Часть 1. Хлебопашец
Давно это произошло. Много времени прошло с той поры, сейчас трудно и вспомнить... И есть такое, что не забудешь. И хотел бы, а не забудешь никак — оно из головы не идет.
То же, когда-ка только, как война кончилась, пришли к нам из чуждых земель обладатели и поставили своих управляющих. Я-то сам не воевал — мал был, а отец мой — так он, было, и оврагами скрывался, а домой возвращался лишь глухой ночью. Мать его накормит, а утром — снова по оврагам. И то не долго так продолжалось, потому что видели уже все, что чужестранцы берут верх. Вернулся мой отец, а я на то время уже старшим стал. Стали мы делать по хозяйству, отец меня женил, поставили новый сруб и поселился там вместе с женой. Трудно было, потому оброки составляли и выполняли всякие повинности, но врагов — сила, а я один — что я против них? Были же, конечно, в нашем селе и еще мужчины, не всех война зажерла, но нас всех — валка небольшая, а у обладателя — целая рать, и при оружии. Так мы от них страдали, но где там! Повиновались. Трудно было, но жили как-то. Жили мы с женой в новом срубе и в семейном согласии. Единственное, где война невщухала — то под Дубравой. Жили там тогда ярости вой, чужакам не повиновались, а где встретят — убивали их насмерть. Железом этих воинов не возьмешь — только серебром, чужаки знали об этом. Я и сам видел в многих иностранцев серебряные ножи за поясом. Из леса нападали на чужаков, а те давали отпор. Не раз виряджались они истребить лесных воинов и покурить рощу, и каждый раз их перед самой дубравой бито. А все потому, что главным в Дубраве был Вулковой — то был великий воитель, а еще и кудесник, на всякие дела способен. Тот знал, кто что и подумает. Он ночью, бывало, обернется в Зверя, да и рыскает темными оврагами и оврагам, выведывает все про врага, а где врага встретит — задушит. На утро же вернется в Дубраву, выйдет на поляну, одному ему известную — кувирдь — перекинется через пень, перескочит через крицу и вновь примет человеческий облик. Так то он все наперед знал, и говорил своим воям, что и как делать. Так про него рассказывали... И было, я и сам с ним встретился.
Как-то темной осенней проезжал нашими землями какой-то большой враждебное обладатель, а при нем семьсот всадников, а пехоты — много сотен. Остановились они возле нашего посела и стали лагерем на ночевку. Управитель приказал, чтобы девушки все и женщины хорошие шли в тот лагерь на ночь. Я то свою толком из дома не выпускаю, но, как зайдут в дом, то будет нам беда. Так и сидели тихо, без света, не раздевались и спать не ложились. Разговаривали только шепотом, чтобы, было, не услышал никто. Вдруг, среди ночи, слышим — волки поют. Да так громко, что и не вспомнить, что бы к тому когда слышал такое. А потом розгавкались собаки по всей округе. Сидел я сидел, аж не утерпел. Говорю женщине — пойду гляну, что там творится, чего псы ругают. Открыл дверь, понемногу вышел на двор.
Вдруг вижу — стоят в моем дворе четверо. Я аж похолодел. Серый мех, острые уши — в темноте и не разберешь, то ли люди в волчьих шкурах, то ли волки на задних лапах! Один из них, чуть ниже всех, впереди стоял. Смотрит на меня, а мне аж мороз по коже. Говорит мне:
-Иди сюда.
Тихо сказал, но я вздрогнул. Но, думаю, как говорить умеет, то, видимо, человек. И все равно страшно! Идти не могу, с перепугу ноги не слушаются. Он мне снова:
-Иди сюда.
Я ближе подошел. Немного разглядел их, а особенно того, который до меня говорил — невысокий, в волчьей шкуре, меч на боку, а взгляд острый, как лезвие и глаза светятся. Так смотрел он на меня, что мне аж не по себе сделалось, а потом говорит:
-Кто такой?!
