Перун

Перун — бог неба.

1. «(…) в одной рукописи Погодинского древлехранилища, принадлежащей XV веку, на вопрос: «колико есть небес?» встречаем такой ответ: «Перун есть мног»»1.

Перун — бог-громовержец.

1. «Намъ не разъ приходилось слышать такое объясненie происхожденiя грома и молнiи. Перунъ держитъ въ рукахъ два чрезвычайно громадныхъ жернова, третъ ими и ударяетъ одинъ о другой; тренiемъ и ударами онъ производить громъ и извлекаетъ молнiю, подобно тому, какъ извлекаютъ искры, ударяя сталью о кремень. Осколки жернововъ, отскакивающiе при ударахъ, летятъ на землю и поражаютъ, какъ стрѣлы».

2. «- Знаєте, хто то Перун?

- Хто?

- Перун метай блискавками, прав громами. А як уже ги добре змучится, то злізе з хмар, ляже си на зеленім моріжку перед тими каменями, по яких бубнив блискавками, і відпочиват.

Раз прийшов туда з свойими слугами, такой людьми, лишив їх, а сам більше ни показувався туди. Люде ходили дивитися на тото Перунове каміння і його слуг, що там сиділи, носили їм всякі дари»3.

3. «Вера в могущество Перуна и в кару за его неуважение отражена в быличке, записанной в 1975 г. от 80-летнего жителя дер. Лелюши Доминика Ракутиса. Он рассказывал о временах крепостного права. Когда барин по имени Норкун гнал баб на барщину в поле, надвинулась большая туча. Надменный барин крикнул богу4: «Ты Перун, я Норкун», — и выстрелил в нее из ружья. Тотчас грянули гром и молния и его конь был убит. Барин очень испугался, прекратил бить своих крепостных плетью и учредил праздник Перуна (Судник 1979: 230)»5.

4. «Апокрифическое сочинение «Беседа трех святителей» («Слово св. Григория Богослова, Василия Кесарийского, Иоанна Златоуста»), известное в переводе на славянский уже для XI в., состоит из ряда разнохарактерных вопросов и ответов на них. На вопрос: «Отъ чего громъ и молния сотворено бысть?», в разных рукописях «Беседы» даются различные ответы, например: «Гласъ Господень въ клесниць огненной утвержденъ и ангела громная приставлена» (ср. в другом апокрифе, «Вопросы, от скольких частей создан был Адам», тесно примыкающем к «Беседе»: «Громъ есть оружие ангельское. Ангелъ Господень дьявола гонит. А молния суть одежда архангела Нафанаила»). Один из вариантов таков: «Иванъ рече: отъ чего громъ сотворенъ бысть? Василий рече: два ангела громная есть; елленский старецъ Перунъ и Хорсъ жидовинъ, два еста ангела молниина»»6.

5. «Сего же ради людие, тогда невегласи, сущим богом окаяннаго того нарицая и Грома его, или Перуна, рекоша, руским бо языком гром перун именуется»7.

6. «Обращаясь от старинных памятников к свидетельствам живого языка, находим, что в польском языке piorun доселе употребляется в смысле молнии и громового удара (сравни рус. выражение: «метать перуны»), piorunek — громовая стрелка — то же, что у истрийских хорватов переница, в Курляндии Perkuhnstein, Perkuhnakmens; у словаков peron — гром, а молнию они называют Паромовой стрелою. (…) В Псковской губ. и Белоруссии еще теперь слышатся клятвы: «сбей тебя Перун!», «каб цябё Перун узяв, или: треснув!», у словаков: «Parom te trestal (metal, zabil, wzal); Peron te zabil; aby ich Paromowa strela; Peronowa strela te zabila; (...)»»8.

7. «Как ипостась и орудие Перуна выступает огонь, пламя: «p'arún это пламя, огонь. (…) как даст p'arún огнём, то, бывает, хату или дерево запалит, нужно кислым молоком лить на огонь, чтобы потушить»»9.

Перун управляет дождевыми тучами.

«Перун-Перуне10!
Помоги, божа,
Хмару отогнати,
Да за тыя лясы тёмныя,
Ды за тыя горы высокия».

Эту песню пели для отгона тучи во время жатвы белорусские переселенцы в Сибири в XX столетии. Её исполняет (и рассказывает о том, где и при каких обстоятельствах он её услышал) Михась Басяков в документальном фильме «Рух зямли» (1999). Просмотреть отрывок можно здесь:

{youtube}_-oSObkP7YI{/youtube}

Перун поражает злого духа (чёрта).

1. «Чорт быў ростам з чалавека. Знешне нагадваў ваўка, але ў гэтага былі рогі і капыты, і хвост. Звычайна жыў у нізе дуба або ў балоце. Чорт вельмі баяўся Перуна і ўсюды хаваўся ад яго. Напрыклад, пад дрэвамі. І тады Перун накіроўваў стрэлы на дрэва. Таму нельга хавацца ў час маланкі пад дрэвамі. Чорт заўсёды шкодзіць людзям. І яны яго вельмі баяцца»11.

2. «Напримѣръ отъ Перуна, бога небеснаго огня (слѣдовательно, родственника домового), — бога, какъ говорятъ лѣтописи, нѣкогда главенствовавшаго на славянскомъ Олимпѣ, — отъ этого громоноснаго и дождящаго бога сохранилось очень немного. Перунъ убиваетъ, посылая свои каменныя стрѣлы въ клубахъ огня; стрѣлы убиваютъ, а огонь сожигаетъ. Свои удары онъ направляетъ болѣе всего на чорта; а чортъ любитъ прятаться во время грозы подъ деревомъ, поэтому опасно становиться подъ деревья, чтобы укрыться отъ дождя: вмѣсто чорта Перунъ можетъ убить человѣка. При громѣ и молнiи надо креститься, чтобы отогнать отъ себя чорта»12.

В обоих свидетельствах слово «чёрт» употребляется в единственном числе. Однако чертей, согласно народным верованиям, много, и есть подтверждения того, что от грома страдает не один-единственный злой дух:

«На вопрос — бывают ли у чертей жёны и дети — белорус отвечает утвердительно: (…) «Их жа, бач, кольки ё! А их жа й Пярун бъе!» (…) «Ого! Их ба ня стольки було, коли б ня бив Перун. А то яны, за зиму наплодютца, а летом Перун поўбиваа»»13.

