««И летят тридевять воронов в восточную сторону на синее море и несут тридевять замков и тридевять ключев и стретит Илия милостивый: куды вы есте воронье полетели, куды есте вы замки и ключи понесли; полетели мы, св. Илия милостивый, и понесли мы те замки и ключи во святое море акиян отъ того р. б. и. И положим мы те ключи и замки во святом море акиане под бел-свят камень латырь...»; «По святому мору Окияну ездил святыи Илья, а несет человеческия кости во рте, а посылает скалы на небеса, а лихую порчю и студеное железо в землю. По святому же морю Окияну летаеть черной ворон, а несеть человеческия кости в роте, а посылаеть скалы на небеса, а лихую порчю и студеное железо в землю и подь каменую гору и во веки веком»»7. Похоже на язычество? Несомненно. Но вот что пишет об этом А.Л. Топорков: «Устойчивая ассоциация пророка Илии с вороном восходит к эпизоду Библии: Бог велел воронам приносить пищу пророку Илии, когда тот скрывался у потока Хорафа: «И вороны приносили ему хлеб и мясо поутру, и хлеб и мясо повечеру...» (3 Цар 17:6). Этот эпизод представлен в клеймах икон, посвященных Илии-пророку»8
Более того, даже когда мы находим в образе этого «народно-христианского» святого нечто, явно не имеющее отношение к каноническому христианству, мы не можем с уверенностью утверждать, что это нечто относится к образу Перуна. Хотя бы просто потому, что наш тезис «св. Илья — это Перун под маской христианского святого» изначально является лишь предположением. А ещё потому, что такие черты могут иметь христианское, но неканоническое происхождение (быть заимствованными из переводных апокрифов, ересей и т.д.). Наконец, они могут оказаться народным религиозным творчеством, созданным в период после христианизации. Казалось бы, уж в этом то случае — вот оно, искомое язычество. Какая разница, существовало или не существовало то или иное представление у славян до введения христианства, раз оно — народное? Можно взять его и отнести к наиболее близкому к св. Илье славянскому божеству — Перуну. Но простите, какое же это язычество, если изначально это народное творчество относилось к персонажу христианской мифологии? Оязыченное (то есть народное) христианство — да. Но не язычество.
В общем, я надеюсь, что моя мысль достаточно понятна. Восстанавливая основу славянской традиционной веры, нужно прекратить громоздить одно предположение на другое. Отказаться от теорий и опираться на факты. К слову сказать, в родноверческом «мэйнстриме» периодически можно услышать призывы «перестать выдумывать», обращённые к разного рода «славянским ведистам», «инглингам» и другим фантазёрам. Действительно, нужно перестать выдумывать — научные теории в том числе. Пусть этим занимаются учёные, в деле достоверного воссоздания славянского язычества нам от их логических построений мало толку.
Теперь скажу несколько слов о фактах, на основе которых следует реконструировать славянское язычество. Под таковыми я понимаю прямые свидетельства достоверных источников. В сборе такого рода сведений наука нам очень полезна.
Во-первых, она позволяет нам отделить достоверные факты от недостоверных — так, например, именно благодаря научным знаниям, мы точно можем сказать, что «Велесова книга» и «Славяно-арийские веды» — подделки. В спорных же случаях, я полагаю, разумнее отказаться от информации, статус которой неясен. Конечно, полагаясь на научную критику, мы можем и ошибиться — но именно этот путь даёт нам возможность получить максимально проверенные сведения. В противном случае — завязнем в многочисленных подделках и спорной (а то и откровенно ложной) информации из подлинных источников. Да, бывает и такое. К примеру, в ПВЛ волхвы заявляют воеводе Яну Вышатичу, что поклоняются Антихристу, который сидит в бездне. Вполне очевидно, что это утверждение абсурдно, и в данном случае верить источнику не следует (хотя можно предположить, что «сидящим в бездне Антихристом» христианский летописец или его информатор назвал какое-то хтоническое божество, почитавшееся язычниками). Отмечу особо, что вреден и гиперкритицизм — при желании можно объявить ложью любое сообщение любого источника, но какой в этом смысл? Следует придерживаться «золотой середины».
