В схватке "один против всех" остановка равносильна поражению
Как шкура слезала
"Шкуру спущу!"
- любимая поговорка Лесьяра.
И хотя отроков зря не бил и никогда не сёк, но на вычении от усердия шкура сама слезала, да по нескольку раз за день. Обыкновенным делом был в его руках ослоп, которым он приводил в чувство зазевавшихся "сыроядцев", как он любил называть своих подопечных.
- Ять, ять, сыроядцы!
— порыкивал дядька медведем-аркудой, прохаживаясь по ристалищу.
Уноты — отроки постарше, с напряжёнными лицами сжимали в руках луки. Их урок был прост: бить стрелой навскидку зазевавшихся деток — Варяжку и его ровесников, лишь недавно оказавшихся воспитанниками Лесьяра, в то время как детки упражнялись в движении.
Варяжке казалось, что капля пота высыхает, едва касается раскалённого солнцем песка, который он без конца месил уставшими ногами. На поле были расставлены столбики из камней, а течь между ними следовало так, чтобы не стронуть ни один. И главное — останавливаться нельзя. Только встанешь — тут же стрелу словишь. И хоть вместо наконечника на ней моток мягкой ветоши, но каждый удар оставляет болючую ссадину на теле, от которых хотелось выть.
- Устал — встал! Встал — упал!
- покрикивал Лесьяр, подбадривая ослопом унотов, чтобы те били резче.
У них своя задача — попасть, не выцеливая. Они деток не щадят, детки сами о себе позаботиться должны, для того им ноги и даны...
Зачем белке хвост
Ноги сначала тяжелеют и болят, потом горят, потом просто перестаёшь их ощущать. Варяжка видел этот пляс лишь дважды, когда довелось наблюдать за ристалищем воев, а теперь разучивал его сам. Пляс это называли метелицей.
Метелица — как лёгкая вьюжка, понимающая рыхлые снежинки, не успевшие намертво вмёрзнуть в наст. Её не предугадаешь, не поймаешь и, конечно, не выцелишь.
Когда метелица вовлекает в пляс, то перестаёшь понимать, что именно делается. Ноги сами раскручивают незримое коло, а потом рвут его внезапно и уносят тело куда-то в сторону, качают, как рябинку на лютом ветру. А рука становится нужна, как белке хвост, когда та прыгает с ветки на ветку — чтобы помочь сохранить равновесие.
Если во время метелицы забыть о ногах и посмотреть, что делают руки, то узришь, что и они живут своей жизнью — плетут замысловатые узоры, которые Лесьяр называет вьюнком. Если тяжёлый наруч закрыть на предплечье, то лёгкий вьюнок можно оборотить тяжёлым ударом, от которого кровь с ушей хлещет.
- Буди!
- рычит Лесьяр и направляется к клети.
Значит, вычение закончено и можно ополоснуть ссадины в реке. Усталость такая, что даже говорить ни с кем не хочется. Кажется, что если в омут попадёшь — утонешь сразу от бессилия.
На берегу Варяжка цепляется взглядом с одним из унотов, и колени вдруг сами рвут в сторону, пытаясь спасти тело от возможной стрелы. Унот лыбится: он знает, что после Лесьяровской мудрости детки больше не властны над собой — желают того или нет, но будут чуять стрелу спиной и уходить от неё раньше, чем успеют сообразить. И нельзя иначе на выбранном ими пути, ибо лишь тот, кто потерял семь шкур, пытаясь сохранить движение на ристалище, сумеет сохранить шкуру целой и на поле...