«Чэрці не паміраюць, а іх можа забіць толькі гром, грома яны баяцца. (…) Некаторыя кажуць, што чэрці паміраюць ад грому, але хто ведае, чаго ж баяцца чэрці. (…) Чорта няльзя ўбіць, ён памірая ад грому»14.

Поэтому я считаю крайне маловероятным, что наши предки думали, что бог-громовержец всегда пускает свои стрелы в одного и того же чёрта.

Перун поражает змеев

1. «Паміж Коўткава, паміж Гогалеўкі i ад Віркаў недалёка ёсць пры старадарожжы, на Ігры, Змяёў камень, з вакном i з дзвярамі. Старыкі казалі, щто калісь-то даўно ў гэтым камені змей жыў, з адной галавой, у вобліччы чалавеччу, i гаварыў так, як чалавек. (…) Ну, дык ён пераляцеў цераз вазяро, а пярун у трэці ўдарыў, у лясу ўжо, саўсім з берагу, з поля зляцеўшы. I ўбіў яго. I трое сутак дождж іщоў пасля таго, пакуль яго найшлі. (…) Ну, найшлі i закапалі яго. Так дождж i паціх. Але цераз суткі апяць ён на версе. Так узнова дождж i пайшоў. I грамоты бальшыя: пярун уцяшаецца, пярэць у яго нежывога, — каб не джыў15. Хавалі яго гэтак разоў з тры ці з чатыры. Дык усё на версе. I як выйдзець, так сажнеў на колькі i цягнець усё ў той бок, дзе яго хата, усё пацягуець далей. Старыкі кажуць, щто каб пагода пастаяла, дык ён аджыў бы. Ну, а бог міласлівы так даваў, што сычас нацягнець хмара, i грамоты, i дажджы дужа пойдуць, i перуны паляць у яго»16.

2. В «Белорусском сборнике» Е.Р. Романова есть три сказки («Степан — великий пан», «Пан Копичинский» и «Попелышка»)17. Они схожи по сюжету с известной русской сказкой о Кузьме Скоробогатом, но в конце каждой из них присутствует мотив убийства громовержцем змея («Степан — великий пан»: Гром и Молния убивают Змея Горымца и Змею; «Пан Копичинский»: Гром — Змея; «Попелышка»: Гром и Молния — Ужа).

Перун карает неправедных людей

1. «Калі загрыміць гром, то мужыкі — і старыя, і малыя — ляцяць стралою па сваіх хатах, прыгаворваючы: «Ай, Пярун заб'е!» На іх думку, гэта Пярун (бог) раз'язджае па небе і дзе ўбачыць, што людзі твораць беззаконне, разбівае скалы і праз гэта пускае на зямлю агонь-маланку. Акрамя таго, кажуць: «Гэта Пярун пускае стралу з неба». Таму і ў будынках, куды яна скіруецца, шчыліны дакладна такія, якія бываюць ад стрэл. Зрэшты, яны не вераць, што гэты агонь (маланка) мае такую ж сілу, як агонь звычайны. Гэта толькі напамінак чалавеку пра яго абавязкі перад Богам. (Эгилевский, с. 42.)»18

Перун карает за осквернение хлеба

1. Л.С. Клейн в своей книге «Воскрешение Перуна» пишет: «Рассказывая сказки, уважение к хлебу словаки, болгары, русские, немцы утверждают ссылкой именно на наказание от Ильи. Когда-то хлебный колос по всему стеблю шел, снизу доверху, но какая-то женщина подтерла обмаравшееся дитя пучком колосьев (или куском хлеба). В наказание Св. Илья (или Бог) провел рукой по стеблю, обдирая зерна — и вовсе бы оставил растение без зерен, да собака взмолилась хоть на ее долю оставить. На том Илья и задержал руку. Вот почему колос теперь небольшой — только на самой вершине стебля (Афанасьев 1865, I: 434, 482; и др.). В словацкой песне на тот же сюжет сохранился предшественник Ильи в функции носителя возмездия — бог Паром (Перун):

Бог Паром за облаками
Видит это, преисполнен гнева.
Внезапно он метнул молнией в ее чело,
Тотчас с ребенком она окаменела»19.

Привожу здесь полный текст этой словацкой песни:

«Neďaleko od Trenčína
pri Uhrovci je dolina,
keď cez ňu ľudé kráčajú,
dubkom im vlasy vstávajú.
Medzi dvoma potokama
stojí strašná skala sama,
má ľudskú tvár i postavu,
ruky, nohy, oči, hlavu.
Popri nej kameň na zemi
jako dieťa zavalený.
Za starých časov Cigánka,
kterej meno bolo Ratka,
niesla tam dieťa na ruce,
nemala plienky, onice.
„Ha, bodaj ťa, ty potvora,
jasná strela paromová!“
Vtom shodí batoh so seba
s pecňom jačmenného chleba,
z chleba kusy odlomila
a fagana očistila.
Buoh Parom za oblakami
uvidí to nahnevaný:
Tresk! zahrmí jej do čela,
hneď i s deckem skamenela,
že božieho daru, chleba,
tak užila, jak netreba.
Dieťa nevinuo pre hriech ten
čaká tu až na súdny deň,
robí niekedy aj divy,
chráni priesadku od zimy.
Ale Ratka u tej rieky
bude skalou až na veky»20.

Мой перевод: «Недалеко от Тренчина при Угровце есть долина, когда через неё люди шагают, дыбом их волосы встают. Между двумя потоками стоит страшная одинокая скала, у неё человеческое лицо и облик, руки, ноги, глаза, голова. Рядом с ней камень на земле, как дитя прижимается. В старые времена цыганка, которой имя было Ратка, несла там дитя на руках, не было у неё пелёнок (...) «Ха, порази тебя, ты, чудовище, ясная стрела паромова!» Затем она сбросила с себя походный мешок с буханкой ячменного хлеба, от хлеба куски отломила и поганое очистила. Бог Паром за облаками видит это, разгневанный: Треск! Ударил ей в лоб, сразу же с ребёнком она окаменела, за то, что божий дар, хлеб, так использовала, как не должно. Дитя невинное за грех тот ждёт тут Судного дня, иногда творит чудеса, хранит саженец от холода. Но Ратка у той реки будет скалой вечно»21.

