Протодиалектика древнего славянского миропонимания

За кажущейся неясной и нечеткой совокупностью известных нам языческих представлений древних славян скрываются мысли о системности, соразмерности, взаимоединстве и взаимосвязи функционирования мироздания; об общности и взаимодействии духа и материи, как разных проявлениях некоторой одной субстанции; о единстве мира в многообразии, как проявлении этого единства, связан­ного с некой основополагающей сутью вещей, выступающей в язычестве под об­разом духа-материи, который в бесчисленных своих вариациях оживляет все Ми­роздание от грубой материи камней до высшего мира богов.

О том, что дух представляется как утонченная материя, говорит, в частно­сти, идея о материальности души. Многие исследователи указывали, что наш дух, душа находится в коренном родстве со словами дуть, воздух, дым, дума. При этом мировоззрение древних славян допускало мысли об отдельности души от тела, о сравнительной независимости ее от внешнего мира. М.И.Стеблин-Каменский в брошюре «Миф» отмечает, что душа всегда представляется в какой-то мере телес­ной. В понятии «душа» не подразумевается нечто чисто психическое, в нем нет четкого ограничения психического от физического. В этом понимании «душа» - это «результат объективации психического».

Подобное одновременное полуслияние-полуотделение духовного и матери­ального в древнем мировоззрении означает, что понятия о духе и материи не были тождественными и носили достаточно выраженный отличительный характер. Осо­бенность языческого мировоззрения в том и проявляется, что между материей и духом не признается резкой границы. В понимании славян, это как бы разные уровни единой субстанции, многообразие которой включает и плотную материю земли, и тонкую материю света, духа и божества. Сама материя в этом смысле жи­ва и божественна. Проводя аналогии с древнегреческой философией, в которой уже получил свое развитие процесс рефлексии над древним мифологическим содержанием, хо­чется отметить, что идея единства духа и материи была хорошо развита у многих ее представителей. Фалес, по свидетельству Диогена Лаэртия, полагал космос одушевленным, живым и полным божественных сил. Для Гераклита бог - это пе­риодический вечный огонь, и душа обладает определенной материальностью. Так, он считал, что «души испаряясь влажными вечно рождаются», а «сухой свет – душа, мудрейшая и наилучшая». Аналогично Зенон мыслил душу чувствительным испа­рением. Согласно Ксенофану, все едино и множественно, все разрешается в тож­дественное Всеединство, а вечно сущий универсум оказывается одной единооб­разной природой.

Начиная рассмотрение основных идей, в той или иной форме присутствую­щих в комплексе языческих представлений, необходимо, прежде всего, заметить, что языческому мировоззрению была присуща своеобразная протодиалектика, ко­торая выражалась в неоднозначности и относительности большинства образов и понятий и их взаимоотношений. Это хорошо видно в относительности понятий добра и зла. В славянском язычестве не было сильно выраженного дуализма, чет­кого деления на положительное и отрицательное. Здесь интересно отметить со­звучные размышления античного языческого философа Гераклита о том, что про­тивоположности взаимообратимы, ибо «переменившись, суть те, а те, вновь переменившись, суть эти».

Относительно условности в славянском язычестве добра и зла подчеркнем мнение исследователя XIX века М.Б.Никифоровского. Согласно ему, злое начало у славян не имело того могущества и той самостоятельности, какими обладало нача­ло доброе, хотя и представлялось в постоянной борьбе с ним. В конце концов, доброе начало всегда оставалось победителем. Доброе начало по преимуществу обоготворялось, по крайней мере, представлялось в гораздо более определенных и разнообразных божественных личностях, нежели начало злое. Злое начало мысли­лось или под общим именем нечистой силы, или же дробилось в различных образ­ах нечистых духов, чертей. При этом, добавляет ученый, в языческое время черти или великаны (демоны туч) представлялись также спутниками и помощниками Перуна в деле ниспослания на землю дождей и плодородия, а не только злобными супостатами, которых он преследует, как теперь народ представляет[1]. Л.Нидерле в фундаментальном своде «Древности» также отмечал, что славянское «бес» - отнюдь не всегда злое божество. Черти, в определенном смысле, ни что иное, как существа, находящиеся за чертой непосредственной че­ловеческой реальности земной жизни, то есть принадлежащие другому, по всей видимости, более низшему, уровню Мироздания.

Многие исследователи - А.Ф.Гильфердинг, А.Н.Афанасьев, А.С.Фаминцин - предполагали наличие у славян бо­гов добра и зла. Такие выводы обычно обосновываются или словами волхвов в христианской интерпретации в летописи под 1071 г. или свиде­тельством Гельмольда: «Есть у славян удивительное заблуждение. А именно: во время пиров и возлияний они пускают вкруговую жертвенную чашу, произнося при этом, не скажу благословения, а скорее заклинания от имени богов, а именно, доброго бога и злого, считая, что все преуспеяния добрым, а все несчастья злым богом направляются. Поэтому злого бога они на своем языке называют дьяволом, или Чернобогом. то есть черным богом».

