Властители первых государств и княжеств VIII-X веков на территории современной России малоизвестны широкому читателю.

Отрывочные сведения из школьной программы, художественных фильмов и книг никогда не складывались в целостную картину для ответа на главный вопрос: кто и как создавал Русь?

Почему ее расцвет рубежа 1-2-го тысячелетий сменился хаосом, завоеванием и упадком в XII-XIV веках? Кто главные герои и злодеи эпохи? Наша цель — насколько это возможно, исторически достоверно и увлекательно рассказать о тех славных и загадочных временах.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Тонко свистнув в раскаленном воздухе Крыма, стрела пронзила горло княжеского посла, уже подъехавшего к запертым воротам крепости Сурож — потомки назовут город Судаком.

Июльское солнце пекло в 790 году от Рождества Христова нещадно. Захрипев и схватившись за оперение стрелы, статный воин дружины славянского князя Буревого тяжело рухнул под копыта своего коня. Белый плат в его руке медленно окрасился алым цветом...

- Ворогам нет чести! Берем приступом, стрел, мечей не жалеть!!! — яростно взметнулся северный князь и призывно махнул рукой стоявшим за ним воинам. Славянская рать, на ходу пуская стрелы из колчанов, валом хлынула на последний штурм крепости на взгорье, у которой они бились уже добрый десяток дней.

На этот раз через пару часов все было кончено. Давно уже державшиеся на честном слове крепостные ворота удалось наконец выдавить и разнести в щепы могучим тараном. И теперь еще одна византийская твердыня на берегу Черного моря пылала в огне, а по улицам неслись крутолобые славянские конники и гикали.

Рушились дома, торговые лавки оседали в пыли и грязи, по улицам текла кровь вперемешку с вином, которое захватчики пили с жадностью зверья, лакающего из водопоя после засухи. Лязг железа, треск кострищ, стоны раненых и умирающих неслись над недавно еще мирным, блестящим под солнцем Черным морем...

Лились еще и потоки слез насилуемых девушек и женщин Сурожа. Ни одной красивой гречанки с тонким профилем и вьющимися золотистыми волосами не пропустили княжеские воины. А пример им, как всегда, подавал сам Буревой. Он первым ворвался в небольшой мраморный дворец городского префектуса, дородного мужчины лет 50-60, и обнаружил его, стоящего с длинным мечом дамасской стали перед кучкой испуганных домашних женщин.

Буревой даже не взглянул толком на противника. Ловко метнув ему в узкую полоску горла над панцирем острый кинжал, он быстро подскочил к кучке женщин и схватил молодую красивую гречанку за волосы. Вождь славян пригнул юную головку к полу и, несмотря на мольбы девушки, сильно задрал ей подол и сорвал все нежные покровы под ним.

Сделав свое дело, князь толкнул девицу ногой на каменный пол дворца. Рыдая, она грохнулась навзничь. Ее отец в это время испускал свой последний вздох.

- В мои жинки ее определите, сладенькая попалась! — крикнул князь своим зычным басом и бросился вон из дворца, увлекая за собой сподвижников.

...А город продолжал пылать. Чудом нетронутой оставалась только церковь Святой Софии, где три года назад с подобающей роскошью и пышностью был погребен архиепископ византийской колонии Стефан Сурожский.

Но что не взял огонь — смело, как он привык, взял Буревой. Под низкие своды романской церкви он въехал по праву победителя прямо на коне. Правда, пришлось слегка пригнуться, чего князь очень не любил, поэтому сказал, хмуро покосив глаза вниз — туда, где держал поводья его соратник и лучший товарищ по оргиям и пирам Славомир Ильменец:

- Забирайте тут все... золото, сосуды, ткани... картинки эти на досках крашеных... Голые стены оставьте, нечего этим проклятым однобожникам сочувствовать... Ишь, крестиане! Это наши, кто хлеб печет, землю пашет, — крестьяне, а эти...

Он махнул рукой, отдавая приказ к грабежу.

- Несите все в дары Перуну, Велесу нашим да Мокоши... Женам своим тряпье это золоченое оставьте. Половину пленников — в жертву богам! Остальных — продать в рабство.

