«...мы можем заметить часто встречающееся смешение понятий, благодаря которым игрушками называют предметы религиозного культа. Так, например, к игрушкам относят, называя „куклами“, могильные и обетные приношения, а также изображения различных духов у малокультурных народов. Мы знаем о существовании родовых кукол — „амагандар“, покровительниц домашнего очага у таулетов [алеутов(?), — прим. В.], знаем, что среди обетных приношений гольдов и среди множества существующих у них бурханов встречаются изображения зверей, птиц и рыб, а главные их духи-охранители изображаются медведем — „доонта“, пантерой — „ярга“, и тигром — „амбан-сео“, но вряд ли эти чтимые животные могли у гольдов послужить сюжетами для детских игрушек. Известно, например, что у народов, имеющих культ медведя, у остяков и вогулов, игрушек, изображающих медведя, совершенно не встречается. <...>

О ситуации ритуала наиболее полные и достоверные сведения сообщают заговоры.

Самая общая картина такова — заказчик ритуала, находящийся на профанической периферии, в определенное время (на утренней заре, в черных заговорах — в полночь), совершив определенный обряд (благословясь, перекрестясь, умывшись водою, росою, вытеревшись тканым полотенцем), отправляется в путь к сакральному ритуальному центру, находящемуся на „раздолье“, откуда открываются все четыре стороны света.

Церковь потратила не одно столетие, чтобы укоренить свой взгляд на языческие святилища — как на примитивные сборища деревянных и каменных истуканов. К сожалению, этот взгляд не только укоренился, но и активно поддерживается по сей день.

„Язычество проявило полную свою несостоятельность, — утверждает известный исследователь древнерусской культуры Г.К. Вагнер. — В Константинополе сияли красотой монументальная культура и живопись, а на Руси люди молились на открытых, окруженных земляными канавами капищах“

Интересное свидетельство о «служении чернобогу» приводит в своём повествовании о крестьянской жизни, основанном на материалах из Рязанской губ., этнограф, художница Ольга Петровна Семенова-Тян-Шанская (1863—1906):

В Витове в одной из ям находился череп лошади и кругом него черепки, в другой яме — череп оленя и рядом с ним очаг, выложенный черепками. В Крушвице в яму были помещены сожжённые кости животных и сосуды.

В яме на селище Лонцки лежали два черепа мужчины и женщины, лишённые нижних челюстей, челюсть лошади и скелет собаки.

...прибалтiйскiе язычники, обоготворяя явленiя природы, поклонялись камнямъ и священнымъ деревьямъ, и, вѣроятно, какъ остатокъ этихъ религiозныхъ вѣрованiй, Олеарiй уже въ началѣ XVII столѣтiя наблюдалъ близъ Нарвы церемонiю поклоненiя какому-то камню.

Выдающийся болгарский историк, археолог, этнограф и филолог Йордан Иванов в своём исследовании культа Перуна у южных славян (1903) сообщает:

Святочное переряживанье есть Русскiй народный маскарадъ, который издревле извѣстенъ на Руси, такъ равно и во всей Европѣ. Маски же, употребительныя въ глубокой древности, въ оргiяхъ Бахусовыхъ, какъ средства противъ очарованiя, назывались у Рускихъ Славянъ личинами, а въ Кормчей рукоп. XIII в. обличьями игрѣць и ликъственникъ, также наличниками, въ Стоглавѣ скаредными образованiями, потомъ лицами косматыми, козлими, сатирскими, окрутами, скуратами и лудами, а самое маскированiе и переряживанье — москолюдствомъ и окручаньемъ: первое вѣроятно происходитъ отъ соединенiя словъ Тосканскаго massa, маска и люда, а другое сходно съ Греческимъ γρύτη, γρυτάριον ветошь, рубище, въ какое окручались окрутники.

В «Грамоте царя Алексея Михайловича шуйскому воеводе Змееву о Коляде, Усени и народных играх» (1649) находим:

10740
Детинец древнерусского города Родня на диораме в Черкасском областном краеведческом музее

В качестве топонимического обоснования культа Рода Б.А. Рыбаков указывает на город Родень на реке Роси:

Поиск

Журнал Родноверие