Такое противопоставление кажется, на наш взгляд, надуманным, так как скорее всего, здесь смешаны несколько идей. Во-первых, это разграничение может относиться к богам разных уровней - низших – «подземных» и высших – «небес­ных» структур. Во-вторых, здесь смешаны понятия Чернобога и дьявола. Все зло, то есть низшее, недостойное мира людей, нарушающее его гармонию, в этом смысле, от дьявола - существа вносящего в силу своей свободы воли диссонанс в мироустроение. Тогда его слуги - поступающие также, и могут они принадлежать к любому из взаимосвязанных миров как видимых, так и невидимых. Чернобог же, как и другие божественные силы, призван карать, насылая несчастья - то, к чему, собственно говоря, зло и приводит. Заклинание от его имени и есть призыв к гроз­ному наказанию за совершенное зло - нарушение миропорядка.

Древними славянами одновременно с выделением пары полюсных понятий всегда принималась во внимание их относительность. В этом смысле победу доб­рого начала над условно злым следует понимать как упорядочивание низшей структуры более высшей и восстановление гармонии в соотношении разных уров­ней единого мироздания. Зло, таким образом, мыслилось славянами не как тако­вое, а как нечто нарушающее гармоничный порядок вещей и потому находящееся в борьбе с более высоким строящим и упорядочивающим мир божественным на­чалом. В то же самое время это нечто, при привнесении своего вклада в миропостроение, приобретает положительное значение.

Непонимание условности и скрытой относительности славянских языческих образов приводило различных исследователей к мысли или о неразвитости дуали­стических представлений у славян, или, наоборот, об излишней дуальности, или же о противоречиях и несоответствиях в системе языческих верований. Вопросы дуальности славянских противопоставлений или так называемых бинарных оппо­зиций рассмотрены в работах Н.Костомарова, А.Н.Афанасьева, А.Н.Веселовского, А.М.Золотарева. В.О.Мочульского, М.Соколова, Н.И.Толстого, В.В.Иванова. В.Н.Топорова.

Историк Н.Костомаров не обнаружил у славян «никаких следов дуализма» и полагал, что славяне признавали единый верховный источник жизни. А.Н.Веселовский, В.О.Мочульский и М.Соколов по преимуществу исследовали дуалистические космогонические мифы у славян. Собрание и описание таких ми­фов хорошо представлено в их трудах, а также у Г.Городцова, В.Добровольского, А.Маркова, М.Драгоманова. Большинство ученых усматривали в дуалистических мифах бродячие мотивы. Н.Ф.Сумцов видел здесь несторианское влияние, А.Н.Ве­селовский связывал подобные космогонии с богомильской ересью, проникавшей на Русь вместе с апокрифами. Так или иначе, фольклористы не находили у славян собственного дуалистического мифотворчества, а следовательно, на их взгляд, для древних славян не было характерно оппозиционное мышление. Жесткие противо­поставления, скорее всего, возникли исключительно в связи с христианским влия­нием, с чем согласны все эти исследователи, которых более занимает вопрос о конкретных путях и носителях дуалистических идей на почву славянской духов­ной культуры.

Отсутствие в мировоззрении древних славян грубого дуализма косвенно подтверждается особенностями первобытного мышления, отмеченными в капи­тальном труде Л.Леви-Брюля[2]. В нем этнолог особенно подчеркивал, что пер­вобытное мышление, названное им пра-логическое, не значит нелогическое, одна­ко, во многих случаях оно иначе ориентировано - мистично, подчиняется закону партиципации и терпимо к противоречиям. По сути противоречия здесь не антаго­нистичны, а создают гармоничную целостную систему, где элементы занимают подвижные и взаимопеременяемые места.

В истории изучения древних славянских верований сильное влияние имеет и альтернативная точка зрения, согласно которой представлениям славян был свой­ственен дуализм. Один из основоположников мифологического исследования сла­вянского язычества А.Н.Афанасьев в сочинении «Поэтические воззрения славян на природу» писал, что, обоготворив, как благое, все связанное с плодородием, разви­тием, славянин должен был тревожно отступить от всего, что казалось ему про­тивным творческому делу жизни. У первобытных людей сложилось убеждение, что мрак и холод, враждебные божествам света и тепла, творятся другою могучею силою - нечистою, злою и разрушительною. Так «возник дуализм в религиозных верованиях» и «отдаленные наши предки, круг понимания которых необходимо ограничивался внешнею, материальною стороною, все разнообразие естественных явлений разделили не две противоположные силы».

Однако во взглядах А.Н.Афанасьева можно заметить противоречивость. Так, далее он пишет: «Поклоняясь стихийным божествам, человек одни и те же яв­ления различал по мере участия их в создании и разрушении мировой жизни, по степени ближайшей или отдаленнейшей связи их с элементами света и тепла». Опустошительные бури и зимние вьюги считались порождением нечистой силы, рыщущими бесами, но одновременно весенние ветры признавались благодатными спутниками Перуна, они помогали ему в битвах со злыми духами, приносили се­мена плодородия на землю, вселяли в сердца любовь и здоровье. Аналогично и об­лака могли представляться то прекрасными вместилищами плодотворной влаги, то демоническими омрачителями ясного неба. Таким образом, косвенно А.Н.Афанасьев сам подтверждает совсем не то, что постулирует, так как именно эти примеры наилучшим образом показывают всю условность и относительность каких-либо противопоставлений в славянском язычестве.

