Некоторое время назад Максим Сухарев прислал мне в переписке несколько народных поверий об Илье пророке:
«Сила Ильи-громовержца столь велика, что её приходится сдерживать: Бог возложил на голову Ильи камень в 40 десятин (орлов.), сковал ему одну руку и ногу (карпат.); сестра Ильи Огненная Мария скрывает от него день его праздника, иначе он от радости побьёт молниями весь свет (серб.); у св. Ильи есть только левая рука; если бы он имел обе руки, то перебил бы всех дьяволов на земле (банатские геры)».
И удивлялся, почему я от этой живой образности отказываюсь. Поэтому я и решил написать эту заметку.
Безусловно, такого рода поверий в народной культуре — множество. Мы можем исследовать их и попытаться определить, какие из них взяты из Библии и прочей христианской литературы (включая апокрифы), а какие — являются самобытным славянским пониманием образа библейского Ильи. Вопрос в том, что нам с этим самобытным пониманием дальше делать? Я вижу три варианта:
1. Метод родноверов. Объявить эти элементы образа Ильи — пережитками языческого почитания Перуна и приписать их Перуну. Однако (вопреки распространённому мнению) у нас нет внятных оснований считать выделенные нами славянские элементы образа «народно-христианского» св. Ильи пережитками культа Перуна. Мы в действительности не знаем, имеют они отношение к Перуну или нет.
Родноверы полагают, что культы славянских языческих богов после христианизации слились с культами христианских святых. Однако мне известен лишь один достоверный пример такого слияния — отождествление Велеса / Волоса и Микулы (по-видимому, св. Николая) из свидетельства Е. Барсова (я его цитирую в комментариях здесь) Всё прочее — предположения.
Если даже культы богов и христианских святых действительно слились, то результатом этого слияния стало не переименование богов в святых (как это обычно представляют себе родноверы), а появление сложного сплава из элементов разных культур (языческой и христианской). В народных культах святых — масса всего христианского. Разделить этот (гипотетический) сплав невозможно. Потому что во многих случаях мы не сможем определить, относился ли первоначально тот или иной элемент к образу языческого бога или христианского святого, или к ним обоим сразу, или же к новому образу, возникшему в результате их соединения — т. е. к «народно-христианскому» образу святого.
Поэтому, если просто выбросить из, к примеру, «народно-христианского» культа Ильи пророка всё очевидно христианское и переименовать Илью в «Перуна», то образ Перуна мы не получим. Получим всё того же «народно-христианского» св. Илью — только дехристианизированного.
Более подробно эта тема разбиралась ранее, в заметках «О способе реконструкции славянского язычества», «О богах и святых», «О богах и святых. Продолжение».
2. Метод участников «фольклорного движения». Ничего не трогать, оставить всё как есть, молиться этнографическому Илье-пророку. Сами понимаете, язычеством это не будет.
Первые два варианта — очевидно, неприемлемы. По крайней мере, для меня. Но есть и ещё один:
3. Третий путь. Вырвать эти элементы из народного образа св. Ильи и сконструировать из них собственный образ «народного громовержца». У нас его использует Максим Сухарев — см. его текст о «славянском боге весны» — там, в сущности, это и делается (с некоторым усложнением — образ «бога весны» конструируется из элементов нескольких образов святых, которых Максим считает вовсе не святыми, а персонификациями праздников). Более того — то же самое (не осознавая того) делал и я сам, когда предлагал культ Дней недели. Два божества из этого ряда отождествлялись в народе с христианскими святыми — Параскевой и Анастасией.
Собственно говоря, этот способ я сам уже предлагал ранее: «Да, в народных культах святых есть языческая составляющая (причём, как славянская, так и неславянская). Но есть и христианская — как каноническая (имена, сюжеты житий, иконография), так и неканоническая. Мы, конечно, можем вычленить из народных культов святых языческую суть. Но называть получившиеся образы именами богов древних славян — неправильно, я считаю. Это, по сути, обман и самообман. Неизвестно, сколько они в действительности имеют общего с дохристианскими культами — и, учитывая скудость наших сведений, узнать это вряд ли удастся. Честнее было бы в такой ситуации не называть очищенные от христианства народные образы святых именами древних богов, а дать им новые имена (или использовать в качестве таковых какие-нибудь эпитеты из народной традиции)».
И, вроде бы, всё логично. Если мы строим наше (ново)язычество на этнографической базе и для нас важно не происхождение (которое мы во многих случаях просто не сможем определить), а языческая суть — то в использовании «народно-христианских» образов святых в качестве «строительного материала» нет ничего зазорного. Мы можем сделать из Ильи-пророка «народного громовержца» (правда, не очень понятно — зачем, ведь у нас есть довольно много сведений о Перуне — см. текст «Перун»), превратить св. Юрия в «бога весны» и «волчьего пастыря», Василия Кесарийского — в «свиного бога», святых Кузьму и Демьяна — в «ремесленного бога» (или даже богиню — ср.: «Матушка, Кузьма-Демьян! Скуй нам свадьбу крепко-накрепко (…)») и т. д.
Вопрос в том — имеет ли всё это смысл? Я вижу здесь две проблемы. Об одной из них я уже говорил ранее: «(…) честный подход – отказаться от этих предположений и претензий на древность, и просто давать таким образам другие имена. Впрочем, сомневаюсь, что заниматься этим имеет смысл – потому что тогда возникает закономерный теологический вопрос – КТО всё же стоит за этими образами? Языческие боги древних славян? Языческие боги эпохи «народного христианства»? Или всё-таки христианские святые?» (см. здесь). Теология, конечно — область недоказуемого, но подумать об этом всё же стоит, я считаю. Кстати говоря, этот же вопрос имеет отношение и к народным культам Земли и Солнца. Дело в том, что, по мнению некоторых учёных, исторической основой первого из них является Богородица, а второго — Христос.
Вторая проблема — по этой же логике («важно не происхождение, а языческая суть»), мы должны поставить во главу нашего «этнографического» пантеона христианского Бога. Ведь в его народном образе (так же, как и у святых) масса всего нехристианского, да и имя его — вполне славянское. Готовы ли вы к этому? Я, пожалуй, ещё не готов. Так же, как и к поклонению дехристианизированным христианским святым, вне зависимости от того, как мы будем называть, к примеру, того же св. Илью — «Перуном» или «народным громовержцем».
Таким образом, у нас есть два пути создания славянского (ново)язычества. Первый — конструировать его из сохранившихся ошмётков древнеславянской религии, затыкая дыры научными гипотезами. Поскольку дыр куда больше, чем ошмётков, состоять такая конструкция будет, преимущественно, из предположений. Второй — опереться на единственную доступную нам базу — «народное христианство». В этом случае мы получим на выходе почитание (дехристианизированных) христианского Бога и святых, то есть, видоизменённое, но всё же «народное христианство».
Это, конечно, две крайности. Но в основе любой существующей формы славянского неоязычества (исключая «инглиизм» и прочие откровенные фантазии) лежит один из этих методов. Или оба сразу — как в «классическом» родноверии.
