Все, кто бывал за городом, видел надгробия, воздвигнутые то там то сям вдоль трасс — это памятники тем, кто погиб в автокатастрофах. Иногда что-то подобное можно встретить и в городах: веночки и цветы, привязанные к световым столбам.
Здесь подобные мемориалы некапитальны и недолговечны, дабы не отвлекать социального атома, спешащего на отработку ипотечной барщины, мыслями о чем-то не рациональном. За городом такие надгробия могут существовать десятилетиями. Такие объекты можно увидеть на островах и берегах рек и озер — это памятники утонувшим рыбакам и туристам. В современном мире, подобные памятники, конечно, являются мемориалами, а не настоящими могилами, так как жертв несчастного случая хоронят на обычных кладбища при этом активно продолжая выделять в окружающем ландшафте места, связанные с умертвием Зачем же?
В этнографической науке есть термин — «заложные покойники». В народе к ним относили всех людей, умерших не своей смертью, раньше отпущенного срока. Это и убитые, и утопленники, и самоубийцы, и опойцы, и, конечно, те, кого можно назвать жертвами несчастного случая. По народным верованиям, такие покойники «доживая за гробом срок своей жизни, сохраняя все свои свойства, свой нрав, склонности и привычки», при этом, могут активно являться живым и причинять им вред. В те стародавние времена заложных чаще всего хоронили на месте их гибели, по причинам которые будут изложены ниже.
Для понимания этой каузальности стоит дать мы должны обратиться к текстам исследователя народной демонологии Д.К. Зеленина:
«Где живут заложные покойники после своей смерти? Там же, где живет и нечистая сила, вместе с чертями. Места же жительства нечистой силы весьма многочисленны и разнообразны: прежде всего, конечно, пространство под землей, а затем все стоячие воды на земле: омуты, озера, пруды, а также болота, трясины, овраги, трущобы и все вообще «нечистые места»... Где бы заложные не жили, они всегда сохраняют самую тесную связь с местом своей смерти и с местом своей могилы. Один человек удил рыбу на месте, где кто-то утонул, тогда утопленник лезет у удильщику и говорит ему: это место мое. Каждый месяц, на новолуние, утопленники приплывают к тому месту, где кто утонул и купаются при лунном свете. 12 сентября 1884 года в селе Троицком-Варыпаеве Петровского уезда Саратовской губернии удавился в перелеске вблизи селения, на ветле, крестьянский парень Григорий»
«Едва только похоронили самоубийцу, как деревенские бабы начали толковать, что на том месте, где повесился Григорий, появилось привидение, которое, между прочим, настолько испугало одну женщину, что у ней отнялся язык. Привидение было в образе умершего Григория... Кроме того, многие будто бы слышали рыдания в роще, где безвременно погиб Григорий». В бучиле (глубокой яме с весенней водой) на лугу воры утопили в запрошлом лете Акима-лесника; теперь там душа утопленника жалобится: кто-то стонет из бучила так жалостливо-жалостливо»
Чтобы такой мертвец не ходил на место своей гибели 7 лет, труп не нужно переносить на новое место с места его смерти. Так считали крестьяне Новомосковского уезда.
Если же такой труп необходимо перенести, то «переносят через перехрестну дорогу: в таком случае самоубийца, дойдя до перекрестка, сбивается с дороги и нейдет дальше.
Иногда покойника и нельзя вывезти за его грехи на «нормальное», людское кладбище и местом его захоронения может стать лес — обитель демонов: «Один мужчина был черту обещан. Был очень гордый, а когда в лесу умер, не смогли из леса забрать, лошади не везли. Там пришлось похоронить, у лесной избушки.»
Нечистая сила могла явиться в таких местах не только в образе самого беспокойника, но и принимать различные формы:
«На могиле давным-давно похороненного утопленника проезжавший в месячную ночь псарь Ермил увидел барашка: белый такой, кудрявый, хорошенький, похаживает; Ермил взял его на руки, а лошадь от него таращится, храпит, головой трясет; баран странно и необычно глядит Ермилу в глаза, а потом вдруг, оскалив зубы, начинает дразнить его, повторяя Ермиловы слова: «бяша, бяша»
Демоны здесь обычно пугают:
«В Оренбургской губернии говорили про одного удушенника, что он гоняется за людями. Утопленники и повесившиеся необычайно шибко бегают; если им на бегу попадутся лошади — они ржут, а если скот — ревут, чем и пугают их»
На этой территории нельзя вести никакую деятельность, так как это ведет к конфликту с представителем низшей демонологии:» В Сарапульском уезде Вятской губернии во вновь построенном доме оказалась кикимора: «Никого не видно, а человеческий голос стонет; как ни сядут за стол, сейчас же кто-то и скажет: "Убирайся-ка ты из-за стола-то!", а не послушают — начнет швырять с печи шубами или с полатей подушками; так и выжила кикимора хозяев из дому». Причину всего этого видели в том, что «под домом зарыт был когда-то неотпетый покойник или удавленник»
Но чаще эти локусы представляют собой прямую опасность для людей.
