Сегодня язычество активно рекламируется как природное мировоззрение. Увлекаясь этим, однако, забывают, что понятие «природы» не является древним, и его окончательное оформление связано с романтизмом XIX в. Современный человек обычно понимает под природой дикую, нетронутую цивилизацией местность: лес – природа, пашня – не природа. Считается, что для «язычника» именно нечто такое дикое, первозданное, нетронутое цивилизацией и должно выступать как объект почитания, примером чему выступает популярное ныне выражение «лес – мой храм».
Тем не менее, в подлинно древних произведениях индоевропейской мифопоэтики мы находим иное отношение к лесу и «природе» в современном понимании вообще. Примером этому являются гимны Ригведы. Для обозначения дерева в Ригведе обычно используется слово vana < п.и.-и. *wana-, иногда vanaspatī («господин лесов/деревьев», вероятно, об особенно высоких деревьях).
Практически сразу при обращении к гимнам Ригведы замечаешь, что если в них упоминаются деревья или лес не в переносном значении (словами vana или vanaspatī часто называют жертвенный столб или доски для получения огня трением), то с ними почти всегда происходит что-то нехорошее: они горят в лесном пожаре, их выкорчёвывает бурей, их срубают, их бьёт молнией. И практически никогда в Ригведе не встречается того, чего нынешняя чувствительность ждала бы от древней мифопоэтики, наверное, больше всего: романтического восхищения поэта красотой дерева или леса.
Агни и деревья
Чаще всего деревья упоминаются в связи с богом огня Агни. Лесной пожар – пожалуй, одно из самых душераздирающих и катастрофических зрелищ для современного любителя природы. Однако ригведийские поэты-риши описывают его с такой поэтической силой и воодушевлением, что невольно поражает:
RV 1.66.1-2: Свирепый, как дикий зверь, он преследует деревья (vanā siṣakti)RV 6.6.3: Гонимые ветром (vātajūtāso – буквально «подгоняемые Ватой (богом ветра)»), о Агни, во все стороны | Расходятся твои светлые лучи, о светлый... Они торжествуют над деревьями (vanā vananti), дерзко ломая (их).RV 1.143.5: (Этот) Агни ест-пожирает острыми зубами, | Как воин на врагов, он набрасывается на деревья. (yodho na śatrūn sa vanā ny ṛñjate)RV 1.65.7-8: Он пожирает деревья (vanāny atti), как царь (врагов; na rājā – буквально «как царь»). | Когда, погоняемый ветром (vātajūto), он кидается на деревья (vanā vy asthād), | Агни косит волосы земли.RV 1.58.4: Когда, о Агни, ты жадно кидаешься, как бык, на деревья, (vanino vṛṣāyase; vṛṣāyase – глагол от vṛṣa «бык») | Черен твой путь, о ты, со сверкающей волной (пламени), о нестареющий
(Здесь и далее перевод Ригведы Т.Я. Елизаренковой)
Лес, деревья противопоставляются людям: в RV 1.67.1-2 Агни описывается как «победитель среди деревьев, друг среди людей» (vaneṣu jāyur marteṣu mitro): Агни — враг деревьям, а потому — друг людям. Дикий невозделанный ландшафт воспринимается как враждебный человеку, а божественный Огонь — как помощник в деле его освоения.
Дальнейшее развитие этого представления — RV 10.28.8:
Боги выступили. Они несли топоры (paraśūm̐r abibhran). | Рубя деревья (vanā vṛścanto), они выступили вместе с подданными (abhi viḍbhir āyan; viḍbhir – от viś «народ», «племя») | Складывая внутрь (дерево) с хорошей древесиной, | (Там,) где сухостой, они его сжигают.
Здесь как лесорубы выступают боги вообще. При этом рубя деревья, они помогают людям вообще (viś). Сквозь это место гимна опять видно досадное, наверное, для современного романтического ума отношение древних к лесу во-первых как к ресурсу древесины и, во-вторых, как к фундаментально враждебной человеку стихии.
В ещё одном гимне к Агни (RV 1.127.3) мы находим интересную игру омонимии, проливающую ещё больше света на роль леса в Ригведе: «с искрящейся силой, пересекает зло, | Как лучший топор подсекает дерево» (druhaṃtaraḥ paraśur na druhantaraḥ). Здесь присутствует не раз отмеченная исследователями игра слов: druhaṃtaraḥ может расшифровываться и как druhaṃ-taraḥ «пресекая зло», и как dru-hantaraḥ «срубая дерево». Здесь вместо обычного vana употреблено древнее слово, восходящее к п.и.-е. *dóru и родственное русскому слову «дерево».