Буревой получил свое прозвище за то, что умел во время дикой конной скачки так громко и устрашающе завыть, что его вой напоминал злую и тоскливую осеннюю бурю, пугавшую путников средь голых полей и лесов. Но сейчас князь угрюмо молчал, он слез с коня и пошел к богато украшенному саркофагу. Погребальный стол располагался в центре церкви, и в саркофаге на столе лежал причисленный уже к лику святых архиепископ Сурожский.

Сам же Буревой помнил свой род от времен Аттилы, грозы Рима в V веке. Нынешний князь Новгорода был потомком в десятом-девятом поколении легендарного князя Вандала и его сына Владимира, проигравшего битву Аттиле и открывшего ему дорогу на Вечный город.

А сегодня покрытый пылью и славой боевых побед новгородский князь пристально, с минуту, смотрел на вытесанное в камне изображение покойного чужеземного жреца. Вдруг в порыве радости победителя он обнял стоявшего рядом боевого товарища Славомира, вытер окровавленный меч о свисавшую с надгробия святоши парчовую накидку и крикнул, перекрывая гулкое эхо от десятков голосов его воинов, постепенно набивавшихся в богатый и вместительный храм:

- Земли южные теперь наши, братья! Здесь урожаи славные, прокорм будет знатный у нас, привезем сюда жен и детей, зим тут не бывает!

Ему ответил радостный нестройный гул голосов — в храме шла ожесточенная работа по собиранию и обдиранию со стен всего, что только возможно было унести и увезти.

...Вечером, найдя в городе еще один уцелевший большой каменный дом, победители устроили импровизированную баню. Посреди длинного, в римском стиле атриума разложили несколько костров, на которых воины, обнажившись, грели воду в больших чанах и смывали с себя грязь и копоть битвы.

Согнали в баню уцелевших еще статных белотелых, но смуглых красивыми лицами городских девиц. Те отдавались покорно, понимая, что лучше быть обесчещенной, чем попрощаться с белым светом, — эти северные варвары славились своим презрением к жизни и забирали ее у людей с легкостью необычайной.

Оргия, перемежаемая возлияниями, шла почти до утра, когда победители свалились прямо посреди догорающих углей костров и чанов с теплой еще водой. Обнаженные пленницы осторожно, чтобы не будить лиха, пошатываясь от усталости, выбирались наружу и разбредались в наступающем гаревом рассвете кто куда...

Наутро Буревой, хмурый с похмелья, но как всегда деловитый, приказал Славомиру Ильменцу:

- Пьянство и разгул на два дня кончить! Собирать дань с окрестностей, да золота и серебра ищите побольше, тканей царьградских, мечей булатных. И ты это, потише там со жрецом нашим, нечего вам делить — все будет ваше, когда умру...

- Князь! — вскинулся Славомир.

Но Буревой лишь устало махнул рукой и побрел к морю, чтоб умыться соленой водой Понта. Усердный летописец позже так описывал те легендарные события: «Пришла рать великая русская из Новгорода, князь Буревой весьма силен. И попленил всех от Корсуня до Керчи и со многою силою пришел к Сурожу. В течение десяти дней зло бились между собой горожане и ратники Буревого, и через десять дней Буревой, силою взломав железные ворота, подошел к церкви, к святой Софии. И разбив двери, вошел туда, где находился гроб... А на гробе царское одеяло и жемчуг, и золото, и камень драгоценный, и лампады золотые над гробом, и сосудов золотых много в церкви. Все пограбили...»

Да, не дурак был князь Буревой, потомок славных новгородских воинов-князей Бравлина I и Бравлина II.

Великая ромейская империя Византия на момент вторжения славян в Крым была вовлечена в тяжелейшую войну с болгарским царем Крумом. Недавно пришла удивительная весть, что в одной из кровавых битв пал сам византийский император Никифор. Хану болгар Круму принесли сиятельный труп, тот самолично отсек ему голову и велел сделать из черепа великого врага для себя позолоченный кубок.