«В Ярославской губернии те места, где висел удавленник, считаются нечистыми: днем этим местом не ходят без молитвы, а вечером всячески стараются обойти или объехать это место. На таких местах путника может погубить черт в виде удавленника, может удавить, зарезать»
Нам удалось найти только один случай, когда место смерти считается святым, а не нечистым. Речь идет о «бабушкином пне» недалеко от деревни Вожгора в далеком Лешуконском районе Архангельской области. Это место — небольшая поляна в лесу, на небольшом проселке, где еще ездят на телегах и ходят пешком. Когда-то неопределенно давно, на этом пне умерла заблудившаяся бабушка-грибница. Сам пень не сохранился и святым статусом пользуется вся поляна.
Местные жители, ходя по грибы-ягоды или на охоту, обязательно приходят в это место и просят у бабушки удачи и помощи, принося ей незамысловатые жертвы и крестясь:
«пойдешь, так хлебца возьмешь, ягодок наберешь, так вот этой бабушке – бабушке-побываленке и положишь. Снесешь еще и платок, белый платок». Исследователям, изучавшим культ бабушки, не удалось установить никаких подробностей о ее личности. Но как настоящий мифологический персонаж народной религии, бабушка обладает способностью являться людям, например во сне: «Был случай. Бабка за морошкой ходила. Шла с морошкой – пить захотела. У бабушкина пня стоит стеклянка с водой. Она взяла воду и выпила. И сказала: “Я тебе потом принесу”. Один день, два, три не идет, а потом ей бабка та и приснилась: “А чего ты воду-то все не несешь?”. Ну и она пошла потом, и воду унесла там то, поставила.»
В связи с этим этнографы верно замечают:
«Место воспринимается как святое, поскольку здесь погиб человек. Так, в современных рассказах возникает архаичный мотив жертвы, освящающей сакральное пространство…»
Остается только добавить, что опасное, нечистое пространство является выделенным в ландшафте и тоже, в своем роде, почитаемым объектом, в отношении, которого совершаются умилоствительные обряды.
Часто убиенные места имеют свои названия, известные местным жителямй:
«Паранькина могила, Любкина смерть и тд.. Зачастую места смерти иноформация об этом не отражается в топониме, только фиксируется имя поокойника. г. Нахалкина горушка — Нахалкину там убили, Павлушкин омут — - Павлушка утонул. Также имена умерших в топонимах отображаются через уменьшительные и ласкательные формы — болото Ильюшенькино — утонул там.»
Места вдоль трасс, где есть могилы, погибших в автокатастрофах, конечно, не имеют отдельных названий, современный культ таких мертвецов в десекуляризированном и десакрализованном обществе, даже не то чтобы упростился и примитивизировался, он исчез из осознаваемых действий. Этот мир регламентирован не менее чрезвычайно, чем мир традиционный, и похоронный этикет современного общества не позволяет хоронить умерших в местах их гибели, но это не делает подобное пространство менее опасным в сверхъестественном смысле. Наоборот, как мы уже знаем, такое пространство может быть более опасным из-за стремления покойного возвращаться туда вновь и вновь. Современный человек на сознательном уровне не придерживается подобных верований, связанных с народной демонологией, более того, большинство современных городских людей даже не знают никаких мистических аспектов, связанных с мертвецами, умершими до срока, но на бессознательном уровне они могут продолжать воспроизводить архаичные модели поведения, выделяя места смерти в пространстве, ритуальной установкой псевдонадгробий, которые выполняют функции знака, предупреждающего живых об сверхъестественной опасности, также воспринимаемой на бессознательном уровне, а также своего рода жертвоприношениями (как-нибудь позже мы обязательно подробнее рассмотрим жертвенные обряды для заложных в традиционной культуре) этим опасным существам.
Использованная литература
Березович Е.Л. "Русская топонимия в этнолингвистическом аспекте.
Зеленин Д.К. Очерки русской мифологии: Умершие неестественною смертью и русалки.
Иванова Л.И. Персонажи карельской мифологической прозы.
Петров Д.Д. Элементы язычества и взаимодействие народных традиций.
Святые места в культурном ландшафте Пинежья.