-Я Ячмень, гречкосей.
-Знаешь, кто мы?
Кто они есть, то это я догадался, как только их увидел. И ответил бы, но сказать страшно. Тогда он мне снова говорит:
-Отгадай загадку:
В Сербских Карпатах жили белые хорваты
Добывали мед и соль, пили пиво и кисель.
Как дошло мо'до войны — гром с неба, а они
Кто в лугу, кто в глуше умело варят кулеше.
Это о ком?
-О лесных воинов с Хорватой Дубравы — о вас, — отвечаю.
-Правду говоришь, — говорит он мне, — иди к себе в дом. Закрой двери и окна — до утра не открывай. Как будешь тихо сидеть — будешь жить.
Сказал это, и отправился со своими бойцами в соседний дворе. Я же не живой не мертвый забегаю в дом. Женщина спрашивает, что случилось, а я то и рассказать не могу. В конце концов пришел в себя, и шепчу тихо к ней, чтобы быстро закрывала дверь и лезла за печь. Только дом закрыли, слышу – началось: крики, стоны, лязг железа, а потом смотрю — зарево. То Вулковой со своими воинами напал на лагерь чужаков. Всю ночь такое творилось, только на утро прекратилось. Как уже Солнце взошло — стучат в дверь. По крикам слышу — чужие. И открывать боюсь, а не откроешь — дверь выломают. Делать нечего — открыл. А на пороге — чужие бойцы, с полтора десятка. Так и ворвались в дом, меня на внутрь толкнули, бегают, посуду бьют. В руках у каждого — ножи, топоры, лица обожженные, окровавленные. Все злые, вижу — шутить не будут. Где, кричат на меня, где лесные оборотни?! Я им говорю, что, мол, ничего не знаю. Спал себе в своем доме, и тут началось, бардак какой-то, то я двери наглухо закрыл. А с Дубравы, говорю им, никого не знаю, и не видел никогда, разве что слышал, да и то — сплетни. На счастья, поверили они мне — разбили окна и бросились в соседних господ.
Днем узнаю: убили чужеземного властителя в его лагере, а с ним почти всех его всадников и пехоты много изрублено. Управитель наш едва жив остался — ему оторвали ногу и выбили глаз. Так он и еще кто из чужих остались, бросились по следам за лесными воинами вдогонку, до Дубравы. А что сами боялись в Дубраву заходить то впереди себя нарядили нас, всех местных земледельцев из нескольких поселений. Зашли мы в лес и не знаем что делать — и позади смерть нас ждет, потому как не воротись, то будем биты, и впереди смерть ждет. А вокруг бой, чужие стали лавой и на Дубраву наступают, а лесные среди деревьев защищаются. Иду я лесом, руки опустил, вдруг — шорох и рычание.
Оборачиваюсь — лежит на земле волк, да еще такой большой, просто огромный. Трава рядом с ним зкривавлена, дышит тяжело, видно — ранен, а смотрит мне прямо в глаза! Я так и замер. Стою, не дышу, боюсь пошевелиться. А он тоже с меня глаз не сводит – пялится в меня хищным взглядом, и показалось мне, что он все мои мысли наперед знает! Тут я вообще перепугался, бежать надо, но не могу! А он смотрит на меня и говорит:
-Здоров, мужик.
Смотрю ему в глаза — и знаешь: это он со мной ночью разговаривал! Лежит, раненый, и не волк это вовсе, а просто был покрыт волчьей шкурой!
-Узнал?
-Узнал, — отвечаю, а голос дрожит.
-Иди, принеси мне воды. И быстро. И врагам в руки не попади.
Я пошел. Зашел в чащу, вышел на поляну, а тут как побегу — и где только силы взялись? Бегу, дороги не вижу. Выбежал из Дубравы, довколи — бой, а я бегу, ног не чувствую, и как жив остался — сам не знаю. Пробег полем, забежал до своего двора, запригнув в дом, залез в печь и сидел там до темноты, пока бой не кончился.