...Мало кто из современников и тем более потомков догадывался, что хан Крум и славянский князь Буревой действовали против Византии согласованно. Буревой тайно ездил к Круму, устроил ему отличную баню с наложницами и болгарскому хану сильно глянулся.

Они стали союзниками против главной империи мира. И именно потому, что Крум устроил Константинополю свою «кровавую баню», византийские колонии в Крыму остались без защиты. Сурож пал.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Шел уже 825 год от Рождества Христова. Над славянскими землями занимался рассвет...

Несчастен был в те времена правитель, у которого не случилось наследника мужского пола. Особенно если дело касалось страны, живущей в тяжелых природных условиях, территории, где по полгода воет вьюга, а лето длится всего пару-тройку месяцев, — в общем, того места, где выживает сильнейший.

Испокон веков вожди и цари старались наплодить как можно больше мальчиков, чтобы передать хотя бы одному выжившему бразды правления, а в те стародавние времена выживал один из трех детей.

Но не повезло правителю северного и богатого Новгорода князю Гостомыслу. Как ни старался — рождались у него одни девки. А точнее — выживали. Его супруга родила ему с десяток детей разного пола, но до юного возраста дожили только три: Ясна, Умила и Неждана. Позже, сами того не желая, девушки стали причиной первой и, пожалуй, самой страшной смуты Древней Руси.

...Князь Гостомысл правил уже 22-й год. Был известен справедливостью и незлобивостью. Суд вершил праведный, наказывал по всей строгости, но и милость стучалась в его двери. Считал, что народ надо беречь и приумножать.

Горожане любили своего повелителя: он не прятался за высокими заборами и не давал наемникам куролесить. Особенно строг был князь с дружиной после походов, когда воины с добычей возвращались и начинали ее пропивать по питейным.

Но горожане и жалели своего правителя. Не дали боги ему сыновей, хотя девицы — это тоже неплохо, особенно живые. В ту пору люди умирали рано, а дети так вообще мерли как мухи. Но всем было интересно, кому он передаст бразды правления. Так получилось, что и близких родственников мужского пола не осталось в живых.

Отец Гостомысла князь Буревой был воином суровым и жестоким, навел шороху по всем славянским землям, и того ему мало показалось.

В подбрюшье земель, где проживали различные славянские и финно-угорские племена, находилось лакомое место — богатейший полуостров с городами, набитыми добром. При захвате таких земель можно было не только привезти много сокровищ, но и пригнать рабов-ремесленников. А их, мастеров тонких искусств — художников, ткачей, гончаров, мастеров по ковке оружия, — ой как не хватало. Конечно, и свои ремесленники были, но северным князьям хотелось по богатству сравняться с греками, сравняться по тонкости ткани на одежде, по росписи палат, по силе вооружения.

Да... Тот крымский поход превратил князя в легенду у греков. Они считали, что Буревой не только вернул награбленное, потому что заболел после посещения местного собора Святой Софии, но и вылечился, приняв христианство.

А сын его любимый, нынешний славный князь Гостомысл, как-то по осени выпил хмельного пива, сел на любимую скамейку у лесного озера неподалеку от своих деревянных палат, прикрыл глаза и для себя восстановил картину происшедшего тогда с его отцом чуда.

Он мысленно восстанавливал тот яркий образ событий по семейным рассказам и легендам еще живых стариков-ветеранов того великого похода.

И вот как было дело почти 30 лет назад в 790 году...

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

...Третий день победитель с дружиной пировал в покоренном Суроже, славном граде. Пили и буянили под церковными сводами в просторном зале, где раньше молились «крестиане». Уже ближе к полночи, поднимая очередной кубок, отец Гостомысла и новгородский князь Буревой неожиданно покачнулся, побледнел, прервавшись на полуслове, и тяжело рухнул навзничь прямо на блюда с богатыми угощениями...

- ...тра... отра... — пытался прохрипеть князь, но не все поняли, что он хотел сказать про неких отравителей.