Следует отметить, что в комментариях к публикации указано, что эта песня — новодел, а аргументировано это её схожестью с прозаическим преданием Алоиза Меднянского («Je to nová umelá skladba, a nie ľudový text. Súvislosť s prozaickým podaním Alojza Mednyánszkeho (porov. vyššie) je nápadná.»22). Однако собиратель фольклора Ян Коллар, опубликовавший текст в своём сборнике словацких народных песен, указывает три источника этого текста (Pavel Michalko, Gabr. Rutkay, bar. Mednyánszky) и пишет, что Алоиз Меднянский сделал его прозаический перевод на немецкий язык: «Slobodný pán Mednyánszky preložil oné prvé dve piesne23 o Paromovi do nemčiny prózou. Porov. Sammlung Abergläub. Meinungen u. Gebräuche des gemeinen (slawischen) Volkes in der Trentschiner Gespanns von Freiherrn Medniansky, v Hormayrovej ročnici Taschenbuch auf das Jahr 1829, č. 7: (...) Na tom istom mieste, č. 90: „Boh všetkých bohov u starých Slovanov, Parom, premieňa všetkých tých na skalu, ktorí jeho dary zneužívajú a luhajú. Jestvuje ešte dodnes úslovie „nech skameniem“, keď niekto chce svoju výpoveď zosilniť, aby sa mu tiež rovnaká viera prikladala. Príklad najväčšieho trestu vysokého boha ukazuje osamelá skala nad dedinou Uhrovec pri stoku dvoch melancholicky tam zurčiacich potokov, z ktorých jeden z veľmi príjemnej doliny prichádza. Na toto skalisko sa vraj raz premenila jedna Cigánka menom Ratka, ktorá nerozvážne svoje zašpintané dieťa čistila jačmenným chlebom. Hneď na to bola premenená na skalisko aj s nevinným nemluvňaťom. A práve toto nemluvňa má vraj ešte podnes akúsi zázračnú moc, lebo bez viny musí tam čakať až na posledný súd. Každý rok robia si obyvatelia dediny okolo skaliska na Jozefa ohradenú záhradku a sadia v nej priesadu, ktorú skalisko chráni ako útlu rastlinu pred zmrznutím.“»24.

Мой перевод цитаты Меднянского выше: «Бог всех богов у древних славян, Паром, превращает в камень всех тех, кто плохо обращается с его дарами и лжёт. До сих пор существует присловье «Пусть окаменею», когда кто-то хочет подкрепить своё слово, чтобы то же самое верование к нему прикладывалось. Пример величайшего наказания высокого бога показывает одинокая скала над деревней Угровец при слиянии двух меланхолично там журчащих потоков, один из которых приходит из очень приятной долины. Говорят, когда-то в эту скалу превратилась одна цыганка по имени Ратка, которая безрассудно своё запачканное дитя чистила ячменным хлебом. Сразу же за то была превращена в камень вместе с невинным младенцем. И вот этот младенец, говорят, по сей день обладает некой чудесной силой, ибо без вины должен там ожидать Последнего Суда. Каждый год, на Йозефа, жители деревни делают около скалы оградку и садят в ней саженец, который скала хранит, как хрупкое растение, от замерзания»25.

Даже если песня действительно является новоделом, у нас остаётся прозаическое предание с тем же сюжетом, подлинность которого, насколько мне известно, не оспаривается. Можно предположить, что утверждение Алоиза Меднянского о том, что Перун превращает в камень лжецов — плод его собственных рассуждений, основанных на легенде о Ратке и народном присловье, но я не вижу оснований считать, что эту легенду он выдумал.

Перун — хранитель клятв

1. «Цесарь же Леонъ съ Александром миръ створиста съ Ольгом, имъшеся по дань, и ротѣ заходивше межи собою, целовавше сами крестъ, а Ольга водиша и мужий его на роту по рускому закону: кляшася оружьемь своимъ, и Перуномъ, богомъ своимъ, и Волосом, скотьимъ богомъ, и утвердиша миръ»26.

2. ««(…) И великый нашь князь Игорь, и бояре его, и людие вси рустии послаша ны къ Роману, и Стефану, и Костянтину, великымъ цесаремъ грѣцкымъ, створити любовь съ самими цесари, и съ всѣмъ боярьствомъ и съ всими людми грѣцкыми на вся лѣта, дондеже солнце сияеть и всь миръ стоить. Иже помыслить от страны Рускыя раздрушити таковую любовь, и елико ихъ крещенье прияли суть, да приимуть мѣсть от Бога вседѣржителя, осужение и на погибель и в сий вѣкъ и в будущий, а елико ихъ не кресщено есть, да не имуть помощи от Бога, ни от Перуна, да не ущитятся щиты своими, и да посѣчени будуть мечи своими, и от стрѣлъ и от иного оружья своего, и да будуть раби и в сий вѣкъ и будущий. (…) А некрѣщении русь да полагають щиты своя и мечи свои нагы, и обручи свои и прочая оружья, и да клѣнуться о всем, и яже суть написана на харотье сей, и хранити от Игоря и от всѣхъ бояръ и от всѣх людий и от страны Рускыя въ прочая лѣта и всегда. Аще ли же кто от князь и от людий рускыхъ или крестьянъ, или некресщеный переступить все, еже написано на харотье сей, и будеть достоинъ своимъ оружьемь умрети, и да будет клятъ от Бога и от Перуна, и яко преступи свою клятъву. Да обаче будеть добрѣ Игорь великый князь да хранить любовь вьсю правую, да не раздрушится, дондеже солнце сияет и всь миръ стоить, въ нынѣшняя вѣкы и в будущая». (…) Послании же сли Игоремъ придоша къ Игореви съ слы грѣцкими и повѣдаша вся рѣчи цесаря Романа. Игорь же призва послы грѣцкыя, рече «Молвите, что вы казалъ цесарь?» И ркоша сли цесареви: «Се посла ны цесарь, радъ есть миру и хочеть миръ имѣти съ князем рускымъ и любовь. И твои сли водили суть цесаря нашего ротѣ, и насъ послаша ротѣ водить тебе и мужь твоихъ». И обѣщася Игорь сице створити. И наутрѣя призва Игорь сли, и приде на холъмы, кде стояше Перунъ, и покладоша оружья своя, и щиты и золото, и ходи Игорь ротѣ и мужи его, и елико поганыя руси (...)»27.