Вот так встретился я с Вулковоєм. Много времени спустя прошло. Вновь бои были, вновь выходили лесные воины с Дубравы на дела. Охотились иностранцы на Вулковоя, и только каждый раз ему удавалось вырваться из ловушки, еще и врагов побить. Его вой, говорят, и сейчас в Дубраве живут, а сам он еще там — этого не ведаю. А как вспомню про ту встречу — то и сейчас мороз по коже. Я то приказа его так и не выполнил — не принес ему воды.
Часть 2. Путешественник
Крупные реки, впадающие в Румского море, берут свое начало на севере. Эти реки начинаются в густых северных лесах, в землях славян. Мы добрались до устья Русской реки, но оказалось, что она вся покрыта льдом и плыть по ней нет никакой возможности. Через это мы стали лагерем на берегу и стояли там четырнадцать дней.
Когда прошло время самых сильных морозов, время начал меняться, Русская река растаяла, мы погрузили на лодки верблюдов и двинулись по ней вверх против течения. Так мы двигались семь дней, пока не приблизились к месту, которое не было пригодным для судоходства. Здесь были крупные подводные скалы, они образовывали водовороты. В этом месте мы сошли на берег и дальше следовали вдоль реки. На следующий день нас накрыла снежная буря, так, что верблюды шли в снегу по колено. Все мы страдали от холода и трудностей, постоянно шел снег, холод был таким, что перед ним холода Хорезма были подобны теплым дням. Так продолжалось п'пять дней, затем буря прекратилась, но мороз был очень сильным. И через это мы делали частые остановки, жгли огонь и грели в котлах воду, чтобы согреться. Когда морозы сменились на потепление, идти стало намного легче и мы продвигались быстрее. Так мы направлялись на север, пока не добрались до одного из притоков Русской реки. На ее берегах живут охотники, которые охотятся бобров и речных птиц. Здесь начинаются земли славян.
Когда я прибыл в их края, то увидел, что это просторная земля, богатая на мед, пшеницу, ячмень и большие яблоки. Славяне живут в лесах, по берегам рек. В такой холод они носят льняную одежду, а на некоторых из них бывают шубы из бобровых шкур, мех этих бобровых шкур возвращено наружу. Жилья в них сделаны из дерева и имеют два этажа, один из которых находится под землей. Эти жилища они согревают с помощью больших жаровен, похожих на жаровни для выпечки блинов, только намного больших, каменных, или сделанных из глины.
В их лесах много меда в жилищах пчел, которые они знают, и ходят для его сбора. А часто сами пристраивают на деревьях бревна с отверстиями, в которых селятся пчелы, а потом собирают этот мед. Действительно, меда там очень много, славянские купцы продают его в другие страны. Я видел в этой земле дерево, оно очень необычное на вид, потому что имеет белую кору. Жители этих земель бурят его и прикрепляют под ним сосуд, в который стекает из этого отверстия жидкость. Затем они пьют ее, эта жидкость очень приятная на вкус.
Мне рассказывали, что раньше славяне не имели над собой никакого превосходства соседнего народа и никому не подчинялись. Сейчас же одни из них платят харадж туркам и болгарам. Другие, что живут на западе, покорены франками.
Верблюды не могли идти дальше и мы купили нескольких низкорослых лошадей. И, загрузив на них наше имущество, двинулись дальше. Так мы шли два дня и мы добрались до реки, вода которой черная, как чернила, но при этом она сладкая, чистая и приятная. В ней нет рыбы, только большие черные змеи, одна на другой, их больше, чем рыб, но они не причиняют никому вреда. Местные ловят их руками, так много их в этой реке, а затем жарят на раскаленном камне и так едят.