Лечили худеющего на глазах Буревого долго, все местные лекари-знахари перебывали в покоях лучшего дома, что уцелел в пожаре Сурожа. Но их камлания, заговоры и крымские травы были бессильны: князь едва дышал и уже говорил слабым голосом, что идет, дескать, во тьму к предкам, просил готовить погребальный костер на берегу моря. Прохрипел тихо:

- К богам меня отправьте... достойно... к Перуну с дарами... Сожгите со мной десять жен моих, наложниц... и коней трех моих...

...Тихо постучав, вошел Славомир, высокий, белокурый красавец-воин, который в эти дни лишь изредка отходил от ложа своего друга и вождя, и то для того, чтобы найти очередное средство лечения. На этот раз мужчина был радостен более обычного.

Он покосился на мрачно стоявшего рядом с ложем волхва Ягайло, стер улыбку с лица, помолчал, но, поняв, что жреца выгнать отсюда не удастся, решился говорить:

- Княже, весть принес благую... Мне тут жрец один... ну из... этих, крестиан... он мне посыпку сделал на ранку у предплечья — и зуд перестал, и сукровица сочиться перестала... Он сказал, что если ты примешь их слово Божье и вернешь им храм с дарами, то вылечит он тебя мигом... Я ему верю, друже, прикажи привести его...

Буревой открыл глаза и скривился, как от скисшего пива. Он помолчал, сопя и медленно моргая, затем глянул на соратника и слабо махнул рукой:

- Мне Перун не помогает... что уж этот их Крестос...

- Христос...

- Да ну не важно, как там его... На кресте его ромеи и евреи давным-давно распяли, говорят. Ну и что? Мы таких сотни видали... А они могут гром и молнии насылать, как наш Перун? Нет! Какой же это бог?

Было видно, что слова даются Буревому с трудом, да и обычных в таких случаях гнева и ярости не слышалось и не просматривалось. Славомир понял, что надо нажать еще чуть-чуть.

- Прошу тебя, княже, почти друга верой своей! Хуже тебе не станет от знахаря того... А лучше может быть, я верю! Ну прими ты этого Христа, от тебя не убудет — поставим его изваяние рядом с Велесом, дел-то! Да капище это каменное с золотом им отдадим — твое здоровье и жизнь нам ценнее всего. Как россы без тебя будут, жена твоя красавица, детишки, Гостомысл твой, самый любимый, маленький... Он же всего год назад родился — твоя надежда и будущая опора!

Славомир даже постарался выдавить слезу в голосе, но получилось это у грубого воина плоховато. Зато Буревой наконец оценил потуги друга, видно, совсем ему было худо, и он захотел испробовать последнее средство. Когда речь шла о жизни и смерти, князь проявлял редкую твердость характера, иногда людям даже казалось, что в жилах у него течет не кровь, а расплавленное железо.

...Христианский священник действительно был лучшим местным врачевателем, до него каким-то чудом дошли медицинские труды лучших на тот момент восточных, арабских ученых-лекарей, и он вовсю применял их рекомендации. Первым делом он провел над тихо лежащим в полузабытьи Буревым обряд крещения, на который со смесью страха и брезгливости смотрел присутствующий при этом Славомир. Затем влил вместе с водой в полуоткрытый рот князя какие-то порошки и смеси. Буревой быстро то ли уснул, то ли умер, но поднесенное к его губам зеркальце помутнело, что успокоило Славомира Ильменца.

Через пару дней предводитель славян-россов был уже на ногах и отдавал приказы, чтобы исполнить данное христианам слово, — в храм вернули все, что не успели еще пропить, городские постройки, как сумели, восстановили, и войско северян двинулось в свои края. Дружинники не роптали на то, что пришлось вернуть добычу в Суроже, они неплохо поживились в Корсуне-Керчи, Херсонесе, поэтому всем было что привезти своим домочадцам в суровые северные края.

Ну а сам Буревой ехал, сурово насупясь, и периодически ощупывал под грубой рубахой большой серебряный нательный крест, который перед прощанием надел ему на грудь бородатый лекарь-священник.

...Летописец позже занес в книгу: «И вынужден был Буревой принять крещение, вернул награбленное и пленных. Днями не выходил он из церкви, до тех пор пока не дал дар великому святому Стефану».

Продолжение следует...

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter

Поиск

Журнал Родноверие