3. «Азъ Святославъ, князь рускый, якоже кляхся, и утвѣржаю на свѣщании семъ роту свою и хочю имѣти миръ и свѣршену любовь съ всякымъ и великымъ цесаремь грѣцьким и съ Васильем и съ Костянтином, и съ богодохновенными цесари, и съ всими людми вашими, иже суть подо мною Русь, бояре и прочии, до конца вѣка. (…) Якоже и кляхся азъ к цесаремь грѣцьскымъ, и со мною бояре и русь вся, да хранимъ правая свѣщания. Аще ли от тѣхъ самѣхъ и преждереченыхъ не храним, азъ же и со мною и подо мною, да имѣемъ клятву от Бога, в неже вѣруемъ — в Перуна и въ Волоса, бога скотья, да будем золотѣ, якоже золото се, и своимъ оружьемь да иссѣчени будемъ, да умремъ»28.

Перун — податель первого огня

1. «Первый огонь появился от Перуна. Так это было... Чёрт крутится-крутится, некуда деться, наконец сунулся под сухое дерево. Перун, чтобы убить чёрта, как треснул по тому дереву, так оно и загорелось… А потом каждый раз, как ему29 нужен огонь, то он начнёт тереть сухое дерево одно об другое, то оно и загорится»30.

Внешний облик Перуна

1. «И стал Владимир княжить в Киеве один, и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами (...)»31.

Оружие Перуна — палица, стрелы и топоры

1. «В I Новгородской летописи содержится интересное добавление к повествованию о том, как влекли Перуна в реку: «и в то время вшел бе в Перуна бес, и нача кричати: о горе, горе мене! достахся немилостивым сим рукам! И вринуша его в Волхов. Он же пловя сквозе великий мост, верже палицю свою и рече: на сем мя поминают новгородскыя дети, его же и ныне безумнии убивающеся, утеху творят бесом... Порази же слепотою новгородцев, яко оттоле в коеждо лето на том мосту люди собираются и разделившеся на двое играюще убиваются32» (ПСРЛ II: 258, III: 207, V: 121; НПЛ 160)»33.

2. «Ратуя против языческих суеверий, Кормчая так выражается о громовых стрелках: «стрелкы, топоры громовныи — нечестивая богомерзкая вещь; аще недугы и подсывания (?) и огненные болести лечит, аще и бесы изгоняет и знамения творит — проклята есть»»34.

3. «Также и по сей день почитаются чудодѣйственными такъ называемыя "перуновы стрѣлы"; это орудiя каменнаго вѣка, находимыя въ землѣ. Они употребляются въ чародѣйствахъ и для лѣченiя болѣзней. (…) Мы уже имѣли случай говорить, что перуновыми стрѣлами народъ называетъ каменные топоры и ножи».35

4. «Каменные стрелы и топоры, которые находили в Пелясе и окрестностях, также считались орудием Перуна: «когда блеснуло — возле его самого дала стрелка; когда p'arún выстрелит, то стрела до земли пошла, на секирку похожая (...); как дал p'arún, то через семь лет эта секирка вышла из земли (...)»»36.

В свидетельствах выше есть примеры использования славянским громовержцем стрел в качестве оружия. «Громовые топоры» почти тождественны «Перуновым стрелам» и, очевидно, тоже являются атрибутами Перуна.

Растения Перуна

1. «На связь дуба и Перуна указывает о.-слав запрет находиться под Д. во время грозы и выращивать Д. около дома, т-к в первую очередь гром бьёт в Д.; микротопоним Перунов Дуб, известный по грамоте 1302 г. (…) в отдельных слав. традициях (например, у словаков) дубовые ветки, сожжённые в печи или вставленные в окна, оберегали дом от грозы и ударов грома»37. ; «Позже, после крещения Руси, связь с Перуном уже не всегда ощущалась, но все же ее можно видеть в широко распространенном у славян поверье: при первом весеннем громе нужно прислониться спиной к дубу или чему-нибудь дубовому — чтобы не болела спина. И вне такой привязки во времени: если болит спина, нужно прислониться к дубу во время грома (Толстые 1982: 50)»38.

3. «Наконец, имя Перун встречается и как название цветкового растения "Iris Germanica" — "Перуника" во всех южно-славянских странах. О том, что славяне любили посвящать богу-громнику некоторые из цветковых и других растений, свидетельствуют следующие названия у русских: "гром" (Onosma tinctoria) в Екатеринославской губернии, "громовой корень" (Asporagus officinalis), "громдола" (Valeriana officinalis), "громник" (Geranium sanguineum) в Киевской губернии, "громовик" (Echiou vulgare) в Екатеринославской губернии и пр.»39 ; «В южнославянском укладе связь перуники с Громом и Богом, его Ликом, просто очевидна (“перуника” от Перуна; “богиша” от Бога; “сабля” — как оружие, обозначающее удар и острую, как лист, молнию. Ее цветы, в определенный день, собираются, вносятся в дом, между прочим, ради защиты от молнии, пожара, краж и других несчастий. Для того же сажалась она и на нивах. В народных песнях и преданиях часто представляют удар грома как наказание тем (часто девушкам, сватам), кто “собирали” перунику когда это запрещено, или “не собирали”, когда это положено»40.

4. «До сих пор во всех славянских землях верят, что без огненного цвета папоротника ни за что нельзя добыть клада. (…) У хорватов он прямо называется Перуновым цветом (…) О папоротнике рассказывают, что цветовая почка его разрывается с треском и распускается золотым цветком или красным, кровавым пламенем, и притом столь ярким, что глаза не в состоянии выносить чудного блеска; показывается этот цветок в то же самое время, в которое и клады, выходя из земли, горят синими огоньками. Так в ночь на Светло-Христово Воскресенье, когда запоют в церквах: «Христос воскресе!» — развертывается дивный цветок во всей своей красе и в тот же миг увядает: листочки его осыпаются и бывают расхватаны нечистыми духами (...) (Херсонск. губ. ). Другая ночь, в которую цветет папоротник, бывает среди лета — на Ивана Купалу (…) Сверх того, папоротников цвет распускается и в бурно грозовые летние и осенние ночи, известные под именем воробьиных или рябиновых. В Мосальском уезде существует поверье, что в каждом году непременно бывают три «рябиновы» ночи: одна в конце весны, другая в средине лета, а третья в начале осени, или первая — когда цветет рябина, вторая — когда начинают зреть на рябине ягоды, и третья — когда ягоды эти совершенно поспеют»41.