Далее перед нами начинался лес, который имеет название Хорват. Местность эта дикая, и нас предупреждали, чтобы мы остерегались нападения грабителей. Нам посоветовали обойти этот лес стороной, но на это надо было потратить больше двадцати дней. Нам говорили, что в этих лесах живут оборотни, которые безжалостно грабят и убивают путников, тех, кто отважится ехать лесом Хорват. Эти войовники сидят между деревьями, днем выслеживают всех, кто идет через их земли, а ночью переодеваются в волчьи шкуры и с дикими криками бросаются на путников. Так они нападают каждый раз, и местные славяне верят, что ночью эти войовники превращаются в настоящих волков. Эти воины никому не подчиняются и никому не платят дань, и признают власть только своего правителя. Он то же живет в этом лесу и оттуда отдает свои распоряжения. Два дня мы стояли на месте, и расспрашивали местных жителей, чтобы получить как можно больше сведений о воинственные народы, которые заселяют эту землю. На третий день я решил идти сквозь лес Хорват. Мои спутники пытались убедить меня обойти эту местность, но вынуждены были согласиться с моим решением.
Таким образом, на третий день нашей остановки, мы двинулись верхом к большому лесу, в котором были огромные деревья. В тот день снова стал мороз. Начался сильный снегопад и все вокруг покрыл снег. Мы двигались по лесной дороге. Так мы ехали полдня, когда один из моих рабов, он ехал впереди, громко закричал, как было условлено, подавая нам сигнал. Мы приблизились к нему и оказались на месте, на котором были видны следы битвы. Здесь лежали трупы людей, убитые лошади, были разбросаны поломанные щиты, копыта и топоры. Наши лошади бросались в сторону от трупов и вязли в мокрой земле и снегу. Тогда я приказал всем быть наготове. Так мы медленно двигались вперед. Скоро мы увидели какую-то фигуру. Это был человек в медвежьей шкуре, он стоял посреди лесной дороги, высоко подняв правую руку. Мы остановились, и я приказал приготовиться к бою.
Так мы стояли некоторое время, мы не двигались вперед, и не двигались назад, и человек в медвежьей шкуре молча стоял с поднятой вверх рукой. Неожиданно мы увидели еще нескольких людей, они быстро приблизились к нам. Один из них, их старший, сказал нам, что мы заехали во владения лесного князя. Потом к нам подошел тот, в медвежьей шкуре, которого мы увидели первым. Он был очень большого роста, с густой бородой и длинными волосами. Он приказал нам следовать за ним, угрожая нам, если мы не согласимся, отобрать все наше имущество, а нас самих обратить в своих рабов. Я решил подчиниться его приказу и приказал своим делать, что он говорит. Мы слезли с лошадей и свернули с дороги в лес, мы шли за этим человеком, ведущие своих коней за удила. Позади нас шли другие, которых мы встретили.
Так мы шли через лес, пока нам не приказали остановиться. Затем человек в медвежьей шкуре приказал нам оставить лошадей и идти за ним. Мы вышли на широкую поляну. Посреди поляны находилось большое здание, сложенное из бревен, в ее стенах были отверстия для метания стрел и эта постройка была похожа на укрепления. С одной стороны ее окружали частокол из заостренных бревен и большая брама. Под частоколом стояли несколько воинов в звериных шкурах. У ворот на деревьев’деревенской скамье сидел пожилой мужчина, на его плечах тоже была волчья шкура. Под скамьей, возле его ног сидели два огромных пса, но скорее это были прирученные волки. Этот человек и был лесным князем. Это мы поняли, когда человек в медвежьей шкуре поздоровался до него, и поклонился ему, и коротко поведал о нас.
После этого нам приказали подойти ближе к князю. Он сидел, склонив голову, и смотрел себе под ноги, на мокрый снег на земле, а может на своих волков. На нас он не смотрел. Тогда он сказал нам:
-Кто такие?!