Во-вторых, почти вся существующая достоверная информация о славянском язычестве уже собрана учёными и содержится в их работах. Наша задача — отыскать её там и использовать в реконструкции веры предков.
Под прямыми свидетельствами я подразумеваю сведения, прямо вытекающие из источников и не допускающие альтернативных трактовок (либо делающие их крайне маловероятными).
Так, например, известная цитата из средневекового текста «О вдуновении духа в человека» («Вдуновение бессмертное нестареющее един вдымает вседръжитель, иже един безсмертен и непогибающих творец. Дуну бо ему {человеку} на лице дух жизни и бысть человек в душю живу. То ти не Род, седя на воздусе мечеть на землю груды и в том рожаются дети. И паки ангели (ангелами?) вдымаеть душю или паки иному от человек или от ангел суд бог предасть. Сице бо неции еретици глаголють от книг срачиньских и от проклятых болгар. О таких блядословцех пророк рече: «попел сердце их и персти хуже надежа их и бесчестнее кала житие их, яко не разумеша творца своего, создавшего их и вдохнувшего в них дух жизни и вложившаго душу действену. Всем бо есть творец бог, а не Род.»9) является прямым свидетельством веры наших предков в то, что Род связан с рождением детей.
К сожалению, из этих слов средневекового книжника не удастся извлечь больше информации.
Л.С. Клейн пишет:
«Текст допускает двоякое толкование. Либо здесь утверждается, что не Род, а бог, сидя на небе, мечет с него дождевые капли, и так происходит первичное зачатие детей, ибо бог есть творец всего. Тогда из отрицания («не Род») следует лишь, что у шатающихся в вере Род имел какое-то отношение к зачатию детей, и только. Либо отрицание в тексте охватывает целую ситуацию: Рода, сидящего на небе и мечущего дождевые капли для зачатия детей»10.
Перед тем, как перейти к рассмотрению видов источников, имеющихся в нашем распоряжении, очерчу границы предлагаемой реконструкции ядра славянского язычества.
Я намерен сосредоточиться на религии восточных славян (...). Данные источников, относящиеся к божествам южных и западных славян, будут рассматриваться только в том случае, если мы точно знаем, что это божество было известно славянам восточным. К примеру, словацкая легенда о Перуне войдёт в приводимый ниже свод сведений о богах, а информация о Свентовите, почитавшемся балтийскими славянами — нет. С другой стороны, я не ставлю своей целью возрождение веры, скажем, отдельно взятых кривичей или вятичей — поэтому конкретная территориальная привязка того или иного свидетельства для меня не существенна.
Безусловно, я понимаю, что, в славянской традиции (как и в любой другой) существовало множество локальных вариантов и те или иные представления вполне могут не иметь отношения к общеславянским (или общевосточнославянским) верованиям. Однако эти представления, по крайней мере, действительно существовали хоть у каких-то славян — чего нельзя сказать о любых теориях, предположениях и догадках учёных.
Что же касается временных границ — я буду использовать любые доступные мне достоверные сведения, вне зависимости от того, к какому именно веку они относятся. Я не считаю, что язычество славян перестало существовать после христианизации, — некоторые откровенно языческие верования и обряды дожили до наших дней.
Хочу также обратить внимание читателей на ещё один важный момент. Что это вообще такое — язычество? Полагаю, можно ответить на этот вопрос так: «народная вера, основанная на почитании сил природы».
В славянском фольклоре и этнографии есть много такого, что полностью соответствует этому определению. Почитание Матери-Земли, Воды, Огня, Солнца, Зари и т. д. — причём культовое почитание, с молитвенными обращениями и жертвоприношениями. Всё это делали люди, искренне считавшие себя христианами — но что это, если не язычество?
Кто-то скажет, что это почитание не богов, а сил природы, так называемый «анимизм». Но как отличить богов от сил природы? Имя греческого бога Гелиоса в переводе на русский язык означает просто «Солнце», имя индоарийского Агни — «Огонь», имена античной Эос и индийской Ушас — «Заря». Подобных примеров можно привести множество.
