Начну с цитаты из одного старого поста Максима: «смотрите, как принято думать: «боги» – это нечто величественное, мирового масштаба, в отличие от разного рода «духов». Я же утверждаю, что никаких «духов» нет. В славянской мифологии ВСЕ духи, независимо от масштаба деятельности и сферы влияния, выступают под одним родовым именем – «боги»». [Отказ от деления сверхъестественных сил на богов и духов.]

В отношении славянской мифологии Максим, по всей видимости, прав. Термин «бог» у наших предков действительно имел много значений. Впрочем, для нас это не меняет ровным счётом ничего — в нашем современном языке «боги» и «духи» это разные понятия. И разница между ними заключается, прежде всего, в масштабе деятельности. Боги — немногочисленны и могущественны, духи — бесчисленны и намного слабее богов. Бог может иметь много эпитетов / ипостасей, но при этом в своей сфере влияния он (как правило) — единственный в своём роде.

Однако, когда мы занимаемся конструированием образа и культа Огня из сохранившихся в славянской этнографии и фольклоре сведений, мы сталкиваемся с серьёзной проблемой. Проблемой интерпретации источников.

«Говорится в бане на угли. Батюшко ты, царь огонь, всемя ты царями царь, всеми ты огнями огонь, будь ты кроток, будь ты милостив; как ты жарок и пылок, как ты жгёшь и палишь в чистом поле травы и муравы, чашши и трушшобы, у сырого дуба подземельныя коренья, семьдесять семь кореньев, семьдесять семь оторослей, такоже я молюся и корюся тебе-ка, батюшко, царь огонь, жги и спали с раба Божия (имя рек) всяки скорби и болезни, уроки и призоры, страхи и переполохи (…)». [Майков Л. Н. Великорусские заклинания. — С.-Петербург, 1869. Стр. 98]

В этом широко известном тексте, очевидно, обращаются к Огню — богу, Огню — космической стихии (иначе невозможно объяснить то, что Огонь, находящийся в бане, одновременно является тем Огнём, который жжёт и палит «травы и муравы, чашши и трушшобы, у сырого дуба подземельныя коренья»). Но этот Огонь — «всем огням огонь», что подразумевает наличие и других огней. Сравните схожее: «И есть зеленой огонь в море, всем огням царь, жжет и палит отпадшую нечистую силу дияволов, еретиков и колдунов и всех людей; так бы их от моего стада скота жгло и палило». [Майков Л. Н. Великорусские заклинания. — С.-Петербург, 1869. Стр. 116]

Перед нами — не противоречащие друг-другу версии, ведь Огонь и огни упоминаются в одних и тех же текстах. Но кто эти другие огни? Божества низшего ранга, как ветры по отношению к старшему из них? Сравните: «По русским верованиям, В. много, но главных — четыре (соответственно четырем сторонам света); они «сидят по углам земли», старший среди них называется «вихровой атаман»: ему повинуются все остальные, он же посылает В. и вихри дуть туда, куда захочет». [Славянская мифология. Энциклопедический словарь. Источник] Духи? Тексты не дают нам ответа на этот вопрос.

С. В. Максимов в своей книге «Нечистая, неведомая и крестная сила» приводит две народные легенды, в которых речь идёт, очевидно, об огнях-духах:

«Зажглись на чужом дворе два огня и стали между собою разговаривать:

— Ох, брат, погуляю я на той неделе! — говорит один.

— А разве тебе плохо?

— Чего хорошего: печь затапливают — ругаются, вечерние огни затепливаются — опять бранятся…

— Ну, гуляй, если надумал, только моего колеса не трогай. Мои хозяева хорошие: зажгут с молитвой и погасят с молитвой.

Не прошло недели, как один двор сгорел, а чужое колесо, которое валялось на том дворе, осталось целым».