Прочие предметы, имеющие отношение к Перуну

1. «(…) кремень с дыркой, говорили, от того, что Перун в руках подержал; (…) Кремню с отверстием (...) приписывались магические свойства 1) обнаруживать черта в вихре, смерче (…) 2) оберегать скот (коров) от действия вредоносных сил (сглаза, ведьм, отнимавших молоко) (...)»42.
Добавлю ещё, что такие камни, согласно народным верованиям, помогали от сглаза и людям: «(…) кремень с дыркой помогает от уроков; в поясницу (деталь юбки, брюк) вшивают кремень с дыркой и зрочник (растение-шпажник?) (...)»43.

2. «Схожими функциями наделяются и «p'arunóvyja tréski», «p'arkúno skíedros» — щепки от пораженного молнией дерева. Они (и кора березы, расщепленной молнией) используются как средство от испуга: «от переполоха p'arunóvaĭ tréskaĭ курят». «P'arunóvyja tréski» избавляют от злых чар: «в той хате на четыре угла p'arunóvaĭ tréski дымом покурить нужно», а также от вредоносности и самого Перуна (...)»44.

Перун в южнославянском фольклоре

1. «(…) органично вписывается в контекст другой легенды. Согласно ей, при христианизации некий поп решил с крестом в руке «изгнать» бога Перуна из места его обитания, но не преуспел — только его камилавка осталась на воде знаменитого Попова озера в Пирине в виде маленького островка; верят, что с тех пор его дух обитает в водах этого озера (в облике барана), и поэтому там не водится рыба»45. В примечании указано: «Братья Молеровы записали её от «старого пастуха» (…) в самом конце XIX столетия или в первые годы XX века. (…) Согласно легендам, рядом с Поповым озером есть так называемые «самодивские сады», где чудесно красивая дочь попа (или даже самого бога Перуна — в вариантах она названа именем Перуника) стирала свои полотна — часто причина смерти «попа» связана с его попыткой спасти свою дочь из рук демонического или квазиисторического насильника (бога Беса — ср. вершину Безбог, турецкий военачальник по имени Мурад — ср. Муратову вершину, 2669 м.) (...)»46.
2. «В болгарском фольклоре сохранилось предание: «Когда бог Перун жил в этих местах, прибыл некий христианский поп и гнал его с крестом в руке. Тот открыл горное озеро и направил на него. Его и назвали „Попово озеро"...»»47

3. «Начало первой, записанной К. Хаджирадоновым в течение 1921 года гласит следующее: «У Перуна была молодая прекрасная сестра, которая купалась в чистых водах Папаз гьол48. Она жила в самодивских садах возле этого озера. Здесь она стирала свои полотна и развешивала их по террасам на соседней вершине, которую население назвало Девушкины дворы»»49.

4. «Верования, относящиеся к озеру и вершине также упоминаются в полевых заметках (от 1933 г.) фольклориста И. Кюлева, который пишет: «Верят, что это место проклято и там царствует злой дух. Некогда этот злой бог50 купался в этом озере и сестра его развешивала полотна на западной вершине, которая поэтому называется Девушкин двор. Джинго и Бесбог завистливо смотрели издали. Этот злой бог, когда сердился, гремел, грохотал, выливал воду из озера, которая уносила всё вниз. Но пришло христианство, и поп со святой водой в медном сосуде окропил озеро. Разъярился бог, обрушилась вьюга, и вся вода из озера полетела с круч вниз, всё было совлечено и всё живое уничтожено. Тот бог сбежал, но вода всё ещё проклята. Иногда ночью выходил51 чёрный баран и приманивал стада ночевавших поблизости пастухов, и целое стадо топилось. По преданию, сюда ходили люди на поклонение и приносили в жертву животных. (…) Подражая им, даже турки из Сяра, Солуни и Кавалы приходили и приносили жертвы. И до сих пор старые люди рассказывают, что приходили турки на поклонение. Показывают остатки кострищ под Мангър тепе над вершиной Бесбог, где пекли те жертвы»52.

5. «В 1921 году Хаджирадонов записал и следующее (…): «Я был ребёнком — рассказывает 90-летний старик из с. Обидим — это было перед Севастопольской битвой (…) Из Солуни, Сяра, Драмы и Кавалы и даже из Константинополя приходили важные люди с откормленными конями, чтобы приносить жертвы под Мангър тепе. Дай мне сейчас ноги, чтобы я тебя отвёл и ты увидел те кострища. (…) Они говорили, что их отцы и деды приходили сюда поклоняться Перуну и становиться «хаджи». Знаешь ли, что вода Папаз-гьол проклята? В ней ничто не живёт. От озера вниз рыбы — сколько хочешь, а в озере — ничего. Сколько раз мы бросали живую форель в него, но где ни выпустим — на другой день находим её мёртвой. Работа дьявола!»»53

Дополнения

1. Перун в белорусском (и не только) языке и фольклоре.

В белорусском фольклоре содержится немало интересных сведений о боге Перуне. К сожалению, из-за того, что слово «перун» употребляется в белорусском языке ещё и как имя нарицательное (обозначение неодушевлённого природного явления — грома / молнии) не всегда понятно, что имел в виду информатор. С одной стороны, «Солнце, Месяц и Перун — существа живые: «у их и свое хатки е и своя сторона»54. С другой стороны, известно поверье о том, что «коли удариць идзе пярун, дык гэто Бог (или св. Илья)55 нячисьцика бьець. Ён, як находзиць хмара, здаетца ци собаком, ци свиньнёй, и кошкую — абы чим; ды й хуваетца пот кого-нибудзь. Тоды там пярун бьець»56. В первом случае Перун — бог, во втором — природное явление, орудие в руках христианского Бога или св. Ильи.

Собиратели фольклора пишут это слово то с заглавной, то со строчной буквы, стремясь таким образом разграничить два значения, но нельзя полагаться на написание. Е.Р. Романов в своём «Белорусском сборнике» сообщает: «(…) Илля — заведаталь над Пяруном, ен у огнянной; (также: золотой) колясницы ездя по небу (...)»57. Очевидно, что в данном случае речь идёт о природном явлении, которым управляет христианский святой; почему слово «пярун» написано с заглавной буквы — непонятно. Точно такую же картину наблюдаем в ещё одном свидетельстве: «Пярун у народным уяўленні — гэта Божая страла, накіраваная ў д'ябла, калі той Богу надтадапячэ; пры гэтым тая страла часам выпадкова забівае чалавека ці запальвае будынак. Душа чалавека, забітага Перуном, ідзе прама на неба. За страты ад пажару з Перуна Бог таксама багата ўзнагароджвае (Werenko, s. 198.)»58.