Это ещё раз весьма поэтично проясняет характер отношения риши к деревьям.
Рубка дерева как героический подвиг
Весьма частый мотив в Ригведе — сравнение победы Громовержца-Индры над своими врагами (в первую очередь — над змеем-Вритрой) со срубанием дерева:
RV 10.89.7: Он убил Вритру, как топор (рубит) деревья (jaghāna vṛtraṃ svadhitir vaneva)RV 2.14.1: Кто убил Вритру, сокрывшего | Воды, как дерево (раскалывает) молнией (jaghānāśanyeva vṛkṣam)RV 1.130.4: Рядясь в могущество, | В силы, в величие, о Индра, | Как плотник – дерево, срубаешь (vanino ni vṛścasi) ты нападающих (врагов), | Как топором срубаешь (paraśveva ni vṛścasi)RV 5.83.2: Он разбивает деревья и убивает ракшасов. (vi vṛkṣān hanty uta hanti rakṣaso) | Весь мир страшится носителя великого оружия. | Даже невинный сторонится мощного, как бык, | Когда Парджанья , гремя, убивает злодеев (hanti duṣkṛtaḥ)
RV 7.104.21: Как топор (входит) в дерево (paraśur yathā vanam)... (так) могучий набрасывается на ракшасов (sata eti rakṣasaḥ)Читатели Гомера могут заметить, что точно такой же мотив — сравнения победы над врагом со срубанием дерева — встречается и в Илиаде, что говорит об индоевропейской древности рассматриваемого нами мотива:
...но герой упредил: сопостата | Пикой ударил в гортань под брадой и насквозь ее выгнал. | Пал он, как падает дуб (ἤριπε δ'ὡς ὅτε τις δρῦς ἤριπεν – «упал он как дерево падает»; δρῦς <; п.и.-е. *dóru) или тополь серебрянолистный, | Или огромная со́сна, которую с гор древосеки | Острыми вкруг топорами ссекут (πελέκεσσι νεήκεσι; πέλεκυς — то же слово, что paraśú «топор» в Ригведе), корабельное древо.(13. 387-391; тот же оборот слово-в-слово: 16.482-484; перевод Н.И. Гнедича
В же другом месте Илиады содержится пассаж, до удивления похожий на описания лесного пожара, вызываемого Агни в Ригведе:
...мощный Атрид непрестанно | Гнал, поражая бегущих и криком своих ободряя. | Словно как хищный огонь на нерубленый лес нападает (πῦρ ἀΐδηλον ἐν ἀξύλῳ ἐμπέσῃ ὕλῃ); | Вихорь крутящийся окрест разносит его (ἄνεμος φέρει – «ветер несёт», ср. vātajūto), и из корней | С треском древа упадают, крушимые огненной бурей, (πρόρριζοι πίπτουσιν ἐπειγόμενοι πυρὸς ὁρμῇ) — | Так под руками героя Атрида главы упадали(11, 154-158; перевод Н.И. Гнедича)
Здесь для обозначения дерева употреблено слово ὕλῃ, «древесина», которое в позднейшей греческой философии будет применено для обозначения материи в противовес форме/идее. Это весьма важно, и подводит нас к следующему;
Лес в космологии
Всё вышеописанное никак нельзя объяснять некоей ненавистью к «природе» ведийских ариев или тягой к уничтожению и эксплуатации экосистем: такое отношение к лесу отражает его мифопоэтическую роль в космосе.
Современный романтически настроенный человек воспринимает дерево как нечто возвышенное и благородное, что и человека, в свою очередь, возвышает и облагораживает. Прямо противоположным было отношение ведийских риши. В гимнах ко всем-богам постоянно появляются длинные списки, перечисляющие всё что есть в космосе в качестве адресатов гимна.
В RV 7.34.23 в этом перечислении упоминаются деревья:
Это нам (пусть дадут) Богатства, Горы; это нам – Вoды, | Это (пусть дадут) сопровождающие дары (богини), Растения, а также Небо, | Земля с Лесными деревьями (vanaspatibhiḥ pṛthivī ) – единодушно! | Да защитят нас кругом Обе половины вселенной (ubhe rodasī)
О каких половинах вселенной (rodasī) идёт речь? Этот оборот встречается весьма часто в Ригведе, rodasī - это Dyāvāpṛthivī/Dyāvākṣamā, Небо и Земля, то есть ураническое и хтоническое начала, высокое и низменное. И именно к низменному, к хтоническому, вегетативному началу относятся напрямую и деревья (vanaspatibhiḥ pṛthivī). Именно поэтому ранее внимание было обращено на то, что у Гомера при сравнении победы героя с рубкой дерева оно именуется словом ὕλῃ, впоследствии «материя» в противовес идее/форме.
