Актуальный мейнстрим, как академический, так и родноверческий, по всей видимости, склоняется к отождествлению древнеславянских божеств Велеса и Волоса. Мне представляется, однако, что этот вопрос сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Поэтому я бы хотел подбросить пару своих наблюдений в уже поистлевший огонь этой старой дискуссии.
Для начала разберём сведения, которые сообщают нам о Велесе и/или Волосе письменные источники. По понятным причинам в рассчёт не берутся источники, не сообщающие о Велесе и/или Волосе ничего, кроме самого факта его существования, либо рисующие его исключительно как христианского чёрта, такие как «Tkadleček», «Kázání litoměřického kněze», «Zpráva Tadeáše Hájka z Hájku», а также источники поздние, явно зависящие от более ранних и ничего сущностно к ним не добавляющие, такие как «Kronika Polska, Litewska, Żmódzka i wszystkej Rusi», «Густынская летопись» и «Пискаревская рукопись». Отдельно замечу, что припев «Vele, vele, stojí dubec prostřed dvora» знаменитой древнечешской колядки, иногда связываемый с Велесом, по всей видимости, не имеет отношения к этому божеству, потому что vele здесь с большей вероятностью восходит к чешск. vedle ‘рядом, возле, около’ с диалектным переходом dl > l.
Велес: упоминается в четверице богов, состоящей из Трояна, Хорса, Велеса и Перуна («Хождение Богородицы по мукам»), покровительствует поэтам («Слово о полку Игореве»), в Ростове стоял его каменный кумир («Житие Авраамия Ростовского»), отождествляется с греческим Зевсом («Житие Авраамия Ростовского»), ильменские словене честовали его 1-го марта («Грамота Александра Македонского славянам»), он находится за морем («Kniha Gezusa Syracha», «Postilla ewangelitska»).
Волос: обладает устойчивым эпитетом «скотий бог» («Повесть временных лет», «Слово некоего христолюбца», «Обычное житие Владимира»), в рассказе о жителях Медвежьего угла связывается со скотом напрямую («Сказание о построении града Ярославля»), упоминается в паре с Перуном («Повесть временных лет», «Слово некоего христолюбца»), его именем клянутся («Повесть временных лет»), его кумир стоял в Киеве и был свержен в Почайну во время Крещения Руси («Обычное житие св. Владимира»), в его капище в Ярославле горел неугасимый огонь, поддерживаемый приставленным к капищу жрецом, в случае же угасания огня жребием избирался новый жрец, убивавший старого и возжигавший новый огонь («Сказание о построении града Ярославля»).
Легко заметить, что перед нами не просто два разных имени, но и разные образы, скрывающиеся за этими именами, в которых совпадает разве что соседнее с Перуном место в перечнях божеств (но с Перуном в паре может упоминаться и Хорс, что едва ли даёт основания для отождествления Хорса с Волосом). Иногда указывается как на параллель покровительство Велеса поэтам, т. е. на связь с жреческой функцией, и наличие в Ярославле жреца Волоса. Данная «паралелль» сомнительна, поскольку из самого факта наличия у божества жреца никак не следует то, что это божество покровительствует именно жреческой функции: жрецы есть у любого божества, у которого есть культ, а не только у жреческих богов.
Если бы Велес и Волос не обладали сходными именами, мы бы вряд ли даже подумали, что их можно отождествить, чего, вероятно, до определёного времени не делали и сами носители традиции, потому что данные имена твёрдо закреплены за определёнными образами и никогда не путаются друг с другом.
Единственное известное мне сведение, которое можно проинтерпретировать как отождествление этих божеств, это сообщение Елпидифора Барсова об обряде «завивания бороды» у крестьян Новгородской губернии 19-го в.:
«Когда выжнутся, оставляютъ на полѣ небольшой кустикъ колосьевъ и говорят одной жнеѣ: „Ты верти бороду Волосу, или В е л е с у, другояко скажутъ“»
Однако из этнографии мы знаем, что «бороду» на последнем оставшемся несжатом снопе завивали для самых разных сущностей: для Ильи, Николы, Кузьмы и Демьяна, Христа, животных, птиц или полевого, из чего, естественно, не следует вывод об их тождественности.
Можно было бы указать на некоторые косвенные параллели, например, на праиндоевропейские представления о загробном мире о пастбище или луге, и на основе этого связать представление о Волосе как «скотьем боге» с представлением о Велесе как о покровителе Загробного царства. Данное рассуждение хотя опирается на фактически верную предпосылку, методологически, в свете вышеизложенного, выглядит скорее как подгонка фактов под уже заданную теорию, а не как построение теории исходя из имеющихся фактов.