Двойственность понимания слова «Перун» есть и в ряде других славянских языков, поэтому из всех известных мне фольклорных свидетельств о Перуне я, как правило, оставлял только те, где контекст не оставляет сомнений в том, что речь идёт именно о божестве — то есть текст отвечает хотя бы одному из следующих критериев:

1. Перун прямо назван богом.

2. Перун описывается как живое существо (у него есть руки, он способен чувствовать и т. д.).

3. Перун совершает осмысленное действие (например, не просто «бьёт», «палит», «стреляет», а «бьёт, чтобы убить чёрта» — о неодушевлённых явлениях природы так не говорят).

4. Присутствует обращение к Перуну.

В некоторых случаях я снабдил примечаниями соответствующие места в приводимых свидетельствах.

Там, где я всё-таки использую фольклорные и языковые данные, не позволяющие точно определить, относятся ли они к божеству или к явлению природы, этот момент не имеет значения. Так, например, для обоснования утверждения «Перун — громовержец» неважно, как переводить «Peronowa» в выражении «Peronowa strela te zabila» — «Перунова» или «громовая».

С древнерусскими письменными источниками таких сложностей не возникло — там, как правило, из контекста ясно, что речь идёт о славянском боге. Единственное исключение — фраза «Перун есть мног», где «Перун» употребляется в значении «небо». Однако, я полагаю, вполне очевидно, что это свидетельство подтверждает тезис «Перун — бог неба», как бы мы ни трактовали слово «Перун» — как имя собственное или как имя нарицательное.

К сожалению, из-за описанной выше двойственности, я не могу внести в свод достоверных данных о Перуне интереснейший космогонический миф. Тем не менее, я считаю, что он заслуживает упоминания:

«Калісь ящчэ свет толькі зачынаўся, дык нічога нідзе не было. Усюды стаяла мёртвая вада, а пасярод вады тырчэў нібы камень, нібы щто. Адзін раз пярун як разыграўся i давай пыляць стрэламі ў гэты камень. Ад яго стрэлаў выскачыла тры яскаркі: белая, жоўтая i чырвоная. Упалі тыя яскаркі на ваду; з гэтага ўся вада скаламуцілася, i свет памуціўся, як хмары. Але па некаторым часе, як усё высветлілася, дык i адзначылася — дзе вада, дзе зямля. А яшчэ па некаторым часе завялося i ўсякае жыццё i ў вадзе, i на зямлі. I лясы, i травы, i звяры, i рыбы, а пасля i чалавек завёўся: ці ён прыйшоў адкуль ці вырас тутака»59.

Это отрывок из легенды «Адкуль пайшлі беларусы». В комментарии указано: «Сахараў, л. 151—152. Зап. Б. Рык у 1925 г. у Макашанскай вол. Рэзекненскага п. (Латвія, б. Рэжыцкі п. Віцебскай губ.). Было апубл. у газ. «Голас беларуса», 1925, 24 ліп.»60 Легенда известна в нескольких вариантах, но этот космогонический миф встречается только в записи Б. Рыка. Подробности можно найти в работе Дмитрия Виноходова «Этногонический миф белорусов», размещённой в Сети по адресу.

Кроме того, процитирую здесь ещё один весьма любопытный, на мой взгляд, текст:

«А з лугу, з лугу дождж идзець,
З-пад цёмнай хмарки пярун б'ець.
- Ци не баишься, Василька?
- Каго я буду баяцца?
Гэта не пярун, а татка мой,
Ды ён жа мяне не заб'ець.
Ды ён жа мяне не заб'ець,
Ды й шчасцем-доляй абашлець»61.

Песня опубликована в разделе «Ярынныя песнi. Восень». От каких-либо комментариев по её поводу я воздержусь.

2. Перун — верховный бог славян?

Скорее всего — да. «В VI в. византиец Прокопий Кесарийский в книге «Война с готами» (VII, 14, 23-24) записал об антах и славянах (1950: 297): «Они считают, что один только бог, творец молний, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды... Они почитают реки и нимф и всякие другие божества, принося жертвы им всем»»62. Есть и другие данные, подтверждающие это предположение — в древнерусских письменных источниках Перун часто упоминается первым в списке богов и иногда его одного противопоставляют христианскому Богу, он связан с дубом — Мировым Древом славянской мифологии. К сожалению, Прокопий Кесарийский не называет имени славянского громовержца. Кроме того, у нас есть свидетельство, согласно которому богом-громовником являлся также и Хорс (хотя у него эта функция, вероятно, не была основной — у нас нет данных, что Хорс отождествлялся с громом / молнией, в то время как о Перуне у нас таких сведений множество). Поэтому с полной уверенностью утверждать, что Перун — верховный бог славян, мы, я полагаю, всё-таки не можем.

3. Перун — змей?

Таково мнение ряда исследователей (в частности — М.Л. Серякова, Л.Р. Прозорова и Е.Б. Грузновой). Эта теория основывается, прежде всего, на нескольких восточнославянских преданиях и южнославянском фольклоре.

В «Сказании о Словене и Русе» говорится: ««Больший же сын оного князя Словена Волхв бесоугодник и чародей и лют в людех тогда бысть, и бесовскими ухищреньми мечты творя многи и преобразуяся во образ лютаго зверя коркодила, и залегаше в той реце Волхове путь водный, и непоклоняющих же ся ему овых пожираше, овых же изверзая и утопляя. Сего же ради людие, тогда невегласи, сущим богом окаяннаго того нарицая и Грома его, или Перуна, рекоша, руским бо языком гром перун именуется. Постави же он, окаянный чародей, нощных ради мечтаний и собирания бесовскаго градок мал на месте некоем, зовомо Перыня, иде же и кумир Перунов стояше. И баснословят о сем волхве невегласи, глаголющее, в боги сел окаяннаго претворяюще. Наше же Християнское истинное слово... о сем окаяннем чародеи и волхове, яко зле разбиен бысть и удавлен от бесов в реце Волхове и мечтаньми бесовскими окаянное тело несено бысть вверх по оной реце Волхову и извержено на брег противу волховнаго его градка, иде же ныне зовется Перыня. И со многим плачем тут от неверных погребен бысть окаянный с великою тризною поганскою, и могилу ссыпаша над ним велми высоку, яко же обычай есть поганым. И по трех убо днех окаяннаго того тризнища проседеся земля и пожре мерзкое тело коркодилово и могила его просыпася с ним купно во дно адово, иже и доныне, яко ж поведают, знак ямы тоя не наполнися»»63. [Перун — «бесоугодник и чародей», топящий и пожирающий людей.]