Ф.Б.Я. Кёйпер выделил две стадии космогонии в Ригведе: первая стадия — это недифференциированное мироздание, связанное с изначальными мировыми водами, с горой в этих водах, с первобытными беспорядочными стихиями. Тогда миром управляли pūrve devāḥ, «предшествующие боги», асуры (то же самое мы находим у греков — θεοὶ πρότεροι, «предшествующие боги», титаны; и у хеттов — karuilies siunes «предыдущие боги» — опять же, речь идёт не о специфически ригведийском, а об общеиндоевропейском, и весьма вероятно древнейшем представлении)
Вторая стадия космогонии по Кёйперу связана с подвигом Громовержца-Индры, убившего змея Вритру и тем самым породившего дуальный космос, разделив Небо и Землю и укрепив их порознь (то есть отделив высшее от низшего) и установившего центр мира (ajá ekapād). Именно это и является в подлинном смысле космогонией, γονή τοῦ κόσμου, рождением упорядоченного мира. «Предшествующие боги», асуры, отчасти подчинились Индре, став частью нового пантеона (Варуна), отчасти остались его врагами.
В RV 3.34.7-10 описывается слава Индры, которую он стяжал, совершив своё космогоническое змееборчество:
В сидении жертвователя эти его (подвиги) | Воспевают в гимнах вдохновенные поэты.Всегда побеждающего, избранного, дающего силу, | Захватившего солнце (sasavāṃsaṃ svar; в этом гимне — глаголы от от sān– «захватывать», «добывать», «брать добычей», «побеждать») и эти божественные воды, | (Того,) кто захватил землю и это небо (sasāna yaḥ pṛthivīṃ dyām), – | Индру радостно приветствуют (те,) кому поэтическая мысль – наслаждение.Он захватил скакунов (sasānātyām̐), и солнце он захватил (sūryaṃ sasān), | Индра захватил корову (sasāna gām), обильную питанием, | И власть над золотом он захватил (hiraṇyayam uta bhogaṃ sasāna). | Убив дасью, он поддержал арийскую расу (hatvī dasyūn pra aryaṃ varṇam āvat).Индра захватил растения (oṣadhīr asanod), дни; | Большие лесные деревья он захватил (vanaspatīmr asanod), воздушное пространство. | Он расколол Валу (bibheda valaṃ), оттолкнул спорщиков, | И стал он тогда укротителем заносчивых.
Если откинуть славословия, не имеющие прямого отношения к космогонии per se, то мы увидим, что здесь как подвиги Индры представляются три процесса:
1) Победа собственно бога Индры, завоевателя, героя, воплощённого могущества, над аморфным, неупорядоченным примордиальным мирозданием, представляемым змеем Вритрой и Валой (bibheda valaṃ)
2) Победа индоевропейцев, народа ориентированного на иерархию, культ героев, культ Солнца и Неба над доиндоевропейскими племенами с их оргиастическими и «природоцентричными» культами и примитивным социальным устройством (hatvī dasyūn pra aryaṃ varṇam āvat)
3) Победа человека над диким некультивированным пространством, представляемым лесом и деревом (oṣadhīr asanod; vanaspatīmr asanod)
Второе и третье, соответственно, выступают как земные продолжения и повторения изначального космогонического подвига Громовержца. Здесь проступает одна из важнейших черт ригведийской – и шире, индоевропейской мифопоэтики – представления о космогонии как о завоевании, как о вторичном насильственном упорядочивании и аристеическом подчинении первобытного хаотического мира. Каким же образом сам этот примордиальный мир появился на свет для благородных риши Ригведы было далеко не так важно, как для позднейшего индийского брахманического философствования.
Деревья проприируются и почитаются тогда и только тогда, когда указано на их покорённое положение в космосе:
«На счастье нам пусть будут травы (и) лесные деревья! (śaṃ na oṣadhīr vanino) | На счастье пусть будет нам Господин пространства победоносный (patir astu jiṣṇuḥ = Индра)!» (RV 5.35.5)
Прямо противоположную ориентацию, однако, мы видим за современным, романтическим превознесением деревьев, лесов и природы (к чему можно присовокупить и превознесение "благородного дикаря» и различных этнографических племён) — ориентацию на недифференциированный мир, на неиерархическое понимание человека, на низшие инстинкты самого человека, на доиндоевропейские — если не по букве то по духу — культы, аппелирующие к мистике «природы», плодородия, матери и «предыдущих богов».