-Меня зовут Хаммад ибн Ибрахим ибн аль Рашид, — ответил я. — родом из Дамаска. Я купец и торгую металлами, медью, и железом и торгую хорезмською шерстью и тканями. А еще торгую солью, и ромейский посудой. Это мои сопровождающие, — указал я на своих людей.
-Знаешь, кто мы? — вновь спросил князь. Он так же не поднимал на нас глаз и так разговаривал до нас.
Я не знал что ответить. Я решил уклониться от прямого ответа и сказал так:
-Я слышал, что ваши воины называют вас князем, — так сказал я ему, — Нам говорили, что в этих лесах много воров, которые безжалостно разбивают всех путников. Не могли бы вы защитить нас от этих грабителей?
Тогда я увидел, что кое-кто из них зло засмеялись, после того как я сказал последние слова. Но князь поднял правую руку, и все стихли. Тогда он снова заговорил к нам.
-Меня зовут Вулковой. Старые люди рассказывали мне, что когда на наших землях были мир и согласие. А потом пришла война. Я в юности взялся за оружие. Было много кровавых боев, в войне погибло много моих воинов, воевод и моих братьев. Теперь я говорю так...
На мгновение все затихло, даже не шелестели листья. Волки, которые сидели под лавой, стали на четыре лапы и подняли уши, будто пытались что-то услышать.
-Я говорю так... — вновь заговорил князь. — Если бы ты продавал бы оружие нашим врагам, я бы приказал отрезать тебе голову. Если бы ты торговал бы людьми, тогда тебе отрезали бы... — и он сказал, что его воины отрезают тем, кто торгует пленными славянами, — Ты и твои люди можете быть свободны. Вы вернетесь, откуда вышли сегодня утром, и обойдете этот Священный лес стороной. Можешь торговать, и покупать в местных мед, и воск по цене, которую они назовут. Можешь свободно проезжать по славянским землям в своих торговых делах. Но если придешь с недобрыми намерениями... — вдруг князь Вулковой поднял глаза на меня.
Клянусь, я никогда не забуду этого взгляда. Он смотрел хищно, как зверь на раненую лань. Он смотрел так, что мне показалось, будто он знает мои мысли наперед. Его волки яростно загарчали, показав клыки. Подул сильный ветер, лес зашелестел листьями, а великан в медвежьей шкуре потряс боевым топором в руках. Но князь снова поднял руку, и все успокоились.
-Как придешь с плохим — будет тебе смерть. А теперь — иди.
Я и мои люди, не останавливаясь на передышку, в сопровождении воинов князя быстро покинули лес Хорват. Выйдя из этого леса, мы начали готовиться к долгого обходного пути.
Часть 3. Князь
Темное стальное небо. Гнутся под толщей снега ветви деревьев. Вновь начинает вьюга. Ветер дует все сильнее на белое промерзлое поле.
Вражеское войско растянулось широкой лавой. Их много. Несколько тысяч. Теперь они медленно надвигаются в нашу сторону. Впереди движется вражеская конница. Лошади тяжело идут, по грудь проваливаются в сугроби и снежные заносы. Далее идут пешие. Лучники в кожаных свитах. Бойцы с самострелами в синих накидках поверх теплой одежды. Идут псари с боевыми псами. Дальше идет сплошная вражеская лава – топоры, щиты, кожаные шлемы. Синие, зеленые и желтые накидки... лес мечом тускло блестит острыми стальными верховьями... Они идут, прокладывая себе дорогу в глубоком снегу. Посередине скамьи – куча всадников, закованных в бронь. Там полыхают знамена, звенит металл и раздается воинственная чужеземные песня. Играет горн, бьет боевой бубен. Бьют барабаны. Ржут лошади. Ругают боевые псы. Синие, зеленые, стальные ряды четко различаются на фоне белого заснеженного поля. Вражеское войско движется в нашу сторону.
Я Вулковой. Лесной князь. Рядом – все мои воины.