В 1858 году в окрестностях Новгорода было записано следующее предание: ««Этот зверь-змияка жил на этом самом месте, вот где теперь скит святой стоит, Перюньской. Кажинную ночь этот зверь-змияка ходил спать в Ильмень озеро с Волховскою коровницею. Перешел змияка жить в самый Новгород; а на ту пору и народился Володимер — князь в Киеве; тот самый Володимер князь, что привел Руссею в веру крещеную. Сказал Володимер князь: «Всей земле русской — креститься». Ну и Новгороду тожь. Новгород окрестился. Чорту с Богом не жить: Новый Город схватил змияку-Перюна да и бросил в Волхов. Чорт силен: поплыл не вниз по реке, а в гору — к Ильмень-озеру; подплыл к старому своему жилью — да и на берег! Володимер князь велел на том месте церковь рубить, а дьявола опять в воду. Срубили церковь: Перюну и ходу нет! От того эта церковь назвалась Перюньскою; да и скит тоже Перюньской»»64. [Перун — «чорт», «дьявол».]

Несколько легенд со схожим сюжетом было зафиксировано на Украине: «(…) записанный в 1905 г. Д. Эварницким в Екатеринославской губернии рассказ имеет ряд особенностей по сравнению с перынским вариантом. Согласно ему, стоявший посреди Киева «идольский бог Перун с золотой головой» после крещения Руси «князем Святославским» был брошен в Днепр, поплыл вниз по течению до порогов и там поселился в пещере скалистого острова напротив Тивильжана. В этом убежище он превратился «в семиголового змея», отчего, по утверждению информатора, пещера стала называться Змиевой, а остров — Перуном. Змей проявлял свое присутствие в пещере стонами и гулом, от которого трескался камень, время от времени вылетал, хватал красивых девушек, жил с ними, а потом пожирал, пока не был убит посланным Богом на помощь похищенной царевне богатырем»65. [Перун — змей-людоед, похититель девушек.]

«Колись, кажуть, змій був на небі і літав по всьому світу; його всі боялись, а інчі і кланялись йому. Як узнав Бог, шо йому поклоняются, взяв і пооднімав крильця. Він упав з неба в Дніпро і поплів. Ідолопоклонці бігли берегом і кричали: «Перуне, Перуне, пріплеви до берега»! Преплів він до острова, і показалась йому глибока нора; він туди і пропав. Від того часу прозвано і острів Перуновим»66. [Перун — страшный змей, которого «все боялись».]

«Кажуть, шо Перунового острівка тут не було, а преплив на йому змій відкільсь згори. Як плів він, тоді б то, кажуть, однім боком бігли ідолопоклонці і виклікали на берег, а другім вийшли назустрічь православни і почали молебствовать і заклинать. Де стояли наші с корогвами, туда він підплів і став. — Змієва нора збоку — от Дніпра; вона, кажуть, була дуже глибока, та після того, як змій згінув — скеля зійшлася щільно, і нори нема. Буть то так було, а чи правда цьому, не знаю»67.

«Нізче трохі Орлового, — острівок Перун. Про цей острів ось що чув я від старих людей. Якийсь то, кажуть, бог Перун плів Дніпром, і його хвилею викинуло на острів; тут його заховано, а потім откопано. На йому, кажуть, було золота 3 пуда, а сам зробленний з дерева. Від того і острів став Перун. На Перуні, від Дніпра, єсть нора: колись, кажуть, жів там змій, і йому носили людей. Нору звалі Змієвою»68. [Перун прямо не называется змеем-людоедом, но это можно предположить, сравнив этот рассказ с аналогичными преданиями. Если же этого не делать, то текст просто не имеет отношения к образу «Перуна-змея».]

«Стіко впамьятку — острів зветься Перуном. На йому висока скала, а в ній від Дніпрового ходу, — скота. До Христового рожденія, кажуть, жив там змій; він гарбав під себе жінок і дівок, а мужей пожирав. Як Христос народився — змія прокляв, а потім звоював його якийсь богатирь. У змія було, кажуть, три голови і крила. Він як летить — освіщає весь світ, а огонь так і палає»69. [Перун прямо не называется змеем-людоедом, но это можно предположить по контексту. Если этого не делать, то текст, опять же, не имеет отношения к образу «Перуна-змея». ]

В подавляющем большинстве этих свидетельств бросается в глаза явная демонизация Перуна. Только в одном из них ему не приписаны какие-либо отрицательные черты, но и там «нашим» православным с хоругвями противопоставлены поклонявшиеся «Перуну-змею» язычники. Следовательно, вполне возможно, что образ «Перуна-змея» появился в этих преданиях под влиянием христианства, где облик змея принимает сатана.

Е.Б. Грузнова указывает, что «(…) екатеринославские легенды не всегда рисуют и змея злым пожирателем людей. В записи, сделанной на о. Хортица в 1887 г., специально подчеркивается, что обитатель Верхней Головы, т. е. северного скалистого берега острова, никого не трогал и лишь примерно раз в месяц появлялся ночью у своей пещеры, отчего на всем Днепре становилось светло»70. Однако в тексте этой легенде о Перуне не говорится ни слова: «З цією печерою пов’язано кілька легенд. Одна з них була записана Яковом Новицьким в 1887 р. на о. Хортиця від Й. Шутя. Пропонуємо уривок з цієї легенди: Поки жили тут козаки, багато було риби, звіра, птиці й лісу по Дніпру, а на степах росли такі трави, що як їдеш конем, то й не видно. А гаду було!.. Були жовтобрюхи, полози, а в печері, що у Вищій Голові* острова Хортиці, жив змій. Він нікого не чіпав – і козаки його не боялися. Було, кажуть, вночі як засяє, так і освітить Дніпро! Змій не щоночі показувався, а так: у місяць або на тижнів три по разу, і все біля тієї печери, що зветься Змієвою. Як подалися звідси запорожці під турка, то пішла за ними риба і птиця, пішов і звір усякий. Після того як зійшли запорожці, тут, по скелях, щось ходило й тужило… Було вночі як заголосить, так аж тіло похолоне. Потім із Кічкаського боку як почне кидати каміння на Хортицю, як почне, то так те каміння і прикипає до Чорної скелі… Сумно і страшно було тоді…»71.

