Часть I
Первая половина двадцатого века, Западная Европа: две супер кровавые мировые войны, которые пересекают мечты Жюля Верна и Герберта Уэллса о благих возможностях техники; наступление стали, нефти и фондовой биржи, гибель Бога, автора и искусства, кризис науки, логики и философии. Не случайно, а вполне ожидаемо, почему именно тогда, посреди безжалостного «сумрака Европы», ярко вспыхнула вечерняя заря – родился эпос, утверждающий кардинально противоположные ценности.
Скромный профессор германской филологии из Оксфорда еще до того, как стал профессором, в бараках Первой мировой начинает работать над легендами, которые якобы пересказывают события, произошедшие задолго до того, как наш мир изменился, и из него исчезли эльфы, энты, балроги и гномы. Он творит новую мифологию, новые языки, и эти языки буквально рождают новые сюжеты – собственно, так и утверждают некоторые исследователи наследия Джона Рональда Руэла Толкина.
Безусловно, он вкладывает в эти сюжеты вполне конкретные этические и политические взгляды (больше этические, чем политические, но все же). Моделью для Толкина является раннее средневековье, которое, собственно, он профессионально изучал. Как писал Дэвид Гребер в «Утопии правил», Арда – это мир, начисто лишенный бюрократии, в нем безраздельно доминирует героическая политика. Боги сражаются бок о бок с людьми и эльфами против зла, которое через зависть и спесь порождает один из них, Мелькор-как повествует нам начало «Сильмариллиона», один из самых талантливых создателей мелодий, творящих видимый мир. Космогония мира Толкина насквозь языческая, наиболее подобная ведийской. Несмотря на попытки некоторых интерпретаторов – прежде всего русского интеллигента Николая Эппле – представить творчество профессора как образцово Христианское, невозможно игнорировать многообразие богов у Толкина – от предковического Эру Илуватара (верховного Божества) до валар и майяр (к которым относятся, собственно, Саурон и Гэндальф).
В общем, в легендариуме Толкина содержится исключительно то, от чего кровь закипает в жилах. То, что побуждает немедленно собрать рюкзак и, какая бы ни стояла погода на улице и чего бы ни требовало от тебя начальство, двинуться к лесу, в горы, на пустынное морское побережье (где оно еще осталось). Если ты хоть раз искренне углубился в произведения Толкина, внутри тебя навсегда расцветает белое Дерево мир, значительно отличный от того, что окружает. Честь, доблесть, верность, отвага – что значат эти слова в мерцающем свете супермаркетов? Чем больше они превращаются в абстрактную формальность, тем более реальным становится тот мир, который вы носите в своем сердце.
Перерождение Дон Кихота? Иллюзии, высмеянные Сервантесом столетие назад? Думаю, на это можно просто не обращать внимания. Толкин осуществил то, о чем мечтали, но на что не удосужились все «консервативные революционеры» вместе взятые. Только человеку с крайне специфической психикой будет приятнее читать Эволу, чем «Сильмариллион». Мотивационный потенциал у них, впрочем, вполне соразмерен. Десятки взяли в руки взрывчатку, чтобы бороться с современным миром, когда ХХ век перевалил за половину; сотни и даже тысячи свалили в леса, переодевшись эльфами и орками. Забытая всеми, кроме занудных ученых-буквоедов, мифология обрела новую жизнь, воплотившись в блестящие архетипические образы и поступки. Какие бы убеждения ни имел сам профессор (отдадим им должное), именно его сочинения повлекли за собой то, какую питательную почву получило для себя современное язычество. И то, что любое фэнтези на аналогичную тему выглядит лишь как бледная тень толкиновского мира или же и откровенная пародия на него, еще раз подчеркивает эпохальность труда автора.
Часть II
Я глубоко убежден, что» Хоббита «надо читать в детстве, лет в 6-8,» Властелин колец « — в раннем подростковом возрасте (11-13 лет),» Сильмариллион " и связанные с ним Сказания (о Берене и Лютиене, детях Хурина и Падении Гондолина) — в начале юности (14-16 лет). Человек, совершивший это, никогда не сможет жить в одном из гигантских муравейников-мегаполисов, посреди серости асфальто-бетонных будней. Мир ее сердца не будет давать покоя, стремясь к приключению, подвигу или хотя бы достойному размеренному труду на собственной земле.
Несколько слов стоит посвятить идеологическим моментам, заложенным в легендариум профессора. Во-первых, он чисто в негативном свете показывает промышленную революцию, которую совершает Саруман сначала в Изенгарде, а затем и в Хоббитании (сюжет, который не попал в фильм). Технологиям пара и стали Толкин противопоставляет магию, проблематику которой, впрочем, не разрабатывает с протестантской скрупулезностью Джоан Роулинг, — магия в Арде просто органически существует, пока мир не изменился. Во-вторых, исследователи не раз подчеркивали, что политическим идеалом Толкина является Хоббитания (Шир). Хоббиты со всей очевидностью живут без государства и правителей; у них есть выборные старосты, но, очень вероятно, нет имущественного расслоения; они формально признают короля Гондора, впрочем, не похоже, чтобы сам Гондор хоть как-то управлял хоббитами. Важным моментом является то, что перипетии «Властелина колец» разворачиваются вокруг перстня власти – чрезвычайно опасного артефакта, который поглощает сознание носителя и приводит к губительным изменениям даже его тела. Думаю, это исчерпывающая характеристика того, как профессор относился к феномену власти.
Часть III
Толкин в своих письмах прямо писал, что из политических устроений ему больше всего нравится " анархия или неконституционная монархия» и делает заметку, что под анархией понимает «отмену контроля, а не усатых заговорщиков с бомбами». Помимо анархичности хоббитов (и энтов), в его произведениях очаровательно показана блестящая аристократичность эльфов и первых поколений людей – в том смысле, в каком аристократами были князь Кропоткин и многие смертники-народовольцы. Персонажи Толкина задают ролевые модели, крайне нетипичные для нашей глянцевой эпохи, но чрезвычайно ею востребованные. Впрочем, Николай Эппле в типичной для российских либеральных оппозиционеров манере в своем курсе на платформе «Арзамас» аргументирует и то, что Толкин неоднозначно оценивал чистый героизм – мол, он одновременно преподносит и критикует Беззаветный порыв против зла, которое все равно одержит победу; иногда он отстаивает вариант «спрятаться, поберечься».
История и космология Арды дуалистичны, Мелькор-Моргот и его наследник Саурон являются почти безусловным злом, хотя и имеют чисто божественное происхождение. Впрочем, эта дуалистичность, несколько смягченная непростыми этическими позициями Феанора, Турина Турамбара и Боромира, является главным двигателем сюжета – и, очевидно, замысла музыкальной темы, которая разворачивается эру Илуватаром. По сути, разворачивается прекрасная мелодия, которая должна развернуться-или вы хотели бы прервать симфонию на мажорной части?
Несмотря на скептические замечания Грибера, мол, миром фэнтези восхищаются, однако вряд ли кто-то на самом деле предпочел бы в нем оказаться, я знаю немало людей, которые охотно искренне променяли бы свою «однушку» на дом в Эдорасе или Ривенделе Третьей Эпохи (Великая война практически дала им такую возможность). Но не стоит забывать, что для нас бурные годы не закончатся радостью победного отдыха; нас не повезут из серебряной гавани в благословенный Край лебединые корабли. У нас есть лишь один прямой путь, древний путь – в пылающие объятия истинной Родины.
Профессору-честь, а его произведениям – слава! A Elbereth Gilthoniel!