Мы стоим на опушке леса между заснеженными деревьями и пока враг нас не видит. Я смотрю в разноцветный густой вражеский строй. Потом оглядываюсь на своих воинов. Серые, серые, как лед на замерзшем озере. Серое звериное мех и острые волчьи уши. Кольчуги, стальные перчатки, широкие кожаные пояса. Сверкают хищные глаза. Все вглядываются в долину, на вражеское войско. Оттуда раздается горн, гулко стучат барабаны, слышны хриплые голоса.
Враг уже близко... Мы все еще не заметны. Теперь уже можно разглядеть лица всадников, едущих впереди. И теперь – Я снимаю руку. Это знак. Ветер вдруг срывается и бросает с неба снегом – врагам в глаза. Вперед выходит один из моих воинов – он начинает свою протяжную песню. А-у-у-ульк – звучит более Дубравой. А-у-у-у... А-у-у-ульк – это отзываются по всей Дубраве десятки... сотни голосов. Передняя конная лава врагов вдруг вздрагивает. Лошади смущены, крутятся на одном месте... Всадники тревожно оглядываются вокруг. За ними заметушились вражеские лучники, но ветер!.. ветер бросает снег им в лицо!.. Тогда отзываются наши вой – вдруг холодный воздух разрывается зверскими криками!.. сорванным рычанием!.. Передняя конная лава ломает строй – лошади становятся на дыбы, бросаются в разные стороны, заворачивают обратно – всадники марно пытаются сдержать их. Стихает горн и барабаны. Обрывается пение. Стихает даже собачий лай. На мгновение наступает тишина, только ветер бешено воет с опушки в поле. И сумасбродно ржут испуганные вражеские лошади. Мы все еще незаметны для врагов. Передняя лава всадников пытается выровнять строй. Лучники натягивают тетиву в своих самострелах. Тысячи вражеских глаз смотрят в нашу сторону, но – ветер дует снегом им в лицо.
Тогда Я снимаю руку. Дубрава, и небо, и долина вновь разрываются диким звериным рычанием... Я снимаю руку. Победа – за нами! Мы идем в бой! Я иду первым. Я первым выхожу из-за кряжистих дубов на опушке. И вдруг из рощи выскакивают десятки моих воинов. В бой! Серые, серые волчьи шкуры бросаются на переднюю вражескую лаву всадников. Ударили! Надорванное ржание!.. Хрип, крики... Я вижу, как вверх копытами переворачиваются боевые кони. Копья падают вниз, проваливаются в глубокий снег. Враги сбиваются в кучу. Здесь в снегу вперемешку кони, всадники, раненые. Отбиваются топорами... Другие спасаются бегством. Некоторые, кто потерял коня, бегут пешком. Серые меха бросаются в кучу врагов. Безумно кричит израненный конь с оторванной ногой... он завалился набок... бьется в снегу... из под него пытается выбраться вражеский боец... еще несколько зарились в снег, закрывая головы руками. Перепуганные и раненые кони топчут своих же наездников... Короткий свист!.. Это стрелы!.. крик... кого-то забито... стон и рычание. Но они не успели заново натянуть тетиву. Мои воины бросаются на лучников. Лучники спасаются на разные стороны... проваливаются ... падают в снег, рассыпая стрелы. Здесь слышен лай. Наши воины режут вражеских псарей. Кое-кто сцепился с враждебными собаками. Бьются, грызутся, и, сцепившись, — падают в снег... Серый мех – против черного... и кровь... густо красная кровь – на снегу!.. на сером волчьем меху...
Все смешалось... Сумасшедшие крики — взбесившиеся псы грызут своих же раненых псарей! Грызут вражеских лучников... бросаются на раненых лошадей... Вперемешку падают в перевернутый снег лучники и всадники в стальных доспехах... падают вражеские пехотинцы... Наши вой –серые волчьи меха – добивают их. Проламывают головы... наступают на горло...