Кто-то скажет, что такого рода культы могут являться поздними по происхождению, в языческой Руси десятого столетия их могло и не быть. Это возможно. Но какая разница, когда они появились? Они не перестают быть языческими по своей сути, даже если и возникли в среде людей, считавших себя христианами. Нет ничего христианского в молитвах и жертвоприношениях силам природы.
Совсем наоборот — христианские проповедники считали подобные практики языческими и упорно боролись с ними:
«веруют (…) огневи, и камению, и рекам, и источникам, не токмо же то в поганьстве творяху, но и мнози ныне то творят крестьяне ся нарицающе, а дела сотонина творять (…) дружии верують в Стрибога, и Дажьбога, и Переплута, иже вертячеся и пиють ему в розе (…)»11
В предлагаемой реконструкции ядра восточнославянского язычества я не стану отказываться от данных фольклора и этнографии из-за того, что они «поздние». Именно благодаря этим сведениям адекватная реконструкция славянского язычества вообще возможна.
Теперь перечислю (и кратко охарактеризую) источники, имеющиеся у нас в распоряжении:
1. Памятники средневековой литературы (летописи, поучения против язычества, свидетельства иностранных авторов и т. д.). Информации о славянских богах в них крайне мало, но она всё же есть.
2. Археология. Данные археологии — пожалуй, наименее полезны в деле восстановления славянских представлений о богах. Причина проста — археологические находки, как правило, немы. Они мало о чём могут поведать сами по себе, а интерпретировать их, зачастую, можно очень по-разному. Чем учёные и занимаются. Однако нам, как вы помните, нужны факты, а не научные теории.
3. Фольклор и этнография. Основная масса имеющихся у нас сведений о богах наших предков содержится именно в этой области. К сожалению, далеко не все данные фольклора и этнографии пригодны для реконструкции славянских верований. Слишком многое было утрачено, слишком многое было искажено под христианским влиянием. Так, например, многие авторы высказывают мнение, что немалое число славянских мифов дошло до нас в виде волшебных сказок. По-видимому, это правда; но проблема в том, что мы до бесконечности можем гадать, кто скрывается под личиной, скажем, Ивана Царевича или Марьи Моревны.
Или другой пример — почти все существующие в современном родноверии представления о Яриле взяты из этнографии. Но добрая половина из них, в действительности, относится не к Яриле, а к «народно-христианскому» св. Юрию / Егорию, которого сближают со славянским богом на основании созвучия имён и свидетельства П. Древлянского о весеннем Ярилином празднике в Белоруссии. Книга Древлянского, откуда взяты эти сведения, признана недостоверным источником, а образы христианских святых не могут нам дать ничего, кроме предположений.
Надеюсь, я сумел объяснить суть предлагаемого подхода достаточно понятно. Теперь скажу несколько слов о том, как я вижу процесс реконструкции восточнославянского язычества на основе этого метода.
Сначала следует собрать сведения о ядре религии — представления о славянских богах (и мифы о них). (...) Разумеется, я вовсе не претендую на полноту и всеохватность — я намерен просто свести в один свод известные мне достоверные данные (да и то — не все, а, на мой взгляд, важнейшие). При этом я буду стремиться избегать любых собственных интерпретаций (и тем более — выстраивания теорий).
Я понимаю, что мифов о богах сохранилось очень мало. Однако я считаю, что для реконструкции религии представления о функциях и образах богов намного важнее. В Древней Греции, например, мифов было множество — но таких, что мудрейшие из эллинов — Пифагор и Платон, отказывались в них верить.
«Иероним Родосский повествует, как Пифагор спустился в Аид и как там он увидел души Гомера и Гесиода, искупающие то, что они погрешили устами против богов»12
— пишет Мирча Элиаде в «Истории веры и религиозных идей».