В лингвистическом плане у отождествления Велеса и Волоса также есть проблемы: для восточнославянских языков альтернация -olo-/-ele- аномальна и встречается всего лишь в паре примеров, поэтому сложно возвести теонимы Велесъ и Волосъ к общему этимону. Тут следовало бы предполагать либо табуизацию с народной этимологией, что, впрочем не объясняет, почему одновременно продолжали бытовать две формы имени, чётко привязанные к разным образам, либо суффиксальную вариативность -es-/-s- (тогда др.-слав. *velesъ > др.-рус. Велесъ, др.-слав. *velsъ > др.-рус. Волосъ), что было предложено Олегом Трубачёвом. Последнее решение выглядит фонетически элегантно, но всё же сомнительно ввиду весьма малого количества примеров подобной вариативности (по сути только ятвяжск. bilsas ‘белый’, лит. Bi̇̃lsas, название озера, и др.-слав. *bělesъ ‘белёсый’). Сложно согласиться с теорией, рассматривающей древнерусского Волоса как интерпретацию христианского Власия, которую растираживал в своё время Лёв Клейн, поскольку вряд ли можно говорить о развитом культе христианского великомученника у ещё некрещённой руси к началу и середине 10-го в.
На мой взгляд, пролить свет на происхождени и суть этих божеств могут параллели с ведийской традицией.
Так, Велес ещё по меньшей мере начиная с Романа Якобсона сопоставляется с Варуной: помимо того, что имена обоих божеств восходят к п.-и.-е. корню *wel- ‘умереть’, ‘трава’, ‘видеть’, ‘хотеть’, ‘(по)вернуть(ся)’, ‘рвать’, ‘влажный’, ‘волосы’, ‘шерсть’, ‘лес’, ‘обмануть’, ‘луг’, ‘пастибще’, Варуна является господином космических вод во всём их многообразии, что было показано немецким индологом Генрихом Людерсом. Связь же Велеса с водной стихией следует из чешского выражения «někam k Velesu za moře», гуцульских легенд о селе Велеснице («Я чув, що ту були колись великі води. А керував ними такий сильний чоловік Велес...», «Ту якийсь богатиря був, що йому води належали. Називався Велес...»), а также легенды о происхождении села Велеша под Волховом («[Л]юбая бабка тут расскажет, что имя деревни происходит от имени рыбака „Вeлеша“. И только родившийся здесь еще в начале 1930-х Коля Малин оборвёт: — Да не слушай ты их. Не рыбак это был, а бог. — Какой ещё бог? — Да бог Вeлеш»). В РВ V 85.3-4 Варуна выступает как бог дождя. Уж не связью ли Велеса с дождём мотивировано его отождествление с Зевсом в «Житии Авраамия Ростовского»? Впрочем, вероятнее будет, что для древнерусского книжника имя греческого Громовника было именем языческого божества вообще. Наконец, Варуна как и Велес, связан с поэзией, знанием и мудростью (РВ V 85.6), (РВ VII 88.4), (РВ I 24.13), (РВ I 25.20).
Что касается Волоса, в сравнительной перспективе к нему близок ведийский Рудра, называемый в Ведах Paśupati ‘владыка скота, пастух’ (АВ II 34, АВ XI 2.1-2). Сын Рудры Картикея (иногда и сам Картикея может называться Рудрой) был воспитан девами Криттиками (Плеядами), вскормившими его своим молоком. Это невольно заставляет вспомнить древнерусское название созвездия Плеяд Волосыни, соотносимое с именем Волоса. Кажется, ранее эта параллель никем не замечалась. Наконец, сопоставление Рудры с Волосом открывает новую возможность для этимологии последнего: чешский лингвист Вацлав Махек предложил оригинальную этимологию Волоса, согласно которой он восходит к др.-слав. *velsъ, возникшему в ходе табуистической метатезы из более древнего *selvъ, соответствующего санскр. Śarva ‘стрелок, лучник’, одному из эпитетов Рудры. В таком случае оба теонима восходят к п.-и.-е. *ḱelwós, от корня *ḱel-, давшего также лат. cēlō ‘скрывать’, др.-ирл. celim ‘то же’, др.-в.-нем. helan ‘то же’, hellia ‘преисподняя’, др.-исл. Hel ‘повелительница дома мёртвых’, что в конечном итоге указывает на божество внешнего и потустороннего мира. Данная этимология была раскритивана Максом Фасмером, потому что она объясняет др.-рус. Волосъ, но не может объяснить др.-рус. Велесъ. Действительно, отождествление Волоса и Велеса — слабое место в теории Махека, но если мы примем изначальное разделение имён и образов этих божеств, то этимология Махека выглядит, с учётом сравнительно-мифологического материала, гораздо убедительнее на фоне остальных, разбираемых в этой статье.
В заключение я бы хотел подчеркнуть, что, несмотря на изначальное различие, Волоса и Велеса, их образы образы обладают некоторыми сходствами, так же, как и Рудра с Варуной, а имена — поразительным созвучием. Эти обстоятельства естественным образом могли способствовать сближению или даже отождествлению этих божеств, что мы, по всей видимости, можем наблюдать в образе восточнославянского Николы, обладающего как «волосовыми» (например, покровительство над скотом), так и «велесовыми» (например, связь с водой стихией) чертами. Всё это наталкивает на мысли о полигенезе образа того, кого современные родноверы называют Велесом, вобравшего в себя образы как минимум двух разных божеств.