Надрывно ревут вражеские трубы. Вражеские пехотинцы сами убивают своих же оголтелых псов. Вокруг разбежались напуганные окровавленные кони... Звенят топоры и келепи... Лава врагов прикрылась щитами. Здесь жуткая давка. Резня. Одного воя вражеские бойцы насаживают на железный крюк. Другой сваливают в снег и отрезают голову. Здесь враги держат строй. Мы бросаемся вперед. Я иду первым. За мной бросаются мои воины. Удар! Еще удар!... Трещат щиты. С треском ломаются кости... Судорожные вопли...Хрипло кричат враждебные проводники... Враги валятся в снег – одни перевернутые, другие, с пробитыми головами, неуклюже оседают... кто-то потерял руку, кто – то- голову... теперь лава проломлена. Пехотинцы падают в снег. В снег, перемешанный с кровью... Одни убиты, другие ранены, другие просто падают с перепугу... Мы наступаем по их головам! Дрогнул вражеский флаг. Он то же падает — у вражеского знаменосца флаг отрывают — вместе с рукой!.. Вражескому всаднику оторвали голову в стальном шлеме!.. Чужаки кучами падают в снег, бросая оружие. Наши добивают их... Опять все смешалось. Серые шкуры сцепились в снегу с ранеными вражескими пехотинцами. Кого-то душат... кому-то ломают челюсть... Слышны хрипы... стоны... рычание... Враги бегут повсюду. Только один конный отряд в злой сече пробивается сквозь снег. Сверкают длинные мечи... Железные кольчуги... Темные панцири... сплошь Глухие стальные шлемы с узкими прорезями... Все же разбивают и их. Всадники в стальных латах беспорядочно отступают, кони вязнут в снегу и обессилено падают...
Битва окончилась. Метель вщухла. Я посреди бранного поля. Здесь все перевернуто. Стоптанный, изрыт, как будто вспахан, снег... в перемешку с красным... На стоптаному грязном снегу — убитые... тяжелораненые... кто в стальных доспехах, кто – то- в кожаных свитах... Протяжно воют умирающие кони... Мятеже боевые псы... Некоторые псы –искалеченные, но еще живые – жалостно скавучать... Беспорядочно разбросанное оружие... Грудами валяются щиты и поломанные доспехи... И окровавленные серые шкуры, со сбитым, залипшим от крови мехом... Много воинов – погибли. Кто жив – собирает добычу. Густой пар идет из ноздрей и открытых захеканих ртов... Они собирают добычу из погибших чужаков, наточив уши и не сводя глаз с долины, откуда вновь могутпоявиться враг. А еще время от времени оглядываются – там, за их спинами высится древний лес – Хорвата Дубрава...
Солнце заходит, быстро темнеет и сейчас в Дубраве уже запали тусклые зимние сумерки. Тысячелетние дубы раскинули могучие столетние ветви. Под ними – толща сугробов и заносов. Дикие яблони и орех под тяжестью снега на ветках гнутся, гнутся до самой земли... Они будто образуют арки из гнутых веток, покрытых белым и шалаши под снежной кровлей. Снег там не стоптанной... и не загрязнен враждебной кровью. Снег там нетронутый, лежит сплошным толстым одеялом. Никаких голосов, криков или стонов, что раздавались на опушке, здесь не услышать. Дубрава, покрыта белым холодом, глушит все постороннее... окутывает необыкновенной тишиной. Такой тишиной, которую можно услышать только в зимнем лесу...