Остаются южнославянские предания. Йордан Иванов сообщает: «Независимо от имени св. Ильи, в южно-славянских поверьях обширно распространено зооморфическое представление о громе как борьбе между "змеем и халой", или же между "громом и халой". В окрестностях Кюстендиля существует следующее поверье. Змей — охранитель урожая, а хала — его похититель. Змей, гоняясь за халой, наносит ей удары; она же со своей стороны укрывается между деревьями или еще где-нибудь. Змей влюбляется в женщин и вступает в брачные связи; дети же их рождаются змеенышами: малютки-змееныши с маленькими крылышками под плечами. Женщины, заметив эту примету у новорожденного малютки, собираются вместе, чтобы непременно в одну только ночь выткать полотна, скроить и сшить рубашку для этого малютки. В противном же случае малютка не вырастает змеем и, следовательно, село лишается покровителя, защитника посевов от похищения халой. Человек-змей является обыкновенно человеком как и все люди, но всегда засыпает при наступлении бури: душа его отправляется сражаться с халой. В этом случае ни в коем случае нельзя будить его или же трогать для того, чтобы душа его по возвращении своем нашла тело в прежнем его положении, чтобы опять войти в него; в противном случае змей умирает»72.

Эти легенды явно имеют языческое происхождение, но здесь есть один важный нюанс. Змеев-громовержцев, согласно верованиям южных славян, существует множество. Это не боги, а духи: «Змей — у южных славян атмосферный демон, борец с алами (см. Хала) и другими предводителями градовых туч, защитник посевов от града и непогоды, покровитель сельских угодий; мифологический любовник, от связи которого с женщиной рождаются юнаки и борцы с градовыми тучами. В песнях встречается аналогичный женский персонаж — змеица, змейкиня — который вступает в связь с молодыми мужчинами. (…) Согласно македонским верованиям, З. рождается от связи между мифологическими существами, например: между З. и самовилой (см. Вила), а также от связи земной женщины со З. или солнцем; в результате половых отношений мужа и жены в ритуально запрещенные периоды времени. Болгары считали, что З. становится ребенок, рожденный после смерти отца. (…) Главной функцией З. является его борьба с демонами, насылающими на поля градовые тучи. Побежденный З. падает на землю в виде человека или большой змеи. По болгарским поверьям, нива, на которую упал З., становится необычайно плодородной. Полагают, что у каждого села есть свой З.-защитник. Обладая огненной природой, З. вызывает засуху там, где слишком долго находится, поэтому известны ритуальные приемы выпроваживания З. из села во время засухи»73.

Никос Чаусидис пишет: «По преданию, на горе Перун, в Марьово, некогда жил Змей. У него были крылья под мышками, тело, обросшее русым волосом, а из очей блистал свет. Он превращался в разных животных или невидимых существ, мощно управлял всей природой. Эти свойства позволили ему провозгласить себя царем Перун-горы и Марьовской равнины. У него был свой город – престол, построенный на вершине Перун-горы и названный Недин град, по имени царицы (соответственно, его жены). По преданию, помимо прочего, этот Змей воевал с другим Змеем (Теле Паша), с бычьей головой, живущим в пещере в Добро Поле. Борьба между ними (оба превращались в тучи) происходила в небесах и сопровождалась громом и молнией, градом, и Теле Паша вынужден был бежать»74.

Это предание очень напоминает известную реконструкцию «основного мифа славян» В.В. Иванова и В.Н. Топорова. Однако речь в нём, по-видимому, идёт не о богах, а о духах. О змее с горы Перун говорится: «Неговата воља ништо не можело да ја ограничи, што му паѓало на умот, правел. Се разбира дека можел да се претворува во што сака од животно разна врста до невидливо суштество со натприродни својства. Можел дури и природата да ја преправа и менува во што сака. Како на таков, целата природа му била потчинета и ја исполнувала неговата неограничена воља»75. Но этот змей, обладающий властью над всей природой, провозгласил себя не правителем мира, а всего лишь царём горы Перун и Марьовской равнины: «Вака силен и семоќен се прогласил за цар на Перун планина и сета Мариовска рамнина»76. Его противник Теле Паша, змей с бычьей головой, связан со скотом («Од крава змеица ми е потеклото му одговорил овој дури со гордост што од говедо стамал натприродна сила со сите човечки својства, па дури и да зборува»77), что, конечно, заставляет вспомнить о «скотьем боге» Велесе. Но Теле Паша тоже действует в слишком мелком для бога масштабе — он желает всего лишь расширить свои владения, присоединив к ним царство другого змея: «Тој змеј Теле Паша, како се нарекол самиот, фрлил мерак на убавото Перунцарство и се заколнал да стане еден ден цар и на него како што бил цар на Мегленијата до Воден. „Како да го постигнам тоа?" се прашал овој змејски паша, гледајќи ги лакомо убавите Мариовски планини, рудини, рамнини и Црна река како се лелеат на топлото пролетно сонце»78. К тому же во время сражения оба змея превращаются в тучи — и, следовательно, оба выступают в качестве громовержцев: «(…) се разлутил царот и се дигнал во облаците. Теле Паша знаел што го чека, па и тој се претворил во облак и се удриле горе во сињилото облак со облак. Загрмеле грмотници, засветкале молњи, град од рифји ја посипале земјата од воздушната борба и веќе почнал Теле Паша да се повлекува од тоа бојно поле, бидејќи, како што рековме, бил многу послаб од царот на Перун. Тој повлекувај се, царот навалил да мава по него со громови и уште за малку ќе го погодел и ќе го отепал наместо»79. Это вполне соответствует южнославянским представлениям о духах-змеях, но Велеса наши предки, судя по имеющимся сведениям, не считали громовержцем.

Я не вижу серьёзных оснований полагать, что Перун — змей. Это всего лишь спорная теория и не более того.