«Подобная легенда известна и малороссам, с той разницей, что огонь недоволен был хозяйкой за то, что она заметает его грязным веником и ничего не подстилает, ничем не укроет (не сгребет на плошку и не спрячет в печь). «Она, может быть, исправится», — советовал другой огонь, у которого хозяйка была добрая — всегда, бывало, его перекрестит и сбережет. Сошлись опять оба огня у той же плохой хозяйки. — «Ну, что, поправилась?» — «Нет, сегодня же сожгу ей избу». Услыхала угрозу сама виновная и тотчас же сгребла уголья в загнетку и стала потом всегда делать так, т. е. загребать огонь особым веником, а отнюдь не тем, которым метут полы, всеми мерами стараясь избегать дотрагиваться до огня ножом или топором, или говорить про огонь что-либо бранное или неприличное и т. п.»

Возможно, огни низшего ранга из цитированных выше заговоров — это огни-духи. А возможно — не они (или не только они).

Те осколки народной традиции, из которых мы собираем своё неоязычество, представляют собой, по большей части, тексты. Записи, сделанные когда-то этнографами и фольклористами. А тексты очень часто допускают много вариантов интерпретации. И когда мы встречаем неоднозначный текст, нам приходится думать, что с ним делать. Наш выбор, на самом деле, невелик:

Мы можем выбрать ту интерпретацию, которая кажется нам наиболее вероятной. Именно так (как правило) поступают учёные, пишущие научные о труды о славянском язычестве. На том стоят и многие славянские неоязыческие «конфессии» (то же «классическое» родноверие, например). Однако нужно осознавать, что любая выбранная нами интерпретация не только может быть оспорена другими людьми, но и может оказаться неверной (что, сами понимаете, намного хуже). Человеку свойственно ошибаться. И если мы пойдём по этому пути, «славянскость» нашего неоязычества окажется под большим вопросом. Факты — это одно, наши предположения (сколь угодно хорошо обоснованные) — это совсем другое.

Мы можем стремиться опереться на твёрдое и просто отбрасывать тексты, не позволяющие однозначно их интерпретировать. Здесь мы тоже можем ошибиться, конечно, приняв неоднозначные тексты за однозначные. Однако ошибаться мы будем меньше, чем если позволим себе считать свои интерпретации истиной. И получим набор максимально достоверно славянских элементов, из которых мы сможем конструировать свою религию. Однако круг наших источников очень сильно сузится. А у нас и без того с источниками дела обстоят так себе…

К примеру, из всех тех сведений об Огне, которые я собрал здесь, большую часть придётся просто выбросить. Останутся, пожалуй, только два заговора, процитированных выше. Потому что из контекста остальных свидетельств неясно, идёт ли в них речь об Огне — боге, огне — божестве низшего ранга (гипотетическом) или об огне — духе. Следовательно, для создания образа славянского неоязыческого бога огня они непригодны. Если мы, конечно, хотим, чтобы этот образ был настолько достоверным, насколько это возможно.

Схожая ситуация возникает, когда мы собираем сведения об Отце-Небе и Месяце. Дело в том, что в народной традиции параллельно представлениям, согласно которым есть один Месяц и один Отец-Небо, существуют и другие — о двенадцати братьях-месяцах и нескольких небесах. Соответственно, когда мы видим в источнике слова «месяц» и «небо» это ещё не означает, что речь обязательно идёт именно о тех Месяце и Небе (единственных в своём роде), чьи образы мы пытаемся собрать из осколков традиции.

Можно найти и другие примеры. Однако, сейчас я не буду их рассматривать и предложу вам, уважаемые читатели, ответить на один вопрос. Какой способ создания славянского неоязычества, по вашему мнению, лучше?

Интерпретировать имеющиеся сведения на свой лад? Всё, что вы создадите таким образом, будет спорным и недостоверным. Вам, конечно, никто не запретит считать свою конструкцию более научной, чем конструкцию соседа, никто не запретит искренне верить в то, что у вас (в отличие от соседа) есть Глубина. Но по факту и у вас и у соседа будет псевдославянское неоязычество. Состоящее, по большей части, из ваших личных мнений (или мнений каких-то учёных, с которыми вы согласны), но почему-то называемое «славянским».

Стремиться избежать интерпретаций и опереться на твёрдое? В этом случае твёрдого — достоверных сведений, не допускающих различные интерпретации — может оказаться слишком мало, чтобы создать какую-то внятную религиозную систему.

Поиск

Журнал Родноверие