Сумерки здесь всегда раньше, чем в долине, а сейчас и вовсе темно. Только с запада небо еще горячее... Могучие дубовые кроны с лапами снега выглядят черными тенями против оранжевого... Выше сквозь черные ветви можно увидеть темно-синее небо... А дальше от заката небо становится черным и совершенно сливается со стволами, кронами и ветвями под снегом... темными в сумерках... В сумерках незаметное тихое лесное озеро... оно спит... оно покоится под толстым льдом. Вокруг озера растут дикие сливы. И еще здесь сосновый бор. Сейчас уже не видно, а днем это единственное место в этом лесу, где можно увидеть вечно зеленые сосновые ветки под снегом... увидеть зеленое – цвет жизни – зимой... В бору этом огромные муравейники... высотой они в пол человеческого роста. В них живут рыжие муравьи – обладатели этого бора... Сейчас они то же покоятся под снегом – ждут тепла.
Дальше растут молодые дубы... Здесь есть тропинка... Узенькая тропинка... Сейчас ее можно увидеть – она под снегом... и темно... Снег здесь наметений, как везде в Дубраве – на этой тропе ни одного следа. Эта тропинка ведет на поляну. Вокруг поляны по кругу – старые дубы. Самому молодому дубу – тысяча лет... эти дубы – огромные... высокие... высокие за все деревья в лесу. Под самым небом они сплетаются ветвями, образуя просторное снежное шатер над заснеженной поляной... Эти дубы – непоколебимы. Они поют славу Родному Белому Свету... и Родному Темному Миру... Они – охраняют поляну. Посреди поляны – пень. Раньше то не пень был, а был то самый старший среди дубов... Был он огромный, мощный, а жил он тысячи лет. И лет уже немало прошло, как ударила в него молния! Молния! Дуб-великан за мгновение обернулся в прах. И в прах он обернулся – только в этом Мире. На самом же деле, Он отправился в Небо! Перуниця-молния – забрала его к себе. Так древнее Древо отправилось в Мир иной... а по себе оставило воспоминание — огромный пень с кочевряжним корнями. Следующей весной пень пустил росток – то возобновилось его жизни. Иого породили огромный Дуб и небесная молния. Сейчас, под снегом пня не увидишь... только видно посреди поляны большой холм снега – так, словно сугроб... а с того белого холма уперся вверх – в Небо – дубовый росток... То он несет в себе силу небесного огня!.. И не мертвую силу – а живу, ярую... ведь сам он – живой!..
Туда, на эту поляну, под открытое темное небо... прихожу Я, Вулковой, лесной князь. Прихожу, не оставляя никакого следа на заснеженной тропинке... Сначала Дубравой дохожу до озера... здесь Я купаюсь в нем... окунаюся, не сбросвючи с плеч волчьей шкуры... и не проламывая лед... и не делаю прорубь. Просто, прохожу сквозь лед... погружаюсь в ледяную воду – до самого дна... так, что достаю мглистой поверхности. Отшатывается в разные стороны стайка мелкой рыбы... блеснет круглым глазом сполохана щука... и смотрю в небо сквозь толщу воды... сквозь лед, сквозь снег... а потом выныриваю, и на мне – ни капли воды. Потом захожу в бор... выхожу на знакомую тропинку... иду по ней, не оставляя ни одного следа... Подхожу к дубов-исполинов... и выхожу на поляну.
Здесь Я сбрасываю с плеч волчий мех... здесь Я сбрасываю багряный плащ. И босиком подхожу к Перунова ростка. Здесь Я общаюсь с Небом. Здесь я говорю то, что никогда не услышит посторонний. Здесь Я узнал то, что ожидал... Я стою босиком... Поляна эта – Светлая Хорвата Диброва. Поляна эта хранит весь лес, лес защищает поляну... этот лес бережет Родную Землю... Земля дарит жизнь моим воям... и мне... Здесь, на этой поляне, решается все... Чему быть, а чему не бывать...
Здесь Небо говорит Земле... Небо говорит Земле белым пушистым снегом... Небо говорит Земле серыми сумерками и горячим закатным небосводом... А по весне, когда ударит первый весенний ливень и вновь грянет молния, на этой поляне расцветет Цветок... Этот Цветок – осуществит все завещанное.