Платон в своих «Законах» утверждает:
«Кража чужой собственности — поступок неблагородный, а грабёж — бессовестное дело. Никто из сынов Зевса не прибегал, для собственного удовольствия, ни к тому, ни к другому ни путём обмана, ни путём насилия. Стало быть, никто не должен дать себя убедить и обмануть ни поэтам, ни другим сочинителям басен, утверждающим, будто можно пренебрегать этими вещами: нельзя, совершая кражу или насилие, считать, что в этих поступках нет ничего позорного, на том основании, что так поступают и сами боги. Это далеко от истины и неправдоподобно. Нет, кто поступает так беззаконно, тот не бог и не сын бога»13
Тем не менее, оба они не перестали быть язычниками — несмотря на своё отрицание мифологии. Поэтому и я полагаю, что утрата большей части мифов не является непреодолимым препятствием для возрождения славянского язычества.
Я также понимаю, что о некоторых божествах мы не знаем ничего (или почти ничего) достоверного. Таковы, к примеру, Семаргл и Переплут. Думаю, что в этой ситуации нам, вместо того, чтобы плодить бесконечные научные и околонаучные домыслы, следует опереться на то, что на Западе называют UPG — непроверяемый личный гнозис (unverified personal gnosis). То есть на мистический опыт разного рода духовидцев, информацию, полученную ими непосредственно от богов и духов. Конечно, верить в чей-то UPG никто не обязан, и пройдёт много времени, прежде чем чьи-либо озарения станут более-менее общепринятыми. Но любая живая религиозная традиция развивается именно так — а вовсе не посредством изучения научных трудов. Ну и, разумеется, никто не мешает нам почитать божество, даже если мы не знаем о нём ничего, кроме имени. Просто не нужно пытаться спрятать своё незнание за выдумками и предположениями.
После сбора сохранившихся славянских представлений о богах наступит черёд сбора сведений о картине мира (устройстве мироздания, представлениях о душе и посмертии и т.д.) и духах. Здесь, я считаю, следует применять тот же метод — отказываться от теорий и опираться на факты.
Что же касается религиозной периферии — обрядов, календаря и т.п., то в этой сфере я считаю допустимым не только использование научных и околонаучных реконструкций, но и личное творчество. Проще говоря, по-моему мнению, здесь можно даже всё выдумать самим — лишь бы работало. Нужно сказать, что некоторое количество достоверной информации на эту тему в имеющихся у нас источниках всё же есть — просто, насколько я могу судить, её слишком мало, чтобы суметь полностью обойтись без теорий и собственных экспериментов. Конечно, не стоит при этом, заниматься плагиатом — заимствовать календарь у православных, как это делают родноверы, или, скажем, ход обряда у древних римлян. Это будет глупо выглядеть.
Естественно, все перечисленные выше этапы реконструкции вовсе не обязательно проходить последовательно. Они могут быть параллельными направлениями деятельности; к тому же, учитывая большой объём сведений и их разрозненность, придётся затратить очень много времени для того, чтобы получить более-менее полную картину. (...)
20.03.2018
Мирослав (Курганский)
1Сухарев М. О реконструкции славянской мифологии и славянского язычества. Источник
2Клейн Л.С. Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества. Санкт-Петербург: Евразия, 2004.
3Срезневский И.И. Роженицы у славян и других языческих народов. Москва, типография Александра Семена, 1855.
4«Повесть временных лет», Ипатьевская редакция, 6622 (1114) год, пер. О. В. Творогова. Источник
5Сухарев М. О реконструкции славянской мифологии и славянского язычества. Источник
6Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М., Изд-во Моск. Ун-та, 1982.
7Топорков А.Л. Ворон в русских заговорах: между мифологией, фольклором и книжностью // Slavica Svetlanica. Язык и картина мира. М., 2013.
8Топорков А.Л. Ворон в русских заговорах: между мифологией, фольклором и книжностью // Slavica Svetlanica. Язык и картина мира. М., 2013.
9Цит. по: Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М.: Наука, 1981.
10Клейн Л.С. Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества. Санкт-Петербург: Евразия, 2004.
11Слово св. Григория (Чудовский список). Цит. по: Грузнова Е.Б. На распутье Средневековья. Языческие традиции в русском простонародном быту (конец XV–XVI вв.). Санкт Петербург: СПбГУ, 2012.
12История веры и религиозных идей. В 3 т. Т. 2. От Гаутамы Будды до триумфа христианства. М., Критерион, 2002.