Подобная исследовательская тенденция в наше время получила развитие в работах А.М.Золотарева. В книге «Родовой строй и первобытная мифология» он отмечает, что хотя дуалистические мифы у славянских народов встречаются до­вольно часто, в них заметно сильное влияние «греко-русских церковных и литературных» традиций. В тоже время А.М.Золотарев более склонен считать, что дуали­стический миф о сотворении вселенной зарождался повсеместно и самопроизволь­но как отражение дуально-родовой организации общества. Подтверждение своих взглядов он видел помимо прочего в свидетельстве Гельмольда о Белбоге и Чернобоге у славян.

В связи с проблемой оппозиций в древнем мировоззрении безусловного ин­тереса заслуживает структуралистская школа. Основные предпосылки этого тече­ния были заложены лингвистическим структурализмом, они связаны с предполо­жением, что человеческий язык выступает как средство общения людей благодаря определенной структуре, а именно в силу противопоставлений или оппозиций ме­жду элементарными единицами, на которые разлагается звуковая сторона языка - фонемами. Система фонем по законам функционирования близка к процессам пе­редачи информации по различным каналам связи, то есть может быть описана в терминах теории информации.

Лингвистический структурализм повлиял на создание структуралистских школ в области гуманитарных наук. Подобный подход был предпринят и в мифо­логии. Здесь акцентировалось внимание на таких противоположностях, как небо и земля, верх и низ, жизнь и смерть, мужчина и женщина. Но, как правильно заметил М.И.Стеблин-Каменский, такого типа противоположности можно обнаружить аб­солютно всюду. Однако это не означает, что они образуют структуру, аналогичную звуковой структуре языка. Надо учитывать, что языковая структура есть объ­ективная реальность, благодаря которой язык функционирует, а найденная в ми­фах по сути лишь игра ума, поскольку не может работать. Трактовка мифа как языка не более чем натянутая метафора.

Мифологический структурализм, тем не менее, получил большую извест­ность и популярность. Одним из основоположников данного направления стал французский философ и этнолог К.Леви-Стросс. Он широко применил к мифам - реликтам древнего мировоззрения - термины лингвистики и теории информации, такие как «комбинаторные варианты», «различительные признаки», «парадигмы», «маркированность», «коды». Позиция К.Леви-Стросса основана на поисках в сово­купности различных вариантов мифологических сюжетов системы оппозиций с «промежуточным членом». Эта конкретная оппозиция разрешает некоторое кон­кретное противоречие, и содержание мифа выступает как какая-то рекомендация. Структура мифа, по К.Леви-Строссу, трактуется как его содержание. При этом со­держание мифа он понимает как абстрактную модель человеческой мысли, со­стоящую из оппозиции и промежуточного члена.

Среди исследователей славянской мифологии крупными представителями структурализма являются известные отечественные филологи В.В.Иванов и В.Н.Топоров. В отношении древнеславянской картины мира они предполагают, что мир описывался системой двоичных противопоставлений, так называемых бинарных оппозиций, определявших пространственные, временные и социальные характеристики мира. С точки зрения этих исследователей, дуалисти­ческий принцип противопоставления, то есть благоприятного - неблагоприятного для коллектива, реализовался иногда в мифологических персонажах, наделенных положительными или отрицательными функциями, или в персонифицированных членах оппозиций. Основными парами таких противопоставлений филологи счи­тают: счастье (доля) - несчастье (недоля); жизнь - смерть; чет - нечет; правый - левый; мужской - женский; верх - низ; небо - земля; юг - север и восток - запад; солнце - луна; белый - черный; священный - мирской и другие. На этом основании ученые предприняли реконструкцию гипотетического первичного грозового мифа.

Сомнения в адекватности прочитанной в мифах информации, выделенной при структуралистском анализе, вызывает, однако, именно факт самой неочевид­ности мифических рекомендаций и, вообще, содержания для потенциальных слу­шателей мифов, а также предельная абстрактность понимания содержания мифов в структурализме.

В славянском язычестве, как нам видится, существовали органичные отно­шения образов, отражающих разные уровни единого Мироздания, без противопос­тавления и жесткого обособления злого начала. Зло понималось только как относительное нарушение первичного порядка и гармонии. Возникновение дуалисти­ческих космогонических мифов есть следствие влияния христианской церковной традиции, под воздействием которой они, по сути, и сформировались. Такая пози­ция может быть оценена как достаточно достоверная, точно отражающая особен­ности древнего мышления. Жесткие оппозиции не могли быть свойственны древ­ним славянам, напротив, для них была более характерна относительность любой пары противоположностей. Относительную незаданность и неопределенность язы­ческих понятий, в том числе составляющих полюсные пары, необходимо учиты­вать при рассмотрении всех языческих представлений.

/Приводится по изданию: Осипова О.С. «Славянское языческое миропонимание. (Философское исследование)». М., 2000/

Скан., подготовка - Ставр.